Холмы; 1914

8 июля 1914; Главная бухта, Ларн, Северная Ирландия

Синева окутывала все вокруг. Вода обжигала холодом обнаженную грудь и кончики пальцев, когда он нырял в серую глубину. Она окутывала подобно стае медуз, штаны вздувались и выталкивали его обратно на поверхность. Он без особого труда нырял глубже, борясь с водой, он словно стал ее частью. Соль жгла глаза, а глубина казалась бесконечной, но мальчишка был где-то там. Михаил точно знал, он сам видел, как тот сиганул с утеса, видел, как он скрылся под водой. Что-то пошло не так. Михаил знал, что такое тонуть. Волны больно били по лицу, когда он выныривал на поверхность. Но он погружался под воду снова и снова, от каждого вдоха жгло горло, а рот наполнялся солью, руки сводило от холода так, что пробирало до костей. Его легкие напоминали аквариум, переполненный водой. Но он продолжал бороться, смаргивал соленые капли, тяжелое мрачное небо исчезало из виду каждый раз, когда он скрывался под водой. Как только на глубине промелькнул отблеск бледной руки, его сердце зашлось от скорого бега, он нырнул глубже, еще глубже, пока не схватился за скользкое запястье и потянул на себя. Обвив руками безвольное тело, Михаил вытащил мальчишку на поверхность, прижимая его тело к своей груди, в которой не осталось воздуха. Он весь закоченел, из груди вырывался кашель, но мальчик был жив, покоясь в его руках. Михаил с трудом закинул мальчишку на лодку, подталкивая его бессильное, грузное тело через бортик. Забрался следом, встал босыми ногами на нижнюю палубу и потянулся, чтобы найти грузоподъемник на периллах. Вода растекалась под ним, катилась со лба и капала на палубу, пока он бродил по палубе и пытался набрать в легкие воздуха. Мальчишка, мертвецки бледный, лежал рядом. Рыжие волосы мальчика прилипли ко лбу, а на груди виднелась целая россыпь бледно-рыжих веснушек, которые походили на плеяду звезд. Кожа стала молочно-белой, весь цвет будто вышел из нее, рот был приоткрыт, а влажные, блестящие губы посинели. Михаил рухнул на колени рядом с ним, приподнял его голову, слегка запрокинул назад и выдохнул ему в рот, их губы были болезненно холодными. Он надавил мальчишке на грудь, сильнее, снова и снова, прежде чем вновь вдохнуть воздух в его легкие. К тому моменту, как мальчик начал судорожно кашлять, небо разразилось дождем. Его губы слегка порозовели, а тело согнулось напополам, когда мальчишка едва не разорвал собственные легкие в попытке вдохнуть как можно больше воздуха. Михаил придвинулся ближе, чтобы помочь ему сесть. Спиной тот жался к груди Михаила, пока его рвало водой на палубу. Все тело трясло, пальцы крепко сжимали штаны Михаила, а костяшки синели. Его снова вырвало, он кашлял, наклонившись вперед. Михаил убрал волосы мальчика со лба, но дождь продолжал заливаться в глаза, и ни один из них все равно ничего не видел. Михаил подхватил мальчика под руки и помог подняться, чтобы довести его до каюты, сбитого с толку и потерянного. Его трясло как сумасшедшего, а комната тонула в темноте. Михаил усадил мальчишку на свой изъеденный молью гамак, который служил ему постелью, и быстро помог стянуть мокрую куртку и штаны, одеялом укутал его плечи. Они не сказали друг другу ни слова. Глаза у мальчика были такими зелеными, словно вокруг темных зрачков раскинулись настоящие холмы, и у Михаила перехватывало дыхание каждый раз, когда он заглядывал в них. Он видел его прежде, на рынке, где мальчик с удовольствием продавал мешки с ячменем, на палубе, где тот прыгал по камням, не касаясь волн, пока те все же не облизывали кончики его пальцев. Михаил наблюдал издалека и восхищался им так же сильно, как не хотел признавать этого, и вот теперь мальчишка сидел перед ним с трясущимися посиневшими от холода губами и полным ужаса взглядом. Закусив нижнюю губу, Михаил направился к небольшой деревянной печи, стоявшей в другой стороне небольшой каюты, за ним потянулась вереница мокрых следов. Разведя огонь, чтобы прогреть каюту, он взял еще несколько одеял, но, когда вернулся к мальчику, тот уже спал, свернувшись на боку. Зеленый гамак неторопливо покачивался. Михаил поставил чашку с водой на деревянный ящик рядом с гамаком, взял одеяла и осторожно укрыл ими мальчика. Давно в его постели никто не спал, и он не знал, что теперь делать, кроме как устроиться на стуле рядом и слушать, как дождь барабанит по крыше. Он совсем не знал этого мальчика, но было в нем что-то особенное, что-то, что переполняло его до краев, и Михаил понятия не имел, что это. Его с головой затопило благоговением и страхом. -- Михаил еще долго сидел рядом, наблюдая за тем, как грудь мальчика мерно поднимается и опускается. Он не хотел уходить, оставлять его, боялся, что тот перестанет дышать, пока его не будет рядом. Так он просидел до тех пор, пока не уснул сам, уронив голову на грудь. Над их головами затихал шторм. Ему снилось море и мальчик, который походил на солнечные лучи. Проснулся он наутро, когда солнце вовсю било в окно. Провел руками по лицу, сонно потер глаза, спина захрустела, когда он потянулся. Мальчишка все еще спал перед ним. Михаил решил не будить его, пусть спит, а он пока займется своими делами. День выдался солнечным, рыбы удалось поймать много. Изредка он заглядывал в каюту к мальчишке, к полудню того совсем перестало трясти. Михаил оставил краюшку хлеба возле него и вернулся на палубу, чувствуя облегчение от того, что тень болезни, готовая накрыть мальчика, отступила. Проснулся мальчишка лишь к вечеру. - Этот хлеб для меня? Михаил едва не выпрыгнул из своей утомленной солнцем кожи. Обернулся и увидел, как мальчишка замер в дверном проеме. - А для кого еще? – раздраженно спросил он, не привыкший к тому, что его отрывали от работы. Пришлось собрать все силы, чтобы заговорить на английском. Мальчик взглянул на него, отломил кусочек хлеба и неспешно подошел к тому месту, где работал Михаил. Он надел свои штаны, все еще хрустящие от соли, зато сухие. - Что произошло? Михаил поднял глаза и разозлился от того, насколько ощутимой стала их разница в росте. Мальчишка высился над ним подобно старому дубу. - Не помнишь? Твоя глупая ирландская задница решила, что неплохо будет сигануть с того утеса, - Михаил напряженно думал, пока выдавливал из себя слова на неродном ему языке, который едва ли давался ему так легко. Он отвел взгляд от мальчишки и заметил, что пристань становилась все ближе и ближе. Солнце уже садилось за их спинами, и волосы мальчишки стали напоминать золотистые пшеничные поля. - Я доказывал свою правоту, - улыбнулся мальчик и отправил в рот последний кусок хлеба. - Какая от твоей правоты польза, если ты мертв, парень? - Разве я мертв? - Нет, но лишь потому, что я спас твою жалкую задницу. - Значит, я доказал свою правоту, - рассмеялся мальчишка, и Михаил закатил глаза. - Что бы ты там ни доказывал, полагаю, оно не имеет ничего общего с прыжками с чертового утеса прямо на каменистое дно в разгар шторма, особенно, если ты… - Не умею плавать. - Именно… ты что, парень, плавать не умеешь? Что? У тебя там совсем мозгов нет? - Я пытался доказать, что прав, - пожал плечами мальчишка. - Ты невероятный идиот, - по непонятной причине Михаил улыбался. А мальчик улыбался в ответ, его щеки округлялись, пока он жевал, а в зеленых глазах ярко сияло что-то такое, чему Михаил не мог подобрать названия. - Идиот, сумасшедший, зови, как хочешь, - сказав это, мальчишка протянул ему руку. – Я Йен, к слову. Михаил не протянул свою в ответ, он был занят: пытался не разбить лодку о причал и стереть улыбку со своего лица. - Михаил, - пробормотал он, и Йен все же схватил его за руку, отчаянно ее потряс, после чего обогнул мачту и отошел к другому борту. Он ловко перемахнул через перила и глупо улыбнулся Михаилу. Его щеки вновь обрели розоватый оттенок. - Рад нашей встрече, Михаил, и спасибо, что спас меня! – с этими словами он спрыгнул на причал и побрел в сторону берега. Михаил в недоумении взглянул на него, а после махнул ему рукой. - Эй, Йен! – позвал он, не понимая, что делает, неожиданно внутри него зазвучал голос. Михаил и сам не знал, откуда он идет. Знал он лишь, что имя Йена так приятно слетало с его губ, что его словно разом оглушило. – Захочешь научиться плавать, приходи, могу тебя научить! Йен улыбнулся ему и отсалютовал, как перед капитаном, прежде чем развернуться и побежать босыми ногами по причалу. Михаил не слишком понимал, что именно только что сделал, но по какой-то невообразимой причине, он надеялся, что Йен еще вернется.