Плоть

      Утро выдалось пасмурным, за окном противно моросило, и мелкие невесомые капли оседали на одежде прохожих тяжелой, влажной вуалью. Токио заволокло серой безрадостной дымкой. Ёрико то и дело тоскливо поглядывала в окно, без интереса ковыряя остывающий завтрак, хотя уже сутки не держала во рту и маковой росинки, исключая вечерний кофе. Несмотря на ситуацию, организм требовал свое, а желудок то и дело урчал, напоминая хозяйке о своем существовании, но той, что называется, кусок в горло не лез.       Причиной противного комка в горле служил Аято, замерший на противоположном краю стола и хлещущий уже третью порцию кофе за сегодня. В утреннем свете он показался Ёри бледным и терзаемым какими-то внутренними противоречиями. Спал ли Киришима в эту ночь, Акияма не знала: после ухода Канеки ее "любезно попросили" скрыться в спальне и не высовываться до утра. Она ни разу не поймала на себе холодного взгляда, но ее не покидало стойкое ощущение, что за каждым ее вздохом пристально следят и чего-то выжидают.       Возможно, он голоден, и даже такая костлявая рыбина кажется ему аппетитной, — размышляла девушка, уныло сгорбив плечи. До нее медленно начало доходить, что каждая минута может стать последней и весьма мучительной — все зависело от прихоти Черного Кролика, в чью тайну она так неосторожно влезла. Почему, собственно, еще жива, Ёри не слишком задумывалась, а уж спросить у нее не хватило бы духу.       Сломанная рука горела отвратительной болью — действие обезболивающего, которое вколол доктор, давно закончилось. И хотя сегодня они должны были посетить больницу, это не добавляло хорошего настроения: у Ёри все еще не было подходящей одежды, да и спутник подобрался не из приветливых. Потому девушка чувствовала себя все более несчастной, лишенной простого права защищаться.       — Долго ты еще будешь копаться в этом..., — Аято не договорил и скривился, указав кивком на плошку с рисом. — Что это за мерзость?       — Карри быстрого приготовления, — автоматически отозвалась Ёри, удивляясь его неосведомленности. Понятно, что гули не слишком разбираются в человеческой пище, но чтобы настолько? Вообще-то она любила карри, но сейчас натянутые нервы позволяли думать только об опасном существе напротив.       — Оно воняет, — рыкнул Киришима, резко поднявшись и с грохотом отодвигая стул так, что Ёри даже подпрыгнула от громкого звука. Он заметил это и задумчиво прищурился.       — Если не намерена есть, выкинь и собирайся: нам уже пора, — с этими словами синеволосый гуль скрылся в ванной. Акияма проводила его облегченным взглядом и титаническим усилием заставила себя проглотить несколько ложек, после чего со вздохом поплелась выкидывать остатки. Она никогда не жаловалась на слабый желудок, но сейчас хотелось перестраховаться.       Не найдя чем еще себя занять, Ёрико, как могла, расчесала волосы пальцами. Душ она приняла рано утром, и от того касания грязной одежды были вдвойне неприятны. От еще влажных волос пахло чем-то свежим, но ненавязчивым, мятный гель для душа приятно холодил кожу. Судя по всему, у гулей было весьма тонкое обоняние, и к резким запахам они относились негативно, особенно ее новообретённый конвоир.       Тем временем Аято вышел из ванны, управившись по-мужски быстро. Он надел вчерашние черные джинсы и, ничуть не смущаясь оголенного торса, целенаправленно проследовал босыми ступнями к ведру на кухне, не переставая принюхиваться. Ёрико даже дышать перестала при виде его обнаженного подтянутого тела. Аято вытирал волосы махровым полотенцем, а маленькие бисеринки воды серебрили мускулистые плечи. Никакого смущения или демонстрации с его стороны, да и с чего бы? Ёрико не могла знать наверняка, но предположила, что его, скорее всего, совершенно не интересуют человеческие женщины, разве что в качестве закуски. Возможно, ему даже противно думать о ней как-то иначе. От этой мысли девушка поежилась и неловко заерзала, мечтая провалиться между подушек дивана.       — Сейчас же выкинешь это свое карри, — брезгливо проворчал парень, все еще сверля взглядом мусорку. Это старческое ворчание звучало забавно, особенно если учесть, насколько сварливо Аято насупил брови. Можно даже подумать, что он совершенно обычный юноша с повадками неформала.       — Ты готова? — он обернулся и удивленно выгнул бровь, заметив, как быстро Ёри отвела взгляд. А ей казалось, что думать о таких мелочах в высшей степени глупо в подобной ситуации.       — Мне не в чем идти, — только и сказала она, дивясь силе собственного самообладания и ровному тону. Она не считала себя падкой на смазливую внешность, но вынуждена была признаться себе, что не может оставаться абсолютно равнодушной.       — Пойдешь в этом, — Аято пожал плечами, повесив полотенце на шею и поставив грязную кружку в раковину. Ёрико почувствовала неожиданный прилив раздражения: он мог свернуть ей шею за секунду, мог сделать больно, пускай: она ничего не сможет поделать. Но он не имеет права заставлять ее идти по улице в рванье, хватит с нее унижений!       — Нет, не пойду, — брякнула Акияма, вздернув нос. — Это только привлечет внимание, а тебе оно надо?       И замерла, с тревогой ожидая ответной реакции, которая могла быть любой.

***

      Аято с трудом примеривал шаг к походке Рыжей, искоса разглядывая ее и ехидно ухмыляясь себе под нос. Маленькая человечка просто утопала в его толстовке, в которую беспрестанно по-сиротски куталась, недовольно поглядывая на хмурое небо из-под глубокого капюшона.       Поначалу его разозлило ее упрямство, но волей-неволей пришлось признать, что ее слова не лишены смысла и внимание им точно ни к чему, а порванная грязная футболка никак не поможет скрыться в толпе. Впрочем, толстовка, которая висела на ее плечах как куль, нисколько не красила девчонку в глазах прохожих. Парень не знал, почему, но внутри что-то удовлетворенно екнуло, когда стало ясно, что его спутницей никто не интересуется, а иные даже провожают насмешливыми взглядами.        Но Ёри шла молча, игнорируя окружение, и то и дело придвигаясь к нему поближе, чтобы не потеряться в толпе. Сейчас от нее пахло чем-то родным и знакомым: она пропиталась запахом его вещей и дома, так что Киришима не был против ее близости. Акияма трогательно прижимала сломанную кисть к груди, очевидно, в попытке убаюкать боль, что заставляло вспомнить вчерашние слова Кена: люди удивительно хрупки. Очень непрактично с их стороны.       Сегодня утром ему показалось, что в этой рыжей голове забрезжил лучик здравого смысла: во время завтрака девушка была сама не своя от волнения, а в один момент, кажется, всерьез испугалась. Но, судя по дальнейшему ее поведению, он зря надеялся. И о чем она только думает, всерьез рассматривая возможность совместного проживания с гулем? Нет, выбора у нее, разумеется, не было, но могла быть хоть истерику отчаяния устроить ради приличия.        Аято приобнял погруженную в себя человечку за плечо на светофоре, потому как та едва не ломанулась на проезжую часть раньше времени, и тут же отпустил, столкнувшись с немым вопросом в ореховых глазах. Ему ничего не стоило коснуться ее, точно так же, как и убить, но Киришима не стремился делать ни того, ни другого, настороженно присматриваясь к чужому поведению.        По прошествии нескольких дней он успел сделать вывод, что иметь домашнего человека забавно, а иногда даже полезно. Ёрико завела привычку убираться, но к его вещам относилась едва ли не трепетно, и Киришима не возражал. Иногда она выходила прогуляться, но редко, а чем она занималась в его отсутствие, парня интересовало в последнюю очередь.        Их общение сводилось к обсуждению той или иной пищи, которую она себе готовила, пользуясь щедрыми запасами Одноглазого. Она рассказывала, а Аято, зачем-то выслушивая, в конце подводил неизменный итог: вонючая гадость.        Никаких вещей из старого дома он ей так и не принес, да и глупо было бы туда соваться после случившегося. В результате Ёрико буквально срослась с той самой толстовкой, которая доходила ей чуть ли не до колен, и взяла моду ходить по дому без джинсов. Аято никак не мог взять в толк, чего ради она так спокойно оголяется в его присутствии, словно он пустое место. Должно быть, вбила в голову очередную чушь, она же ненормальная.        Рыжая вообще была странной. Проявляла признаки хозяйственности, но ни единого раза не выказала недовольства по поводу очередного беспорядка там, где недавно убиралась. Кажется, она смущалась есть в его присутствии, но неизменно терпела за столом. Ёри не жаловалась, только подмечала что-то время от времени и вообще не стремилась вызвать сочувствия, стоически перенося боль в сломанной руке молча. Впрочем, Аято быстро это надоело, и он купил обезболивающее, порадовавшись, что к нему не лезут с излияниями благодарности. Просто вслушиваться в ее надсадное сердцебиение, словно окованное болью, для него было неприятно.        Питался Киришима умеренно и по ночам. Проскальзывала иногда мысль перекусить при Акияме, но что-то подсказывало, что тогда в их странных отношениях недозаложницы/недотюремщика все окончательно перевернется вверх тормашками. Им и так приходилось ходить по шаткой границе, слепо нащупывая ее, а каждый шаг мог привести к катастрофе. Что Канеки скажет, если застанет Кролика за обгладыванием косточек? Благо, Аято умел быть терпеливым и успешно подавлял инстинкты. Все, кроме одного.        Раньше, разумеется, ему и в голову не пришло бы засматриваться на человеческих девушек, да и с представительницами своего вида серьезных отношений Кролик не строил. Но вот уже несколько дней перед его носом маячили нежные ляжки, о которых в гастрономическом смысле, понятное дело, он думать себе запрещал. Так или иначе, Ёрико не могла быть ходячим обедом, и Киришиму уязвляло то, с какой легкостью она выносит его присутствие, как будто совсем не стесняясь. Это было вдвойне странно, если вспомнить обстоятельства самой первой встречи.        Мучимый досадой, брюнет часто усаживался неподалеку от Рыжей и отстраненно следил за ней, делая вид, что увлечен чтением журнала или планшетом. Как и сегодня.       — Кофе, — коротко изрекла Ёрико, ставя кружку на журнальный столик и усаживаясь на другой край дивана, чтобы, по обыкновению, уткнуться носом в телевизор.       — Ты паршиво его готовишь, человечка, — осклабился Киришима, еще ни разу не назвавший ее по имени.       — Тогда вари его сам, — буркнула девушка, явно недовольная. Она поджала под себя ноги и нахохлилась. Аято хмыкнул и все же сделал пару глотков. Варила она неплохо, но ему никогда не надоедало щекотать ей нервы и обламывать всякую надежду наладить контакт. Акияма заправила за ухо прядь волос, оголив тонкую, беззащитную шею, от чего рот тут же наполнился слюной, и парень сделал еще пару нервных глотков.       — Ты совершенно не боишься, ненормальная?— вопрос прозвучал почти как утверждение. Ёрико перевела на него задумчивый взгляд, на мгновение блеснувший золотым теплом.       — Ты ничего мне не сделаешь, — ее утверждение, напротив, было наполнено вопросительными интонациями, которые она не смогла скрыть. Аято отложил журнал и, поколебавшись, дотронулся ладонью до ее щиколотки, в очередной раз проверяя реакцию. Ёрико не шелохнулась, а потом, видимо, привыкшая к провокациям, безразлично отвернулась к телевизору.       Киришима недовольно цокнул языком и отпустил добычу, так и не разобравшись, что собирался выразить этим жестом. Порой жизнь подкидывала ему умопомрачительное дерьмо вместо нормальных эмоций.

***

      Жить с гулем по меркам обычного человека было странно и даже жутковато. Но у Ёрико, прошедшей суровую школу и привыкшей к постоянному страху, новый распорядок не вызывал особого дискомфорта. Поначалу жить с парнем своего возраста на такой близкой дистанции было неловко, но девушка быстро отучила себя краснеть и позволять глупым мыслям витать в голове. Ее здесь терпят лишь до поры до времени, и надо сказать спасибо, что позволяют спокойно существовать. Она, может, и сказала бы, но наверняка нарвалась бы на сухую усмешку.       Все ее попытки подружиться Аято безжалостно втаптывал в грязь, хотя и перестал смотреть голодным злющим зверем. Он часто уходил, ничего не сообщая, и в те часы Ёри мучилась от безделья, в то время как рядом с ним расслабиться или скучать не представлялось возможным.       Киришима был себе на уме и временами просто сочился язвительностью, особенно когда был не в духе. А когда настроение улучшалось, то все равно ворчал, но это вызывало умиление и в некоторой степени успокаивало.        Его природа вызывала множество вопросов, душу жгло любопытство, но даже если бы Ёрико спросила, едва ли получила бы ответ. Кролик вообще не трудился объяснять свои поступки, положительные или нет, странные, долгие взгляды или полное безразличие. Иногда он был так холоден, что не заметил бы ее, даже пройдись она голышом, а порой буквально не давал прохода, сталкиваясь с ней в дверных проемах и замирая в опасной близости, словно бы проверял разделяющую их дистанцию на гибкость.       Ёрико не жаловалась. Иногда ее охватывал животный страх перед сутью соседа, но в основном она научилась чувствовать себя комфортно.       Тем вечером, после очередной провальной попытки завязать нормальные диалог, девушка недолго посмотрела телевизор и направилась спать. Таблетки, что любезно купил Киришима, хорошо помогали, но от них убийственно тянуло в сон. Ёри умылась и шмыгнула в спальню, удержавшись от намерения пожелать странному соседу спокойной ночи. Может, гули вообще не спят? За эти дни ей ни разу не удалось застать его хотя бы дремлющим.        Стянув уже полюбившуюся толстовку, Акияма влезла в такую же безразмерную футболку, незаконно позаимствованную у хозяина. Знал он об этом или нет, но слова против не сказал, а Ёрико не решалась ложиться обнаженной.        Выключив свет и привычно свернувшись в комок, девушка осторожно положила загипсованную кисть на подушку и тотчас начала проваливаться в сладкое забытье. В полудреме она почувствовала, как кровать прогнулась под новым весом, а ноздри защекотал запах кофейных зерен.       — Аято? — шепотом спросила Ёри у пустой темноты, но поворачиваться не стала. Прохладная ладонь легла на ее бедро, поглаживая кожу почти нежно, но было в этом что-то дающее понять: права отстраниться у нее нет. Сердечный ритм ударил в виски с утроенной силой, в попытке прогнать навеянную лекарством сонливость, но тщетно, это лишь вызвало головокружение и еще больше спутало мысли.       — Я устал спать на диване. Хочешь, ворочайся там сама, — хрипло пробормотал Аято, и в его голосе Ёри почудилось напряжение. Несколько минут она пыталась заставить мозг придумать верный ответ. Выгнать его не получится, так что возмущаться и смысла не было. Уйти? Возможно, но тогда он больше никогда не соизволит приблизиться, и они не научатся спокойно сосуществовать. Дружеская ли рука сейчас сжимала ее талию и была ли это попытка удержать? Стоило ли просто промолчать? Но ведь они и так говорили слишком мало.        — Тогда обними меня, — выдохнула Акияма, усилием удерживая ускользающее сознание. Почему-то сонному мозгу такое предложение показалось наилучшим из всех. В мире же не может быть места безопаснее, чем под боком у гуля?       Возможно, прошло несколько мгновений, а, может, и около получаса, но Ёрико так и не почувствовала больше прикосновений и вынуждена была отправиться в страну Морфея в одиночестве, слушая тихое дыхание с противоположного края постели.