Любить тебя страшно

Марк. Рожа, которая смотрела на меня из зеркала «радовала» своим многоцветием. Я старался осторожно обрабатывать ссадины и синяки, но всё равно прикосновения к лицу были болезненны. А ещё, всё приходилось делать одной рукой, вторая висела на перевязи и была бесполезна. Хорошо, что не перелом, а просто вывих запястья. Да, славно меня сегодня отделали. Первое поражение почти за пять лет. Был ли я расстроен? Как ни странно, не очень. Сам виноват. Потерял форму из-за собственной дурости. Когда с обработкой боевых ранений было покончено, вернулся в спальню и поморщился от вида стакана воды и таблетки снотворного рядом. Но лучше так, чем грёбаные кошмары, спасением от них были или вот эти пилюли, или надраться в хлам. А с пьянками, с недавнего времени я решил, если не совсем завязать, то быть осторожнее. Например, сегодня я не пошёл с парнями на хату отмечать их победы. Тем более, что сам я по полной облажался. Проглотив таблетку и запив её водой, улёгся в постель, ожидая прихода сна без сновидений. Терпеть не мог это, кажется, закрываешь глаза на секунду и бац, и уже утро. Но разве был у меня выбор? Не было сил снова и снова переживать тот вечер, когда буквально выгнал Алину вон. Никому, даже под пытками я бы не признался, какой ужас вызвало тогда у меня её признание. Мгновенное отрезвление. Глядел в шоколадные глаза, полные безграничного обожания и понимал, что заигрался. Перешёл границу дозволенного давно и бесповоротно. Влюблённость малышки переросла в нечто гораздо большее и глубокое. А ведь Лёха мне неоднократно говорил об этом, но разве я слушал? Нет, зачем? Ведь я же всё лучше знаю. Предпочитал упорно не замечать взглядов и других признаков глубокого чувства, пока Алина не швырнула мне истину в лицо. Она знала, что со мной не стоит говорить о подобных вещах, поэтому и молчала, но как же сильно у неё накипело, раз она не смогла сдержаться, и с её губ сорвалось это признание? Тогда-то я и осознал, как далеко зашёл. Мне следовало давно поставить точку. Да что там! Вообще не нужно было снова к ней приходить! Ну порасстраивалась бы она после той сцены в бойцовском клубе, но уверен, быстро бы отошла. А теперь… Я был не готов к чему-то большему, чем есть. Одна мысль об этом наполняла меня животным ужасом. Принадлежать одной женщине, согласовывать с ней планы, отчитываться о действиях. Бррр. И я понял, нужно сделать это сейчас, поставить точку. Но глядя в глаза малышки, где ярче солнца горело то, что люди прозвали любовью, я осознал, если я просто скажу, что между нами всё кончено и это наша последняя встреча, она не успокоится. Будет искать новых встреч, надеяться на что-то. Я по себе знал, что в таких запущенных ситуациях, надо действовать резко и жёстко. Это как с больным зубом, если удалять его медленно расшатывая, это лишние муки. Поэтому решился на радикальные меры. Мне было не впервой было выпроваживать любовниц посреди ночи, сразу после секса. Иногда конечно они обижались и закатывали сцены, но это было следствием раздутого эго, которое коробило подобное обращение, а не поруганными чувствами. Большинство и вовсе с улыбочкой удалялись восвояси, бросая на прощание что-то из серии «позвони мне, милый» оставляя после себя резко пахнущие дешёвыми духами бумажки с номерами телефонов. И никто из них при этом, никогда не смотрел на меня такими глазами, как Алина. В её взгляде была адская бездна боли. Я бил её словами, унижал, втаптывал в грязь. Угрожал выкинуть её из квартиры голой. В общем делал всё, чтобы причинить как можно боли. Алина же смотрела на меня глазами полными муки и слёз. Отказывалась верить в происходящее, а когда поверила вцепилась в мою футболку, захлёбываясь слезами, умоляла не поступать так с ней, не бросать её. Пришлось лишний раз оттолкнуть её, а она просто упала и закричала. А мне казалось, я схожу с ума. Даже не представлял, что будет так невообразимо тяжело. Я ненавидел себя за каждое чудовищное слово, которое произносил. Это меня можно назвать шлюхой, ведь это я спал с бесконечным числом женщин, многих из которых и не вспомню при встрече. Это я жалок, потому что оказался слишком слаб, чтобы вовремя оборвать эту связь, слишком труслив, чтобы решиться на нечто большее. В тот момент я не ощущал себя мужчиной, да и человеком тоже. Словесно окуная девушку в грязь, я чувствовал как всё сильнее болит что-то в груди. Мешает дышать, и каждое следующее слово даётся тяжелее предыдущего. Её слёзы и отчаяние эхом отзывались во мне. «Прости меня, малышка, но так будет лучше для нас обоих» — билось эхом мысль в голове.Так было нужно, иначе она не уйдёт, не отпустит эти чувства. Пусть лучше ненавидит, зато сможет со временем выбросить меня из головы. Больше не будет ждать меня и на что-то надеяться. Я верил, она отойдёт и сможет жить дальше. Станет осторожнее и больше никогда не свяжется с ублюдком, похожим на меня. Но когда она упала на колени и буквально взвыла, мне казалось всё, я больше не выдержу. Я чуть не обезумел от желания послать всё к чёрту, обнять её, осушить губами слёзы, шепча мольбы о прощении. Но это было бы чудовищной ошибкой. Выросший среди грязи, продажности и жестокости, я и сам стал моральным уродом. У меня не было примера нормальных отношений или семьи, только воспоминания, далёкие и размытые. У того же Лёхи была схожая ситуация, но он оказался сильнее, был способен на чувства и отношения. Был готов нести ответственность за кого-то кроме себя. Во мне же подобное не было заложено с рождения или атрофировалось со временем, но я чувствовал — это не для меня. Я не могу и не умею любить, не хочу этого. Не способен хранить верность, не готов к серьёзным отношениям. Не хочу перед кем-то отчитываться или за кого-то отвечать. Я из той категории ублюдков, которые трахают всё что движется, пока член стоит и заканчивает свои дни старым, одиноким, озлобленным импотентом. Моя золотая мечта — полная ничем и никем неограниченная свобода. И тем не менее, глядя на агонию Алины, я ощущал как меня начинает трясти от ужаса ситуации, от боли в груди, которая была лишь отголосками той, что испытывала девушка. Удерживать маску холодного безразличия становилось всё сложнее. И только годы практики не позволили мне сорваться. Жизнь научила меня скрывать эмоции. Прятать под маской: боль, отчаяние, ярость и даже обжигающую необъятную ненависть. И наверное впервые мне было так сложно держать себя в руках. Таща её в сторону прихожей я просто не знал, что буду делать, если она не очнётся. Я бы не смог выставить её из квартиры голой. К моему облегчению Алина изъявила желание одеться. А уходя, девушка буквально добила меня, смотря будто прямо в душу, своими невероятными шоколадными глазами, — она, после всего, что я сделал, пожелала мне счастья. Захлопнув дверь, я упёрся в неё лбом, делая глубокие вдохи-выдохи, потому что кислорода отчаянно не хватало. Тщательно сдерживаемые эмоции прорывались наружу. Боль, горечь, отчаянное отвращение к себе на грани ненависти вылились в приступ бездумной агрессии. Схватив первое, что попалось под руку, а этим оказалась щётка для чистки обуви я, заорав, запустил её в пространство и попал в висящее на стене зеркало. Оглушительный звон немного отрезвил меня и удержал от дальнейшего разгрома квартиры. Когда я вернулся в комнату, мой взгляд наткнулся на жёлтую футболку подаренную когда-то Алиной, которую я швырнул девушке, словно комок грязи. Подняв её, смотрел на эту незамысловатую вещицу и чувствовал, как в горле образуется отвратительный ком. Теперь эта кричаще яркая тряпка, всё что осталось мне от самого светлого человека, которого я встречал в жизни. И тут меня словно током ударило. Малышка сейчас где-то посреди ночи, на улице, совершенно одна в состоянии, которое вызывает серьёзные опасения. Всё это время, где-то на переферии сознания я молил её мысленно о прощении, убеждал себя в правильности своего поступка, надеялся, что после этого её чистота и свет не угаснут. Но мне ни единого раза не пришло в голову, что с ней может что-то случиться там, на улице. Все девицы, которых я выставлял до этого, были «воробьями стрелянными» и им не впервой было оказываться на улицах ночного города, да и уходили они в полном адеквате, в отличии от Алины. Чёрт! Одним прыжком добрался до стола с ноутбуком, когда загрузилась система, запустил программу-шпион. Маленькая, и конечно же незаконная программка, позволяющая отслеживать человека по сигналу мобильного телефона. Ею снабдил меня, и ещё нескольких парней Сева, чтобы мы не дёргали его постоянно с подобными вопросами. Алина стремительно куда-то перемещалась и путь её лежал явно не в район, где расположено общежитие. Наладив удалённый доступ между ноутбукам и смартфоном, быстро переоделся, прыгнул в машину и двинулся вслед за девушкой. Вскоре она остановилась, и я припарковав машину за углом какого-то дома, вышел и направился посмотреть что к чему. Она лежала в зарослях травы и в голос рыдала. Громко, надрывно, выворачивая этими звуками душу наизнанку. Заставляя себя чувствовать последней мразью в мире. До дрожи в теле, до неконтролируемого крика хотелось подойти к ней и утешить, обнять и сказать: «не плачь, маленькая, я не стою того. Прости мудака, пошли домой». Но нельзя. И пристроившись за колесом чьей-то машины, я сидел и слушал её слёзы, стискивая зубы и сжимая кулаки. Охранял её уединение, чтобы никто не обидел. Не позволю, удушу голыми руками. Никому недозволено обижать её. «А тебе, кто тебе дал право причинять ей такую боль?» — спрашивала проснувшаяся так не вовремя совесть. Только когда взошло солнце, девушка окончательно успокоилась, поднялась на ноги и усмотрев адрес своего местонахождения, вызвала такси. «Вот и всё, малыш. Прощай» — произнёс я мысленно, глядя вслед уезжающему автомобилю. Все эти воспоминания в миллионный раз пронеслись в голове. После того вечера, мне постоянно снилась безобразная сцена нашего расставания. Снились различные ужасы, которые «случались» с девушкой на улицах ночного города. Всё это сводило меня с ума, не давало спать. Долгое время я надирался вусмерть каждый вечер, чтобы ничего не снилось. Но это не понравилось моему организму, а ещё Бесу, который был краток. — Прекращай это. Понятия не имею, что с тобой происходит, мальчик мой, но не разочаровывай меня. Мне бы хотелось, чтобы ты отработал остаток долга на ринге, а не в борделе. Но выбор за тобой. Предупреждаю, не бросишь бухать, жрать всякое дерьмо и драться по поводу и без со всеми подряд, мне придётся принять меры. Мне не нужен вечно обдолбанный и пьяный боец, который приносит только убытки. Эти слова меня несколько отрезвили. Бес такими вещами не шутил. Для него главное деньги и плевать он хотел на всё остальное. Да и я уже устал от такой жизни. «Развлечения» требуют гораздо больше сил и выносливости, чем кажется со стороны. Я принялся усиленно тренироваться, доводя себя до полного физического изнеможения. И купил снотворные таблетки, выписанные Сергеем Владимировичем. К сожалению, окончательно в форму прийти не успел и сегодня меня знатно отделали. А потом ещё огрёб пиздюлей от Беса, который предупредил, ещё одно поражение и мне хана. Наконец, таблетка подействовала, и я одернув ярко-желтую футболку, повернулся на бок и погрузился в желанное беспамятство. *** — Это капец какой-то! — услышал я голос Вики, подходя к мастерской. — Нет, ты это видел? Я просто не узнаю её! — Людям свойственно меняться, котёнок, — спокойно отозвался Леха. — Тем более после того, что выкинул Марк. — Да этого твоего Марка тупо кастрировать надо, чтобы больше не мог портить девушкам жизнь! — ответила в привычном ключе, эта мегера. После нашего расставания с Алиной не прошло и дня, как на пороге моей квартиры появился Лёха. Друг молча зашёл внутрь и, не говоря ни слова, вмазал мне по лицу. А потом ещё, ещё и ещё. А я даже не сопротивлялся, был слишком вымотан на тот момент физически и морально. Уходя, он лишь бросил мне: «думаю, ты понял, за что». В тот же вечер я направился в ближайший дешёвый и обшарпанный бар. Сидел за замызганным столиком в одиночестве и накачивался пойлом сомнительного качества. А после сцепился с кем-то из завсегдатаев. А дальше не помню… В себя пришёл уже дома, чувствуя как ноет каждая клеточка тела. С тех пор отношения с единственным близким мне человеком заметно испортились. Мы с Лёхой словно отдалились друг от друга. На первый взгляд всё было по-прежнему: встречались в мастерской и сообща решали рабочие вопросы, пересекались на тренировках, встречались с парнями в клубах и барах. Но не было прежней душевной близости. После того, как начистил мне морду в моей же квартире, друг ни слова больше не сказал мне на эту тему. Он просто молча осуждал меня, встав на сторону своей Вики. И я бесился от этого. И вместе со злостью испытывал невольное уважение: он делал то, на что у меня яиц не хватило — поддерживал девушку, которая ему небезразлична. И тогда я всё реже стал тусоваться в нашей компании, предпочитая одиночные запои и драки со всякими ублюдками. Пока однажды, почти что сразу после того, как состоялся мой разговор с Бесом, Лёха не зашёл ко мне и сказал, чтобы я завязывал хуйнёй страдать. Что он устал смотреть, как я собственноручно рою себе могилу. И если мне нужна помощь или просто поговорить, он готов, ведь я его брат. И мне стало легче. Нет, я не спешил изливать душу, но мне определённо полегчало. Исповедоваться я не спешил, так как сам слабо соображал, что происходит в моей жизни. Одно знал точно, меня доконали уже ночные кошмары. Тошнит от бухла и различной дури. Я смертельно устал и дико зол. Я чувствовал себя полным и безнадёжным неудачником по всем фронтам. Мне было стыдно рассказывать даже лучшему другу, что в последнее время я испытываю явные проблемы в сексе. Какой же мужик добровольно сознается в таком? А проблемы были. Всё было не то: мои случайные любовницы, все имели не тот вкус губ и кожи, не тот запах, их громкие и пошлые стоны не возбуждали, а раздражали. Невольно я искал вторую Алину. Искал и не находил. Просто таких больше не было. Секс доставлял всё меньше удовольствия. Далеко не всегда удавалось достичь разрядки. Я мог часами трахать очередную безымянную девицу и так, и не кончить. И даже если мне это удавалось, то оргазмом это назвать было бы кощунством. Просто разрядка, приносящая облегчение яйцам. И это наполняло отвращением к собственной слабости, злостью и отчаянием. Ещё меня мучило то, о чём я так же не был готов говорить с кем-либо. Чем больше проходило времени с того рокового вечера, тем чётче я осознавал: мне не хватает моей малышки. С каждым днём я ощущал её отсутствие всё острее. Со временем простое человеческое скучаю, переросло в тоску: звериную, необузданную, первобытную. Меня просто ломало без неё. Мне отчаянно была нужна эта девушка: её тело, звук голоса, взгляд, аура, которая делала всё вокруг иным, стоило ей только оказаться рядом. Но я молчал об этом, сцепив зубы, не говорил даже Лёхе, горя в этом Аду в полном одиночестве. Было слишком страшно. Казалось, если я произнесу это вслух, окончательно подпишусь под тем, что случилось то, чего я так отчаянно боялся — я привязался к ней. Привязался гораздо больше, чем был готов, чем имел на это право. А это уже приговор. Особенно учитывая, как мы расстались. И я не однократно задавался вопросом: правильно ли я тогда поступил? А потом ужасался собственным мыслям, конечно, правильно! Я бы испортил жизнь и ей, и себе. И вот сейчас, я похоже стал невольным свидетелем разговора об Алине, который явно не предназначался для моих ушей. — Как мне кажется, Марк сам не слабо так испортил себе жизнь, — хмыкнул Лёха, заставляя меня поджать губы от его проницательности. Неужели он заподозрил что-то? Я так плохо шифруюсь? Или он про проигранный вчера бой? Точно, он про моё фиаско на ринге, ведь я всегда хорошо скрывал чувства и эмоции, и просто не мог выдать своих метаний. — Да пошёл он нахрен! — фыркнула Вика. — Во всех своих проблемах виноват только он сам. Ты мне лучше скажи, как! Ну как такое возможно: уезжала тень человека, из которой казалось ушла вся жизнь, а вернулась язвительная стерва. Представляешь, она сегодня нахамила официантке за то, что та по её мнению долго несла ей заказ! — Викуль, ты ждала её возвращения и надеялась, что за время проведённое у родных она придёт в себя. Она пришла в себя, стала сильнее и возможно, наконец выработала какие-то защитные механизмы. Например, стала более агрессивной. Котёнок, твоя подруга была уж слишком… Эээ… Наивной и мягкой, такие просто не выживают в реальном мире. Что плохого, что она теперь может постоять за себя? — втолковывал Лёха своей девушке. — Ничего, — растерянно произнесло Вика, — но не слишком ли быстро. — Не знаю… Дальше я слушать не стал и тихо удалился переваривать услышанное. Я быстро тогда выяснил, что Алина отправилась домой, как только добралась до общежития, ближайшим рейсом. И вот, она вернулась. Нет, я не собирался больше преследовать её или очаровывать. Хватит. Но от одного только осознания, что девушка где-то неподалёку, в этом же городе, сам воздух казался иным, а сердце ускоряло ритм.