По-своему

Майк стоял в прихожей своей новой выданной квартиры. Стены с синими в полоску обоями, кое-где порванными, дощатый паркет, покрытый коричневыми пятнами и мелкими дырками; плесень под потолком. Рыжие тараканы, шевеля усами, к счастью, убежали через окно, как только Майк вошёл в комнату. Но он учуял, что проходить через жильё наглые жуки будут часто. Кухня была настолько маленькой, что Майк был вынужден поднять хвост, чтобы не задевать им стенку. В углу стоял маленький холодильник, а около стены — газовая плита. В гостиной, которая одновременно была и прихожей, и спальней, стояли кресло, потрёпанный шкаф и матрас. Кресло было единственной приличной мебелью. Майк принюхался и поморщился. До сих пор стоял запах бывших хозяев — похоже, это были хомяки. Очень неаккуратные хомяки. Мышь поставил чемоданы. Впервые он чувствовал настолько сильное желание вымыть и прочистить все вокруг. Руки так и чесались взяться за швабру и убрать весь этот мусор, а заодно и запах. Но все же это лучше, чем спать на картонке или на ступенях ресторанов, да ещё мучиться от блох. Резкий звонок заставил вздрогнуть и выронить из лап чемоданы. Громко цыкнув, мышь поспешил открывать. На пороге стояла и мило улыбалась мышь-полевка. Одна из социальных добровольцев. — Привет, Винсент. Я принесла вам швабру и моющие средства, как вы и просили, — сказала она. Майк кивнул, и помог ей занести пакеты в квартиру. — Вот моя визитка. Если что-то понадобится — звоните. Всего наилучшего. — Да, большое спасибо. — Всегда пожалуйста, Винсент. Майк закрыл за ней дверь и опустил взгляд на баночки и пластиковые канистры, выпавшие из пакета. Дешевые. Звонить той девчонке он не собирался. Она ему не нравилась. Она единственная, кто называла его Винсентом. Слишком сладко улыбалась и слишком подозрительно блестели её глаза, когда она на него глядела. И восторга не смогла своего скрыть, увидев саксофон… Майк весь дел провёл, вымывая и вычищая все. Пообедал он только сыром, который милая мышка-волонтёр купила ему и положила в пакет с продуктами. Майк набрал ванну. Сидя в воде, в тёмной комнате, он обхватил колени лапами и слушал плеск воды. Майк зажмурился. Постепенно его дыхание выровнялось, и плечи расслабились. Он чувствовал, как капельки скатываются и впитываются в шерсть. Майк вспоминал. Он увидел образы матери, отца, миссис Робертсон. Он вздрогнул и зажмурился ещё больше. Но видения не проходили. Мышь открыл глаза и просто смотрел в воду. Он так и не нашёл столь нужный покой, и даже здесь, в тоскливом одиночестве и спокойствии, что-то преследовало его.

***

С утра Майк пересчитал всю накопившуюся сумму. За месяц — несколько выступлений в ресторанах, три раза на свадьбах, и каждый день на улице. Несколько раз разводов на карты. И, конечно, столько лет уличных выступлений и подработок там и там, продажа очень дорогих наркотиков, экономия на еде… Итого: 600 078 долларов. Майк не мог поверить своим глазам. Ну да, сюда ещё прошлые деньги из карточки Инкогнито, которые Майк перевёл обратно, наркотики по тысяч двадцать. Может, меньше, но цена была нереальная. И на свадьбах ему заплатили очень большие деньги. И несколько коллекционных постеров, которыми пришлось пожертвовать… По несколько тысяч, ибо они оказались очень старыми. Да, Майк был богач! На секунду Майк задумался, какое же это безумие — обладать такими гигантскими деньгами и продолжать сидеть на полу в облезлой квартире. Но вспомнив, для чего он собирал их, ушки Майка опустились. Но мышь тут же поднял их. Сегодня я исправлю грубейшую ошибку в моей жизни. Но собрать такую же сумму будет невозможно. Это было редким везением, а играть снова в карты Майк не решался. К тому же, здесь, в Бистарго Сити, бедному невозможно было попасть в заведение для «буржуазного общества». Майк взял мешочек и надел его на плечо. Возможно, он использует парочку долларов, чтобы доехать до Альберт Хиллс на поезде, и отдать там эти деньги тому, кому они должны принадлежать. Он не пробудет в родном городке и пятнадцати минут, сядет на следующий же поезд обратно. В Альберт Хиллс нечего делать ему. Мышь взял саксофон и вышел на улицу. Погода была неплохая, но воздух был прохладным. Майк поёжился. Золотые листья дождём падали на мостовую, покрывая её разноцветным ковром. Он остановился около какого-то театра. На вывеске красовалось The Moon Theater. Лунный? Почему лунный? Майк достал саксофон и начал играть. Мелодия была сложной. Он играл My Favorite Things некогда знаменитого Джона Колтрана. Песня была настоящим хитом в 60-х, проложив Колтрану дорогу в признание, и альбом даже получил Грэмми. Но зверей, судя по всему, эти факты мало волновали, даже не волновали совсем. Равнодушно прошла мимо слониха-подросток с наушниками в ушах. Обернулась и кинула ему пару монеток, даже не послушав и нотки того, что Майк считал шедевром. Два дикобраза-подростка с гитарами за колючими спинами что-то жарко и яростно обсуждали, размахивая руками. Майка они отвлекали. К тому же, он играл самую сложную часть, и испортить её было попросту грехом. Он с раздражением испепелял взглядом эту влюблённую парочку, выясняющую отношения. Не выдержав, когда и через десять минут они не успокоились, Майк перестал играть. — Эй! Выясняйте свои отношения в другом месте! Вы мне мешаете. Идите отсюда, — крикнул им Майк. — А тебе-то что, малявка? — ленивым голосом обратился к нему парень. — Как ты меня назвал?! — Майк бросил саксофон. — Сам иди отсюда, — поддержала парня девушка. — Это площадь города, и раз тебе мы мешаем, то потренькай где-нибудь глухом переулке. — Тренькать?! — Майк поставил руки в боки. — Между прочим, эта композиция одна из знаменитейших в джазе, а я закончил школу Линкольна! Тебе она должна быть известна хотя бы по «Звукам музыки»! Если ты такое вообще смотришь. Если ты не разбираешься в музыке, лучше помолчи и уступи дорогу тем, кто имеет хоть какой-то вкус! Девушка вздохнула и потянула парня за рукав. — Ладно, пойдём уже. Майк продолжил играть, через минуту совсем позабыв о наглых дикобразах. Но лапы Майка скоро замёрзли. Он вздохнул, посчитал свой мизерный заработок. Но хотя бы это были чисто его деньги, он не должен был отправлять их в этот мешочек на плече. Пора было на поезд. Майк неспешно направлялся к вокзалу. Листья падали, пробуждали воспоминания о детстве. Майк любил наблюдать, как они падают, и с родным отцом часто бегали где-нибудь в лесу, пока огромный для мыши листок не накроет кого-то. Майк узнал его. Его спину, походку. У него появились очки, но взгляд был тот же. Майк даже не поверил своим глазам, ему казалось, он видит призрака. Оклик сам вырвался. И его имя Майк произнёс как будто отчаянно. Случайно. — Джеймс… Отчим остановился и обернулся. Его взгляд был уставший, и он смотрел на бегущего к нему Майка грустно, спокойно и… вымученно. Майк ожидал, что его глаза под очками увеличатся, зрачки уменьшаться, но он глядел на него с лёгкой болью и главное — спокойно. — Джеймс? Джеймс Грин? — спросил Майк, подойдя уже близко и чувствуя такой знакомый запах одеколона. Майк вдруг понял, что не вырос. Он остался низким даже по меркам мыши. Джеймс остался на голову его выше, и похудел, отчего казался ещё более вытянутым. — Не мучай меня, — дрожащим голосом произнёс Джеймс. — Я знаю, что ты ненастоящий. Очередная моя галлюцинация. Не говори со мной, — и повернулся к нему спиной, продолжая свой путь. Ах, вот оно, что. Старик думает, что сошёл с ума. Он сказал… Очередная галлюцинация? Майк схватил его за руку. — Джеймс, я настоящий. Я, Майк. Майкл Винсент… Грин. Мой голос, он же стал более низким, ты разве не слышишь? Джеймс резко обернулся и посмотрел в глаза Майка. Майк содрогнулся, настолько сильно боль и отчаяние читалось во взгляде отчима. — Это действительно ты? Не призрак? — Нет, я не призрак, иначе я бы с тобой попрощался и скрылся в толпе. Тебя укусить, чтобы ты поверил? — Майк отпустил его руку. Слезы потекли из глаз Джеймса. — Не плачь, — эти слова прозвучали жестко. — Пять лет… Тебя не было шесть... Или семь лет, — Джеймс вытер слезы и вмиг стал спокойным. — Я все это время искал тебя. Я думал, ты умер. «С каких это пор ты искал меня, лжец?» — хотел было спросить Майк, но вместо этого не произнёс ни слова. — Зайдём в кафе? Я чувствую, что сейчас упаду, — произнёс Джеймс. Майк подавил вздох раздражения и взял его под руку. Он повёл его в первое попавшееся заведение и усадил там за столик для мышей. К счастью, в кафе, кроме тех самых дикобразов, никого не было. Оно только открылось. — Закажи и себе что-нибудь. Я оплачу, — Джеймс принялся изучать меню. Майк заказал себе только кофе. Обедать с отчимом он не собирался. Джеймс заказал себе чай с мятой. — Ну, рассказывай. Как ты? — спросил Джеймс. — Мне нечего рассказывать. Живу. Тебя это не касается. — Ну, может… Зарабатываешь на игре? — отчим бросил взгляд на футляр. — Да, можно и так сказать. А как там… Миссис Робертсон? И вообще, что с Томом и его бандой? Роузи и Джеффом? Джеймс помрачнел. — Все вспоминаешь эту учительницу? Том работает, решил открыть свою компанию по производству мебели, планы у него великие. Банда… Не знаю, разошлись кто куда. Джеф женился на какой-то Трейси, и его мамаша закатила скандал из-за того, что эта Трейси — белочка, и что он женился слишком рано. Роузи уехала в Бродвей, учится. Собирается стать актрисой, но ей предложили учёбу в Оксфорде, и она пока не знает, что выбрать. Живут обыкновенно. А я теперь банкрот… — Ясно, — Майк не обратил внимания на слова Джеймса о банкротстве. — Я, пожалуй перейду сразу к делу. Спасибо, — последнее слово было обращено к официанту, принесшему чай и кофе. Майк взял мешочек и бросил его отчиму. — Это что такое огромное?! — тот едва его поймал, чуть не расплескав чай. — Здесь шестьсот тысяч. Это для мамы. Выкуп. Я собирал деньги все это время самыми разными путями. Джеймс вдруг снял очки и долго и пристально рассматривал Майка. — Это не шутки, — продолжил Майк. — Можешь даже пересчитать. Там шестьсот тысяч и ещё примерно семьдесят, по-моему… Думал, я это так оставлю? Убегу от проблем? Нет, во всяком случае, не я, приятель. Ты хоть и выгнал меня из дома, но я… я… — он не знал, что сказать. Джеймс вздохнул, рассматривая мешок. Затем сделал несколько глотков из чашки. — Ты написал письмо, — после долгой паузы произнёс Джеймс. — Преступников нашли и посадили. И Селис выпустили. — Что? — не поверил своим ушам Майк. — Селис и я живём в том же доме. И я искал тебя. Искал до такой степени, что обанкротился. Мы едва связываем концы с концами. Эти деньги… В любом случае, они просто спасение. Майк его толком не слушал. — Я живу в нищете, отказывая себе в элементарных потребностях и получается, что трудился зря? — Не зря. Ты спас нас, мы уже собирались съехать. — Я трудился ради твоей шкуры? Ради этого? Ради того, чтобы ты, лузер, зажил припеваючи? Наверняка, это мама тебя попросту заставила меня искать. Тебе на самом деле плевать. И я… Ты хоть знаешь, что я пережил? — Не кипятись. Я искал тебя сам, из своих побуждений. Я понял, что… Несмотря на твоё преступление, ты все же, как сын мне. Может, вернёшься? Вернись, и эти деньги пойдут на пользу нам всем троим. Я думал, что сойду с ума. Ты мне мерещился, я начал принимать таблетки. Несколько раз был нервный срыв. Вернись, прошу. — Я не вернусь, к тебе, такому жалкому. В дом, в котором я не видел счастья я не вернусь. И знаешь… Я преступник. И я недостоин лучшей жизни. — Это неправда. — Правда. Ты вообще не знаешь меня. И ты не ответил, как поживает миссис Робертсон. Джеймс вздохнул. Майк выжидающе смотрел ему в глаза. — Я не хотел говорить. У неё обнаружили рак. Не в начальной степени, и она… Да, я не хотел тебе говорить. Майку показалось, что что-то внутри него треснуло. Он даже почувствовал жгучую боль. — П-понятно, — спокойно произнёс он. — И ты думаешь, что я вернусь? Да ещё и к тому, который живет и процветает в успехе, когда я… Когда я… — голос предательски дрогнул. — Они были правы. Я сам все разрушаю. И я совсем… Я не имею права на счастье. И мне все об этом твердит, а я не слушаю. И очень зря. Она же из-за меня… — слезы сами катились по его щекам, и он никак не мог сдержаться. Майк ненавидел себя ещё больше. За свою слабость. — Майк, — мягко произнёс Джеймс и протянул к нему руку. — Ко мне не прикасайся. Ты богат. Иди и делай, что хочешь. — Вот, возьми деньги. Хотя бы пару тысяч. Они тебе нужны. Майк грубо вырвал купюры из пальцев Джеймса. Слезы не переставали катится по щекам и падать в кофе. — Прощай. Передай Сесил, что я… Собирал деньги целиком из чувства долга, а не из-за… Хотя, лучше вообще не говори обо мне. Он встал, взял саксофон и деньги. Он поспешно вышел из кафе, проклиная этот день и свою слабость. Никто недостоин видеть его слезы, но он был бессилен остановить их. Он шёл, не глядя, куда. Просто спрятаться, скрыться. Вдруг воротник врезался ему в горло, и ноги оторвались от земли. — Эй! Что вы себе позволяете! Вы кто?! Поставьте живо меня на место! Шляпа упала с его головы. — Малыш, деньги нужно прятать, — послышался насмешливый голос, и обезьянья рука вырвала у него из лап купюры. Майк увидел лицо молодой гориллы, скрытое за маской кролика. — Эй! Это мое! Отдай! Банда горилл мерзко захохотали и швырнули мышь на асфальт. Майк, не обращая внимания на боль, схватил футляр с саксофоном. Нельзя, чтобы они украли и его, теперь ставший ему вдвое дороже. Горилла засмеялся и побежал к банде. — Отличная работа, Джонни! — похвалил его более старший участник банды. — Это было легко, пап. Он же маленький и даже деньги спрятать не удосужился! Майк понимал, что гнаться за ними, звать полицию бесполезно. Он был наслышан об этой банде и ему совсем было не до денег. От злости хотелось закричать. Но ярость быстро сменилась отчаянием, едва он взглянул на футляр. Майк был один, на пустой улице. Всеми брошенный, беспомощный и без гроша в кармане. Он ненавидел себя, хмурился от отвращения, нет, омерзения. Из-за глупых слез, которые до сих пор не хотели останавливаться! Из-за жизни, которая пытается его раздавить! И встречи с Джеймсом. Да, его он ненавидит больше всех. И назло ему, назло себе он будет бороться.