Татуин — планета воров Он же планета убийц Планета тысячи лиц Место больших игроков.
Ветер, сухой и жаркий, бросающий в лицо пригоршни песка и уже запорошивший порог капсулы — вот чем меня приветствовал Татуин. А еще жара. Такая жара, что над посадочными стойками капсулы искажался воздух, а плевок злобно шипел на песке. Надо было что-то делать, потому что Сада была совсем плоха. У нее поднялась температура, и был очень бледный цвет лица, бледнее, чем обычно. Иногда она то ли просыпалась, то ли приходила в сознание, обводила мутным взглядом окружающую обстановку и говорила что-то на датомирском. Я понимал, что ей надо к врачу. Бакты не осталось, все-таки спасательная капсула — это не госпиталь, а консервная банка с двигателями и НАЗ. Но так или иначе, в капсуле была пара репульсорных носилок, на которые я и положил Саду. В них был какой-то агрегат, но я не умел им пользоваться, поэтому выдрал и на его место положил свое барахло. Так мы и пошли: впереди я, утопая по щиколотку в горячем песке, а за мной плыли носилки, прикрытые специальной тканью. Сада не подавала признаков жизни. Только быстрый пульс и хриплое отрывистое дыхание, говорили о том, что она ещё жива. Но если я не потороплюсь, то она умрет. Роясь в кармане, я подошел к ближайшему разумному, который оказался твилеком в довольно потертом одеянии. — Мне надо в больницу, — сказал я, вкладывая в морщинистую руку чип с двадцатью кредитами. — Потом вдвое больше, — добавил я. Твиилек ничего не сказал, только посмотрел на меня как-то задумчиво и пошёл в сторону центра города. Через несколько минут мы подошли к небольшому зданию, которое и оказалось больницей, больницей по Татуински. То есть здесь не спрашивали ни о личности, ни о происхождении ран. Здесь просто их лечили, беря, естественно, за это грабительские суммы. То, что суммы грабительские, я понял, когда хмурый ботан осмотрел датомирку и бросил сквозь зубы: — Две, а дальше посмотрим, что можно сделать, — и пояснил, осматривая меня с ног до головы, что это только за осмотр и разработку методов лечения. Я молча пожал плечами и достал требуемую сумму. Деньги пока были, а если бы они и кончились, то можно было что-нибудь продать. Без человека же, который знает все реалии этого мира, я не проживу и недели. За весь полет я так и не научился нормально пользоваться датападом, а о более сложной технике и говорить нечего. С капсулой мне банально повезло. Там горел запрос на запуск, и была большая красная кнопка, в которую я и ткнул, чем, как мне думается, спас жизнь и свободу себе и Саде. В общем денег мне на датомирку было не жалко. Получив вожделенные кредитки, ботан повеселел и произнес: — Замечательно, уважаемый. Проходите в зал. Джая проводит вас. Он подозвал кого-то из соседней комнаты и продолжил: — Понимаете, я сейчас с дроидами произведу первичный осмотр и окажу первую помощь ей. Потом приду к вам и скажу, что и как, — на сем местный доктор закончил свою речь и принялся перекладывать Саду на носилки. Ко мне же подошла твиилечка и с улыбкой сказала: — Пойдемте, господин. Я провожу вас. Я, свалив весь свой хлам с горба на освободившиеся носилки, последовал за своей провожатой. На шее у нее был изящный ошейник. "Ошейник, ошейник", — как будто где-то у меня в голове заела пластинка. Рабство, Татуин, Энакин Скайвокер и прочие. Когда смотришь с экрана на все это, ты грозно качаешь головой, говоришь: "ай, ай, рабовладельцы", — и дальше смотришь фильм. Да и хочется тебе там побывать: побродить по улочкам Мос Эйсли, зайти в лавку Уотто, посмотреть гонки на подах. А когда ты идёшь по коридору местной больницы и начинаешь осознавать, что вот она — реальность! И она не деликатно постучалась тебе в дверь, а выпнула тебя, как котёнка, наружу. И вот живи в этом мире, где человеческая жизнь очень четко отмерена куском программного кода на чипах, где рабство — это не что-то абстрактное, а просто жизнь. Вот передо мной идет девушка в ошейнике, и это здесь норма просто потому, что так было всегда, и будет до скончания века. Все игры кончились, началась жизнь. Жизнь в этом паршивом и жестоком мире, где меня уже два раза пытались захватить в рабство, где, имея лицензию, ты — уважаемый фармацевт, а не имея ее — грязный наркоторговец. Мне стало страшно, просто страшно. Ужас пронзал меня, с каждым вздохом все сильнее и сильнее. Нет, я не боялся чего-то конкретного, просто понял, как говорят местные, в каком банта пуду оказался. И тут я понял, что что-то не так, и это выдернуло меня из моих размышлений. До меня дошло, что уже секунд десять стою в дверном проеме, а рука моя лежит на бластерном пистолете. — Не беспокойтесь, мы дорожим своей репутацией, — сказала Джая, — а у вас, наверное, просто нервный срыв. Вы, как я полагаю, недавно стали наемником, — продолжила она, сноровисто разливая по бокалам какую-то синюю жидкость. — Если господин позволит, то я ему могу посоветовать заведение Урзы хатта. Там можно и выпить, и развлечься, и с такими же наемниками поговорить, — говорила Джая, сервируя стол разной снедью и напитками. — Вот, все сделала, если что еще понадобится, то вот колокольчик — звоните, — закончила рабыня и упорхнула куда-то. Примерно через полчаса активного поглощения закусок и осторожного питья алкоголя, в зал вошел тот самый ботан. И сразу сказал: — Попадание в живот из бластера, ожог, некроз поврежденной плоти с последующим заражением крови. Требуется процедура очистки крови и сутки в бакте, с внутренним питанием антибиотиками и другими медикаментами. В сумме все это шесть тысяч кредитов, — удовлетворённо закончил он. — Хорошо, вот вам деньги, — ответил я, доставая из сумки стопку кредитов и отсчитывая нужное количество. Денег оставалось совсем немного, поэтому после разговора с доктором я отправился на ближайшую площадь, где и нашел несколько лавок, скупавших оружие и снаряжение. Продав почти все, кроме трех бластеров и бескарового меча, и прикупив к ним несколько баллонов с газом тибанна, я отправился искать место для ночлега. Можно было, конечно, переночевать в капсуле, но тогда я не дал бы за свою жизнь и ломанного гроша, поэтому я и направился к кантине довольно приятного вида, где и снял себе комнату на сутки. Я был таким уставшим, что не мог думать ни о чем, кроме постели. Поэтому, заперев дверь, я рухнул на низенькую лежанку, очевидно, называемую тут постелью, и сразу же уснул. Проснувшись с утра, я, прежде всего, привел себя в порядок, вымылся в душе, позавтракал и пошёл в больницу, проведать Саду. На входе, за чем-то по типу конторки, сидела моя вчерашняя знакомая. — Здравствуй, можно увидеть врача? — спросил я — Доброго Вам утра, господин, — неуверенно смотря на меня, ответила рабыня, — сейчас позову, стойте здесь, — сказала она, вызывая кого-то по коммуникатору. И вправду, через несколько минут пришел какой-то человек с клинком на поясе и кивнул мне: — Пойдем. Через минуту мы были в большом и светлом помещении. В нем было множество разных технических приспособлений, они мерцали голоэкранами, пиликали и жили своей непонятной для меня жизнью. В углу комнаты стоял стеклянный кокон, заполненный бактой, а в нем, опутанная проводами и шлангами, висела Сада. — Ваша подруга почти здорова, — сказал человек, — осталось несколько часов в бакте проплавать и все, можно отпускать, — улыбнулся он. Страшная рана действительно теперь выглядела гораздо лучше, а точнее, раны то никакой уже и не было, а была здоровая розовая плоть, которая просто ещё не заросла кожей. — Я зайду через четыре часа, этого времени хватит? — спросил я этого врача. Он мне кивнул и пробормотал, уткнувшись в датопад: — Вроде должно. После посещения Сады я отправился смотреть на город. И я вам авторитетно говорю, что смотреть там абсолютно не на что. Пыльные и грязные улочки, кривые, как не знаю что, много хмурых людей, и не только людей, с ошейниками. Один раз мимо меня даже прошла целая вереница рабов, охраняемая наемниками трандошанами. Видел я и труп, раздетый до нижнего белья и лежащий под стеной какого-то заведения. Видимо, беднягу ограбили и убили. А еще, один раз я зашел явно не туда. Улочки стали еще кривее, а прохожие мрачнее и подозрительнее. А потом я увидел нескольких разумных, которые стояли на маленькой площадке, образованной перекрестком двух улочек. Я же, как примерный гражданин, если такое выражение можно применить к человеку, оказавшемуся на Татуине и обвешанному оружием, как елка игрушками. И в действительности, у меня на поясе висел вибромеч, который нещадно бил меня по ногам; за пояс было заткнуто два бластера, Весстар 34 и DH 17, в кармане лежал вибронож, а за пазухой был спрятан маленький пистолет HL 27, очевидно стыренный у КорБезовцев. В общем, я был вооружен и опасен и ничем не отличался от обычных жителей Татуина. Я зашел в магазин и купил себе и Саде какую-никакую одежду. И еще купил себе неплохой комплект легкой брони. Как сказал продавец, это, по сути, генератор силового поля, ну и неплохой шлем в придачу. Когда прошли обещанные четыре часа, я уже подходил к дверям так называемой больницы.***
Трое сидели в рубке кораблика "Гордость Тайпани", трое были напряжены. Напряжение, казалось, было везде: в воздухе, в натужном гуле репульсоров, в тревожном перемигивании лампочек на панели управления и, конечно же, на лицах тех разумных, что сидели в кают-компании. — Борт 411, ответьте, — руша все надежды, прозвучал механический голос из голопередатчика. — Диспетчерская Борт 411 вас слушает, — упавшим голосом ответил Аннор и потом зачем-то добавил, — слышу вас хорошо, принимаю отлично. — Борт 411, ваш коридор 37647. Удачного полета, — удивил их оператор. — Проскочили, не успели, — устало произнес Аннор и вымученно улыбнулся, откинувшись на спинку кресла. Джерк начал безостановочно ругаться, костеря всех подряд, просто чтобы выпустить напряжение, а Клеврин сделал два больших глотка из фляги, которую он вертел в руках. Корабль медленно выползал из верхних слоев атмосферы, астродроид потихоньку попискивал, сверяясь с диспетчером. Вот уже миновали пояс из спутников, космических кораблей и станций, которые висят вокруг Корусанта, а трое в рубке все молчали. Они не могли поверить своему счастью, но в вместе с тем их одолевали и невеселые мысли. Как теперь жить и что делать? Все эти мысли о том, как они, подобно ситхам древности, будут подчинять, сокрушать и все такое прочее, ну или как там говорил Аннор. Но так как дело было в кантине, да еще и под утро, что именно он говорил вспоминалось с трудом, и даже сам Аннор под прицелом бы не сказал, что тогда наговорил. Первым молчание прервал Джерк. — Ну так че, куды летим то? — спросил он, водружая ноги на соседнее сидение, — моя прога такова: рвем сейчас в гипер, а там решим, — добавил он, довольно потирая зеленые ладони. От такого поведения с Аннором случилось то же самое, что случается с бластером, когда его долго не чистишь. Его перекосило, и лицо застыло в перекошенном выражении, как застрявшая деталь бластера. Но как истинный аристократ, Аннор ничем, кроме этого, не выдал своего неудовольствия и произнес: — Да, надо, — и уткнулся взглядом в пол. — На Мандолор, туда джедаи не сунутся, — проговорил техник, внимательно оглядывая своих собеседников. — Ай голова! — произнес родианец, хлопнув по плечу удивленного таким обращением Келлармаю. — А потом на Нал Хатту. Эх, оттянусь. Да там нас то кто искать станет? — победно оглядев товарищей по несчастью, добавил Джерк. — Тогда решено, — сказал Аннор, отдавая приказ астродроиду.