Атархис. Прихоть богов

      Перед тяжёлыми дверями Белого зала стояли двое стражников в доспехах королевской гвардии. Завидев Латариэля, они выпрямили и без того прямые спины и отворили перед ним двери. Внутри за большим круглым столом заседали министры во главе с королевой, которые, заметив принца, повставали со своих мест, приветствуя его нестройным хором голосов.       — Латариэль, — позже всех поднялась королева, — выйдем на минуту.       Она величественно прошествовала мимо, и эльфу не оставалось ничего другого, кроме как последовать за ней снова на выход. Мать отошла от стражников подальше и, дождавшись, пока двери будут закрыты, начала строгим тоном:       — Неужели так сложно выполнить мои указания точно? Ты опоздал.       Латариэль все ещё злился на неё за утренний разговор, но спорить снова не хотелось — вероятно, сказывалось успокаивающее воздействие музыки.       — Прости.       Королева вздохнула:       — Ладно, я не за этим тебя позвала, — она взглянула на Приама. — Он не может идти с тобой на совет министров. Там обсуждаются важные государственные вопросы.       — Разве телохранители обычно не присутствуют абсолютно везде? Это их работа, — для начала спокойно начал принц.       — Сейчас не те обстоятельства. Он вампир, — королева подняла взор на наёмника и добавила. — Ничего личного, Приам. Но на совет я тебя пустить не могу.       — Я понимаю, — ровно ответил тот.       — А я — нет, — с вызовом заявил Латариэль. — Либо он идёт со мной, либо меня на совете не будет.       Он ещё помнил те ощущения, что испытал утром в обеденном зале, и испытать их снова не имел ни малейшего желания. Беспомощный мотылёк, барахтающийся в паутине в ожидании смерти. Сковывающее, удушающее чувство. Ему везде мерещилась опасность, и лишь в компании телохранителя это притуплялось. Эльф и сам не мог бы сказать, в какой момент это началось: быть может, с первой минуты, а, может, сегодняшним утром. Но его жизнь и смерть во многом зависели от Приама, и глупо было бы лишаться охраны в комнате, наполненной ближайшими к королевской династии эльфами. У каждого мог быть не один мотив для убийства принца.       — Это не обсуждается. Он не пойдёт.       — Прекрасно. Я всё равно не хотел посещать это скучное совещание. Мама, наконец-то ты начала облегчать мне жизнь, — он развернулся, чтобы уйти, но королева перехватила его за запястье.       — Я не пойму: у тебя снова подростковый возраст начался? — злясь, зашептала она, чтобы стражники не услышали. — Что ты устраиваешь?!       — Я планировал сегодня ещё пожить, а для этого мне нужен телохранитель. Кто виноват, если ты сама выбрала мне вампира?       — Никто не будет убивать тебя на глазах у толпы министров, не глупи!       Латариэль воззрился на мать, тяжело дыша от сдерживаемой злости. Он и сам понимал, что, вероятнее всего, она права. Но что-то внутри не давало ему расслабиться и довериться, назойливо, точно камень, попавший в ботинок, напоминая, что смерть ходит по пятам. И каждый раз от этой мысли холодок пробегал по спине, мешая размышлять логически.       Они стояли и сверлили друг друга взглядами, пока не раздался спокойный голос Приама:       — Она права. Ты должен идти, Высочество. Но, если что, я здесь, — он несильно подтолкнул Латариэля в поясницу. Прикосновение его прохладной ладони чётко ощутилось сквозь тонкий шёлк и эльф ощетинился.       — Не трогай меня!       Вампир усмехнулся:       — Мне просто показалось, что ты от страха к полу прирос.       Сжав зубы, принц направился к входу в Белый зал. И почему ему не достался более молчаливый телохранитель?       — И, Риэль, — окликнула его у самой двери мать, — последняя просьба: не мешай работать моим министрам.       — Что ты имеешь в виду?       Королева многозначительно приподняла брови. Латариэль закатил глаза:       — Сдались мне твои старпёры…       Совет тянулся невероятно долго. Латариэль уже и не помнил, сколько вопросов они обсудили и сколько проблем решили или отложили. Хорошо, что неподалёку сидел эльф, который записывал всё сказанное. Сам принц в обсуждении не участвовал. Он сидел по правую руку от королевы и слушал выступления министров и их обсуждения. Поначалу это даже казалось увлекательным: Латариэль придумывал, какие решения мог бы дать он и радовался, когда кто-то озвучивал его мысли. Это значило, что он на верном пути. Затем ему надоело решать проблемы, когда его мнение никто не спрашивал, и он принялся рассматривать министров, но знакомым показался только один — его дядя, с которым удалось увидеться в медицинском крыле. Остальные казались совершенно чужими.       Хотя Латариэль и назвал их старпёрами, внешне министры, которым было по несколько тысяч лет, выглядели едва ли старше самого принца. Ему не нравился скорее их образ мыслей. Они были чрезмерно религиозны и не переносили никакие серьёзные изменения. Их стремление жить, как жили деды и прадеды, Латариэль находил утомительным. Не то чтобы он мог предложить что-то новаторское, но у эльфов был ненавистный для него обычай почитания старших, который в будущем мог стать непреодолимым рвом между самим принцем и этими многовековыми министрами. Уже сейчас он видел, как они зачастую мешают королеве вводить те или иные изменения, и представлял, насколько сложнее будет ему самому.       Для этих напыщенных королевских приближённых, членов королевской династии, Латариэль был чистокровным потомком богини Жизни, воплощением Солнца, венцом их совершенной расы. Но, тем не менее, оставался ребёнком, в руках которого опасное оружие — власть.       И всё-таки, несмотря на подобное отношение, принц то и дело ловил на себе их неоднозначные взгляды — наверное, именно об этом говорила мать, прося не отвлекать министров. И если поначалу подобное отношение льстило, то к концу совета начало надоедать. Больше всего Латариэля раздражал эльф с волосами, достающими до поясницы и на конце сцеплёнными золотой заколкой, министр финансов. Его внимание смело можно было назвать навязчивым, так что к концу собрания принц чувствовал себя взвинченным.       — Как прошёл совет? Не мешал работать министрам? — с усмешкой спросил Приам, когда они с Латариэлем немного отошли от Белого зала.       — Я не виноват, — нахмурился принц. — Они сами отвлекались.       — Неудивительно.       Эльф вскинул на телохранителя удивлённый взгляд: неужто это был комплимент?       — Я имею в виду, что на советах, наверное, скучно, вот они и отвлекаются на что попало.       Принц резко остановился. На что попало?! Раздражение, едва успевшее утихнуть, забурлило вновь.       — И то, о чем ты изначально подумал, я тоже имею в виду, — быстро добавил Приам, не давая Латариэлю разозлиться как следует.       И снова этот ничтожный вампир измывался над ним! У него даже комплименты от оскорблений было не отличить. Ну ничего, кто здесь принц, в конце концов? Кого учили управлять всеми возможными способами?       Эльф сделал глубокий вздох, успокаиваясь, и блуждающая полуулыбка окрасила его лицо.       — А о чём я изначально подумал?       Латариэль заметил, как то ли от перемены, то ли от неожиданного вопроса Приам на минуту растерялся.       — Ты и сам знаешь, о чём ты подумал.       — Я — знаю, — согласился принц и улыбнулся чуть более явно. — Но я хочу услышать это от тебя.       Видимо, поняв, к чему он клонит, вампир рассмеялся, громко и от души, и ничего подобного Латариэль ещё не слышал, привыкнув к тихим голосам придворных. Наверное, сейчас их парочка привлекла внимание всех любопытных поблизости, но принцу не хотелось оборачиваться, чтобы в этом убедиться. Сколько можно о них волноваться, в конце концов?       Отсмеявшись, Приам наконец ответил:       — Вот уж не подумал бы, что тебе нужно моё подтверждение того, что ты очень красивый эльф, — он выделил голосом слово «очень» и, всё ещё улыбаясь, воззрился на Латариэля с высоты своего роста. — Доволен, Высочество?       — Безусловно. И в следующий раз следи за речью, иначе я могу снова найти, к чему прицепиться, — он пошёл дальше, давая понять, что разговор окончен, но вампир и не думал играть по его правилам.       — И снова будешь напрашиваться на комплименты? — в его голосе по-прежнему звучало веселье.       — Буду. Потому что совершенно бездушно молча смотреть на такую красоту.       — Я надеюсь, ты сейчас шутишь.       — С чего бы мне шутить? — Латариэль и сам не был уверен, говорил он серьёзно или всё ещё вёл игру.       Приам возвёл глаза к небу:       — Сколько пафоса в самовлюблённом, перепуганном эльфе…       — Ваше Высочество, следите за походкой!       Изумлённый, принц обернулся на голос и обнаружил спешащего к ним преподавателя по этикету. Тяжело дыша, он догнал их и сразу добавил:       — И держите спину!       — Она и так держится, — пробормотал Латариэль немного смущённо.       — Она ровная. А должна быть с прогибом, — учитель покачал головой, точно эта ошибка могла стоить кому-то жизни.       С нежеланием принц выполнил, о чём просят, и преподаватель поклонился, правильно и размеренно, не поднимая глаз, как и положено.       — Позвольте вас покинуть.       Дождавшись разрешения, он торопливо удалился.       Ещё немного поглядев ему вслед, Латариэль вновь обратил внимание на Приама. «И что это вообще было?» — говорил его взгляд.       — А ещё ты далеко не такой совершенный эльф, как думаешь, — выдал вампир, внезапно продолжая прерванный разговор.       Сжав зубы, принц молча отправился в свои покои. После сцены, которую так вовремя устроил учитель, крыть ему было нечем.       — И спину держи ровнее! — донёсся до него неотстающий голос телохранителя.       — Я тебя сейчас пну!       Латариэль неспешно бродил по комнате. Едва он вошёл в свои покои, как ночной кошмар вспыхнул в его сознании, в очередной раз напоминая о близости смерти. А вместе с кошмаром наплыли и воспоминания о сне про богиню. Почему-то он, несмотря на свою важность, постоянно ускользал из мыслей, точно вишнёвый лепесток, попавший в поток ветра. За весь день эльф почти не вспоминал о подсказке, которая могла спасти его жизнь, и теперь, прогуливаясь кругами по собственной комнате, он старался не выпускать её из головы.       «Нельзя пройти дважды одной тропой в надежде избежать вырытой там ямы, Латариэль, нельзя».       Принц прокручивал эту фразу в голове снова и снова в попытках понять её истинный смысл. Он понимал, что под тропой подразумевается его собственная жизнь, тянущаяся тонкой нитью через века. Тогда оставалась «вырытая там яма». Скорее всего, это символизировало нечто плохое: неприятности, ловушку… И в его случае это, вероятно, собственная смерть, которая уже была подстроена кем-то. Но как соединить обе эти части и не ошибиться, эльф не представлял. Выходило немалое количество вариантов, одним из которых был намёк, что избежать своей судьбы не удастся, и Латариэлю снова суждено погибнуть, несмотря на помощь богов. Но нет! Селия сказала, что этот совет сейчас сможет спасти ему жизнь.       Тогда он окончательно запутался. Ему нужна была чья-то помощь, но к кому можно было обратиться, кому он доверял? Приам? Уж он точно не разбирался в загадках эльфийской богини.       Мысль зажглась, как свеча во тьме. Точно! К кому идти по вопросам богини, если не к жрецам?       Воодушевившись, Латариэль поспешил из покоев. Один из алтарей находился в семейном склепе под дворцом. Неприметный и редко посещаемый, в отличие от алтаря в храме богини Жизни, что располагался в придворцовых землях, однако нахождение одного жреца там было обязательным. Так что это место было идеальным, если хотелось переговорить с кем-то без лишних ушей.       Спустившись по невероятно длинной винтовой лестнице, принц, время от времени оглядываясь, чтобы быть уверенным, что за ним никто не следит, зашёл в склеп. Может, это было странно, но здесь, в каменных залах с высокими потолками, с остроконечными арочными проходами и приглушённым светом он чувствовал себя умиротворённее всего. Атмосфера покоя витала и в сухом пыльном запахе, и в самом осознании, что здесь лежат его великие королевские предки.       — Что мы здесь делаем? — в итоге не сдержал своего любопытства Приам. Латариэль видел краем глаза, как он оглядывался по сторонам — неудивительно, далеко не каждый мог попасть в одно из священных мест эльфов.       — Мне нужно решить один вопрос со жрецом.       — Ты меня пугаешь, — заявил вампир, но глаза его улыбались, давая понять внимательному наблюдателю, что он шутит. — Сначала воскрешение, затем жрецы. У вас тут секта?       Принц смерил его укоризненным взглядом и отвернулся. Сейчас ему было не до веселья. Они прошли зал тех дальних предков, историю которых он уже и не помнил. Затем был зал менее далёких родственников, и надписи на их массивных саркофагах ещё можно было разглядеть. По обыкновению там были написаны полный титул, всевозможные красивые прозвища и заслуги обладателя.       Но Латариэль остановился лишь в следующем зале. Гробницы стояли у правой стены на достаточном расстоянии друг от друга, чтобы между ними могли вместиться с десяток эльфов.       Принц медленно приблизился к крайнему саркофагу. Надпись у изголовья была почти чёткой.       — Далиор Даэри Мирамарис, — негромко прочитал Латариэль, ощущая лишь отголоски гордости за славные дела родственника, и зачем-то продолжил. — Мой прадед. Он погиб больше четырёх тысяч лет назад… в войне с вампирами. Так что я его даже не знал, но, говорят, он был храбрым воином.       — Это из-за его смерти у нас сейчас перемирие? — уточнил Приам.       Эльф кивнул и перешёл к соседнему саркофагу, поменьше.       — А это моя прабабушка, Мириэль Даэрос Мирамарис. Его жена и родная сестра. Для вас это правда звучит так странно?       — Даже не странно, а жутковато с моральной точки зрения, — признался Приам.       Латариэль пожал плечами:       — Иначе королевскую кровь не сохранить. В любом случае, свою бабушку я тоже не знал. Она решила уснуть вечным сном в тот же день. Как в сказке: и умерли они в один день.       — Ты имеешь в виду, что она покончила с собой? Вот это для нас звучит ещё более странно.       — Вам, смертным, не понять. Но иногда бессмертие становится в тягость, и тогда нам не остаётся ничего иного, кроме как прекратить свою жизнь самим. Ты, должно быть, слышал, что эльфы — однолюбы? Разве можно представить себе вечность без того, кого любишь во много раз больше, чем жизнь?       — Всегда можно начать заново — это не повод сбегать от проблем.       Латариэль тяжело вздохнул:       — В том-то и дело, что нельзя ничего начать заново. Ты совсем не понимаешь смысла слова «любовь», который вкладывают в него эльфы. На всём нашем пути судьбой, или богиней, или кем-то ещё — неважно — нам даётся один единственный спутник жизни. И, когда ты его находишь, назад пути уже нет. Это навсегда, и ничего подобного ни с кем больше тебе испытать не дано. Ты замечал, как быстро надоедают друг другу все разумные расы, живя бок о бок? Но всё в мире подвержено определённой логике, и, чтобы вечность не казалась невыносимой пыткой, существуют наши спутники жизни и особенная форма любви. Это не проходит, не угасает со временем, как всё, чему суждено жить и умереть. Это доступно только для бессмертных. Особый уровень чувств, понимаешь?       — Возможно. Хотя мне по-прежнему кажется, что вы любите всё усложнять. Но я верю, что мыслите и чувствуете вы по-другому, — Приам подошёл ближе и встал у соседнего саркофага, на данный момент последнего. — Это твоя мать? Вторая, я имею в виду.       Сердце с медленным садизмом сжалось раскалёнными клещами. Принц бережно прикоснулся к гладкому камню гробницы. Её холод казался инородным, чужим по сравнению с теплотой и бархатом кожи жившей некогда женщины. Латариэль помнил цветочный запах её волос и ласковый голос, которым она читала ему сказки перед сном. Она относилась к тем представителям прекрасного пола, про которых он никогда не посмел бы подумать ничего плохого. У старшей королевы всегда не было времени на сына из-за государственных дел, и почти всё детство принц проводил именно с младшей королевой. И как же ему не хватало сейчас её заботы… Всё могло бы быть по-другому, будь она жива.       — Да, это она. Странно, после своего воскрешения я не помню никого, а её помню, — севшим голосом ответил эльф после долгой паузы. — Несчастный случай, — он снова немного помолчал. — Почти сто лет прошло. Знаешь, я думаю, моя первая мать — очень сильная женщина. Мало кто может продолжать жить, когда их спутник погибает. Единицы. Я уверен, что даже моя смерть не отразилась на ней так, как младшей королевы. И я рад, что не помню, как она это переживала. Хотя последствия можно наблюдать до сих пор: любые упоминания любви в её присутствии запрещены, а мне запрещено влюбляться, чтобы однажды я не испытал то же самое и чтобы не было соблазна окончить свой жизненный путь. Ладно, пошли дальше: я не могу здесь долго находиться.       Латариэль двинулся вперёд, покидая этот зал, где когда-нибудь будет стоять и его саркофаг, и пересекая другие, пока ещё пустые комнаты.       — И всё-таки должен быть другой способ, кроме смерти или вечных страданий. Иначе что делать межрасовым парам? — не отставал Приам.       — Я не уверен, что такие есть…       — Можешь быть уверен: моя двоюродная сестра замужем за эльфом. И, предваряя слова о недолговечности их союза или чём-то подобном: их дочери уже двести двадцать семь.       Латариэль растерялся, не имея больше аргументов в запасе:       — Ладно, такие есть, но тогда я не понимаю, какой в этом смысл.       Вампир снисходительно улыбнулся:       — Почему ты везде ищешь смысл? На этих двоих стоит только взглянуть, и такие вопросы сразу же отпадают.       — Но я же на них не смотрел, — проворчал эльф себе под нос. — Я вообще ничего не видел, кроме стен дворцов.       — Не завидую.       — Не поверишь, даже я себе не завидую.       Приам усмехнулся:       — Хоть что-то из своей неидеальности ты признаёшь.       — В том, что я родился принцем, нет моей вины, поэтому ты не прав: я до сих пор идеален.       — А как же твоя несовершенная походка?       — Она совершенна в своём несовершенстве, — глубокомысленно выдал принц.       — Я так про всего себя могу сказать…       — Можешь, — согласился Латариэль и неожиданно для самого себя рассмеялся этой их странной логике. Печаль, навеянная гробницей матери, понемногу забывалась.       На несколько мгновений Приам засмотрелся, и эльф почувствовал, как покраснели кончики его остроконечных ушей.       — Что? — довольно резко спросил он.       Телохранитель встряхнул головой:       — Нет, ничего.       Тем временем они прошли через несколько пустых залов и шли через длинный полутёмный коридор, в конце которого горел огонь. Звуки их шагов шелестом разносились по пустынному помещению, оповещая жреца об их подходе.       Наконец они вышли в небольшую комнатку, освещённую лишь парой десятков свечей, стоящих полукругом на алтаре, высоком каменном столе с крылатой фигурой богини Жизни во главе. У её ног лежали жертвенные дары: свежие цветы, фрукты, ягоды, орошённые родниковой водой.       Чуть поодаль, за самим алтарём, в тени сидел жрец. Заметив принца, он поднялся со своего места и склонил растатуированную голову, наполовину прикрытую капюшоном.       — Ваше Высочество, чем я заслужил такую честь?       Латариэль сглотнул, начиная понемногу волноваться. А что, если и он не даст ответа?       — У меня к тебе… вопрос.       — Я вас слушаю.       — Мне нужно знать, что значит одна фраза… с божественной точки зрения, если так можно сказать.       — Я весь во внимании, — терпеливо повторил жрец.       Принц чувствовал на себе пристальный взгляд Приама и ровный — эльфа и нервничал всё сильнее, оттягивая момент.       — Она звучит так: «Нельзя пройти дважды одной тропой в надежде избежать вырытой там ямы», — он медленно выдохнул, боясь и одновременно желая услышать ответ жреца, и тот ответил незамедлительно.       — Это фраза из Книги Солнца, Ваше Высочество. Именно эти слова богине Селии сказал бог Мазелз, когда она, в попытках создать совершенную расу эльфов, раз за разом терпела неудачу. По сути своей, она означает, что, совершая одни и те же действия, невозможно избежать прошлых ошибок. Или, если ещё проще, — меняйте курс — он ошибочен.       Хаос в голове рассеялся. Всё встало на свои места. И Латариэль ощутил, как что-то, что давило на него последние дни, освобождает его, и на душе наступает лёгкость, а мозг уже начинал работать, продумывая план для исправления ошибки. Медлить было нельзя. Он и без того потерял целый день.       — Спасибо. Это именно то, что нужно! — бросил на прощание принц и, вдохновлённый открытием, отправился в свои покои.       Всё остальное время он провёл в размышлениях над теперь уже расшифрованной подсказкой богини. Нужно было «сменить курс» своей жизни, и первые идеи уже зародились в его голове. Оставалось только продумать детали.       Ночью, когда дворец полностью стих, и ни один звук не доносился до чувствительных ушей, Латариэль поднялся с кровати и подкрался к медитирующему на полу телохранителю, опускаясь на корточки, чтобы стать с ним примерно на один уровень.       — Приам, — едва слышно прошептал он, и вампир открыл глаза, устремляя на него абсолютно бодрый взгляд, точно только и ждал, пока его позовут, — мне нужно, чтобы ты помог мне сбежать из дворца.