The die is cast

Глава №4 «Ярость»

«Придаваться ярости куда приятнее, чем сожалеть о своей потерянной жизни. Кроме того ярость служит надёжной защитой от посторонних взглядов.» Корнелия Функе. «Рыцарь – призрак»

Как часто вы испытываете испепеляющую ярость, которая сметает всё остальное с вашего пути, будто остаётесь лишь вы и выжженная злобой пустыня. Чувство отчаянья и собственной безграничной вины захлёстывает меня с головой, когда открывается дверь в одно из нижних помещений медицинского отделения. Я плотно стискиваю зубы и делаю выдох, стараясь полностью опустошить легкие, только бы не быть здесь, только бы удержать себя в рамках положенного поведения. В комнате темно и холодно. Горит лишь несколько лампочек, в свете которых тускло блестят металлические ручки дверей холодильных камер. Я благодарна МИ-6 хотя бы за то, что эта комната выглядит более угнетающей, нежели морговый отсек в Кингсмэне, иначе, клянусь Богом, я бы подожгла эти тошнотворно-белые стены. Помимо меня в холодном унылом помещении ещё три человека: местный криминалист, который явно скептически относится к своим первостепенным обязанностям, Мэтью, который даже в этой ситуации выглядит более удручённым, лишь потому, что его «бесценную» офисную работу не ценят по достоинству, а так же глава департамента по интернациональным операциям, а говоря человеческим языком – большой Босс МИ-6. Даже в такой компании я ощущаю себя слишком беспомощной в данных обстоятельствах. После разговора с отцом, я готова была разнести в щепки кабинет начальника крупнейшего Британского развед-бюро. – Мисс Кинг, если Вы не против, хотелось бы закончить со всем этим поскорее. У меня на сегодня сложился довольно большой список запланированных дел, в том числе Ваша срочная отправка домой. – Твёрдый голос с отчётливыми нотками стали заставляет меня зажмуриться, чтобы не ляпнуть лишнего. Да и чего рыпаться? Оказавшись в стенах этого чёртового здания, я заведомо оборвала пути отступления. После случившегося на дороге и не только, отец мало того что не даст мне закончить дело, так ещё и переведёт на офисное содержание на месяц-другой. Но только бы это было самой большой из проблем… Я потеряла напарника! Его судьба была ясна ещё с момента, когда Дэниэл сказал, что Лефлера забрал картель. Уже тогда я понимала, что больше мне не представится возможность увидеть Чарли живым, но чёрт возьми… Я даже и подумать не могла – меньше чем на секунду не допускала – что один из нас не вернётся из Туманного Альбиона. – Конечно, – моего едва слышного ответа достаточно для того, чтобы криминалист, который ранее старался казаться безучастным, с ленивым видом провернул ключ в замке одной из холодильных камер. Я сильно зажмуриваю глаза в надежде, что увиденное не подействует на меня слишком сильно, ведь, по словам отца, после аварии другого результата в Кингсмэне не ожидали. Чёртовы малодушные ублюдки! Да что мне-то открывать рот, если я такая же, а может и значительно хуже… Внутренние демоны уже давятся избытком неоправданных потерь и чувством ненависти к себе. Когда горизонтальная часть камеры выдвигается, Мэтью отходит на несколько шагов от меня, как никогда понимая, что лучше бы ему держаться подальше. М же остаётся стоять на месте, глядя на меня точно так же, как и прежде, и в этом взгляде явно невозможно прочесть ни йоты сожаления. Я глубоко вдыхаю и делаю один лишь шаг, чтобы оказаться около моего напарника, о котором уже не скажешь в настоящем времени. Руки самопроизвольно сжимаются в кулаки, оставляя болезненные следы от ногтей на внутренней поверхности ладоней. Ком в горле становится настолько большим, что хочется упасть на колени и заплакать. На мертвецки-бледном теле Чарли нет практически ни одного целого места, не говоря уже об отрезанных, или скорее отсеченных, конечностях – вместо ладоней и стоп остались лишь культяпки. Его загорелая и привычно тёмная кожа кажется совершенно белой в тех немногих целых местах, где нет кровоподтёков, ушибов, или глубоких порезов. Глаза Чарли всё ещё открыты, от чего я прихожу в негодование и ощущаю немую агонию. Судя по тому, как сомкнута нижняя челюсть, её либо ломали, либо вырезали язык. Чёртовы мрази… Всё в точности в соблюдении традиций мексиканских ублюдков. Как же я ненавижу вас! А ведь на этом месте могло быть не одно изувеченное тело… Я чувствую, что начинаю задыхаться от нехватки воздуха и подступающих слёз. В голове мелькают тысячи картинок тех немногих моментов, которые мы провели вместе с агентом Лефлером. Нет, я питала к нему лишь платонические чувства, но от этого ни капли не легче. Я вспоминаю его фразу про британский «Юнион Джек» на крышке его гроба, и больше не могу сдерживать слезу, которая скатывается по щеке. Я даже не пытаюсь смахнуть её, ведь жизнь этого мужчины стоила того, чтобы о нём скорбели. Насколько я знаю, у него осталась только мать. Не сомневаюсь, что ей уже сообщили новость о случившемся. А спустя неделю после похорон, если не на них самих, отец сунет миссис Лефлер медаль за мужество и отвагу её сына… Чёртова медаль. Да пусть сунут её себе в зад! От избытка эмоций мне хочется закричать так громко, насколько хватит голоса и дыхания. Я уже даже не пытаюсь сдерживать слёзы и пронзающую дрожь в каждой клеточке тела. Лучше бы я сорвалась с того чёртова обрыва. Лучше бы я умерла на том злополучном скосе, чем сейчас видеть это. Земля уходит из-под ног, забирая у меня любую надежду хоть на что-то хорошее. У меня случались неудачи с Марино, но я никогда не видела подобного ранее. Чарли Лефлер не был первым агентом, павшим от рук этого мерзкого мексиканского ублюдка, но остальных я не видела, да и не знала так близко, чтобы лить по ним слёзы. Профессиональные навыки, наработанные за время службы в Кингсмэне, просятся наружу в попытке изучить каждую деталь событий, что привели к такому омерзительному концу, но я даже не хочу этого делать. Я не хочу знать, почему у моего партнёра не осталось конечностей, чёрт меня дери! – Мисс Кинг… – окликает меня Мэтью, разрывая напряжённый пузырь тишины в комнате и без того пропитанной злобой. Он обращается ко мне привычным несколько недовольным тоном, что становится донельзя огромной ошибкой. – Заткнитесь! – выкрикиваю я, давая понять, что стоит ему открыть рот ещё раз, и в этой комнате станет одним трупом больше. Не думаю, что МИ-6 многое потеряет! Как ни странно, директор меня не останавливает и даже не меняется в лице, будто считает всю ситуацию чем-то из разряда «в порядке вещей». Святые угодники, что здесь вообще творится… Я разворачиваюсь к Чарли и сразу же сталкиваюсь со стеклянным взглядом мёртвых глаз, которые ранее пылали неимоверным огнём и полнотой жизни, что мог позавидовать любой. Мне страшно… Страшно, холодно и так больно от осознания реальности. Этот прекрасный молодой мужчина должен был жениться, завести двоих детей и навсегда уйти из разведывательного департамента специальных операций американской спецслужбы Кингсмэн, но никак не возвращаться в соединенные штаты с культяпками вместо рук и ног, в холодильной перевозочной камере! Из груди вырывается истомный глухой рык злобы и слепой ненавидящей ярости. Я сжимаю скулы, готовясь сделать последнее и единственное, что могу сделать сейчас для агента Лефлера, чтобы отдать ему хотя бы ту минимальную дань уважения, которую он заслуживает. Мои дрожащие пальцы осторожно касаются безжалостно изуродованного лица, и про себя я отмечаю, что никогда раньше не видела подобной безграничной жестокости от картеля Марино. Вдох… Ещё один, и, сглатывая слёзы, осторожно, едва касаясь, будто боясь навредить, я закрываю глаза Чарли, стараясь этой беспечной и чертовски бесполезной попыткой стереть всю ту невыносимую боль, которую он испытал, прежде чем сердце перестало качать кровь. На тот момент, когда веки Чарли Лефлера навечно смыкаются, я окончательно понимаю, что теряю всякий контроль, а те малые силы, которые помогали мне держаться покидают тело, оставляя по себе лишь голодную, одинокую, выжженную пустыню. Я аккуратно приседаю на колени, забывая обо всём на свете, будто кроме меня и Чарли в этой комнате никого нет, да и не было вовсе. Мне плевать на мнение окружающих. Сейчас мне плевать на весь мир, включая собственную жизнь! – Vos vixit honestam vitam et fortis bellator. Nunc vos requiescet. Dignus es*. – Голос сходит на нет и превращается в лихорадочный шёпот, но это не важно. Ведь слова, только что слетевшие с моих уст, предназначаются тому, кто больше никогда их не услышит. Наконец, трясущиеся пальцы отрываются от мёртвого лица агента Лефлера, и я поднимаюсь на ноги. Взгляды остальных обитателей комнаты остаются прежними, только теперь в глазах руководителя можно увидеть едва заметное чувство снисхождения ко мне, как к агенту, потерявшему своего напарника, если не больше. – Мисс Кинг, – несмелый голос Мэтью разбивает вдребезги невидимое стекло величавой тишины и мнимого спокойствия, – в течение часа мы подготовим всё к Вашей отправке в Соединенные Штаты. От Вас требуется только… От противного голоса с дымкой притворства меня просто выворачивало! Вот за что я не выношу работников офиса – они думают, что всё понимают, и ставят себя на ранг выше, считая, что с ними никогда не случится подобного. Если бы мы с мистером Эдисоном были в комнате одни, он бы явно разубедился в том, что участь Чарли Лефлера никогда его не постигнет! Ярость вновь застилала мне все пути к любым правильным решениям, столь необходимым в такой ситуации. Я увлеклась эгоистичной болью, оправдывая свои чувства мнимым отмщением за то, что сделали с моим напарником. И пусть от этого все мои последующие действия будут до безобразия беспринципными и неверными со стороны моего рода деятельности, но поступить как-то иначе моё маленькое человеческое начало мне просто не позволит. Я никогда не была доброй, с самого детства меня учили искоренять чувство жалости к незнакомцам. Но даже держа в руках первоклассное боевое оружие, всегда ставила под сомнения свои предстоящие действия, взвешивая каждую деталь, только бы принять наиболее правильное решение. Несмотря на все «за» и «против», я старалась быть хорошим агентом, выполнять любую свою работу по высшему классу, даже когда отец заставлял меня переписывать старые компьютерные титулы от руки. Вся моя жизнь шла по пути нелепых соответствий, в надежде вызвать у Джона Кинга гордость за своих детей, в первую очередь – за дочь. И к чему я пришла в своих великих и благородных, казалось бы, стремлениях? Я – чёртово ничтожество, из-за которого умер мой напарник. А теперь я должна собрать остатки своей, раздавленной дешёвой Toyota Highlander, гордости и первым же рейсом отправиться домой, сопровождая мёртвое изувеченное тело Чарли, как красный код своего провала. Чёрта с два! Я знаю, что ещё не раз пожалею о своём следующем действии, но что мне остаётся. Как бы не были глубоки мои раны, я всё ещё Кинг, и всё ещё дочь своего отца. – Я могу поговорить с Вами, сэр? – Мой голос звучит крайне твёрдо и уверенно, ни на мгновенье не уступая отцовскому, доказывая, по большей части, принадлежность к великой могущественной семье. Я поворачиваюсь прямо к директору, ярко давая понять остальным мужчинам в этой комнате во главе с Эдисоном, что их слова я ни во что не ставлю. Взгляд М преисполнен скепсиса и недовольства, возможно, он догадывается, что я хочу сказать. Как и я догадываюсь о его вероятном ответе. Но не попытаться было бы грехом с моей стороны, от которого было бы невозможно отмыться перед собственной совестью. – Мисс Кинг, надеюсь, Вы понимаете ценность моего времени? – Простой и довольно суровый ответ директора застаёт врасплох, но этого мало, чтобы сбить меня с толку. – Конечно, сэр. Так же как и Вы должны понимать серьёзность ситуации. Мы могли бы остаться наедине? – Мой голос практически не дрожит, несмотря на внутреннюю бушующую истерику. М бросает на меня лишь один испепеляющий взгляд, но мне-то больше терять нечего. Ещё секунда и величественный мужчина, так часто решающий вопросы по жизни и безопасности Великой Британии, кивает двум своим подчиненным, чтобы те покинули комнату. Мэтью смотрит на босса, явно не понимая его поступка, да и я, признаться, тоже. Но как только дверь за рядовыми работниками МИ-6 закрывается, я позволяю себе доли секунды внутреннего ликования. – Итак, Натали, в Вашем распоряжении три минуты. Не уложитесь – Ваши проблемы. А если Ваш вопрос покажется мне к тому же крайне идиотским, полетите домой в багажном отсеке одного из разведывательных вертолетов, Вам ясно? – Так точно, сэр! – чётко отвечаю я, становясь в импровизированную позу солдата, – Я не займу много Вашего времени, а если окажусь не права, то с готовностью полечу в Соединённые Штаты хоть в багажнике кукурузника. М делает глубокий вдох, бросая взгляд на чрезмерно дорогие часы Omega на своём запястье. Три минуты… Я докажу ему, что меня не стоит отправлять домой! – Сэр, у Вас ведь и без того не особо тёплые отношения с моим отцом, и одна меленькая деталь навряд ли испортит их ещё больше, верно? – М уже хочет перебить меня и послать ко всем чертям, но я молниеносно указываю на часы, напоминая о наличии трёх минут его времени в своём распоряжении. – Вы ведь знаете о том, что один из величайших наркоторговцев, а так же террорист и жестокий убийца, Джонни Марино сейчас находится на территории Британии. Дайте мне всего три дня… – на миг я запинаюсь, но не собираюсь останавливаться, – Три дня и его координаты, сэр, прошу Вас. Я ещё не закончила свою речь, да и три минуты истечь ещё не успели, но по лицу директора ясно, что мне придётся возвращаться домой в коробке для багажа. Но я не собираюсь сдаваться! – Бросьте, сэр! Вам плевать на американские спецслужбы, как и нашим же не интересно мнение кого-либо другого, но всего три дня и маленькая помощь в поимке Марино, и можете забирать всё. Я убью Марино, а всё имущество картеля, включая многомиллионное состояние, остаётся в Британии, и поимка этой группировки также будет на Вашем имени. Рейтинг МИ-6 возрастёт на мировой арене специальных разведывательных служб, я уже не говорю о деньгах, которые Вы получите. – Когда я заканчиваю говорить, взгляд директора преисполнен скепсиса и недоверия. Я фыркаю и решаюсь закончить свою тираду, – Для Вас это только выигрышное дело! Так как Марино на территории Англии, его поимка принесёт вам небывалые лавры. – Твои три минуты истекли. Мне не нужны проблемы с Джоном Кингом, потому что его недальновидная глупая дочь решила поиграть в нелепые детские игры! – Директор направляется к выходу, вводя меня в состояние ступора и высшей меры отчаянья. Я прыскаю, но решаюсь сделать глупейшее действие в своей жизни. Мои пальцы хватаются за руку директора могущественнейшей корпорации мира, на что получаю однозначный ответ – убийственный жуткий взгляд, которого стоит бояться большей части нашего бюро, не что одной мне. – Прошу, сэр, это всего три дня! Я могу дать вам гарантии, что убью Марино, мне нужны лишь координаты и игнорирование вашей экстрадиции для моей отдельной персоны. Три дня – и Вы получите всё! – Мой голос переходит на тон выше, в надежде достучаться до большого босса МИ-6. – Ты глупая, безрассудная девчонка, управляемая собственной обидой и чрезмерно раздутым эго! Из-за твоего беспрецедентного идиотизма кто-то пострадает, в точности, как твой разделанный друг! Его слова отбирают у меня крупицы последней надежды хоть на какую-то победу. От воспоминания о Чарли сердце сильно сжимается, но злость, растекающаяся по венам, только придаёт сил! Если я вернусь сейчас домой, то не видать мне больше работы до конца моих дней, а поимка Джонни Марино так и останется мифом, погибшим на просторах Лондона, и смерть Чарли Лефлера останется безнаказанной. Множество смертей от рук мексиканского картеля просто лягут на плечи правительствам разных стран и бедным семьям на нескольких континентах. – Прошу Вас, я отдам правительству Британии всё, только потеряйте меня с радаров на три дня. Пусть без Вашей помощи, просто не сообщайте о моём исчезновении всего семьдесят два часа. Если не справлюсь – можете считать меня дезертиром и судить по всем законам государства! А если из-за моей глупости, обиды и собственного раздутого эго пострадает хоть один человек – сможете спустить всю обойму девятимиллиметрового глока мне в голову. И вас никто за это не осудит, потому что всё спишут на картель! На последнем предложении директор закатил глаза. Он явно злился, играя желваками. Он уже мечтал разорвать меня в клочья, но как бы там ни было, чтобы отказаться от такого предложения, нужно быть огромным идиотом. А вот всё что угодно, но на идиота М явно не похож. Я смогла заставить его задуматься! И хотя бы это уже стоило таких бесчестных просьб о помощи. – Ты готова предать своё семейное дело, чтобы убить одного наркоторговца? – В голосе директора слышится неприкрытый скепсис, но, кажется, мне удалось зацепить его. Отец точно прострелит мне обе ноги за подобное, но разве я не права сейчас!? – Всего три дня. Мы оба знаем, что Кингсмэн и ЦРУ уже долгое время пытаются поймать Марино, но в связи с подкупом в одной из небезызвестных спецслужб – Вы должны понимать, о чём я говорю – уже более полутора года мы не можем сделать этого. Дайте мне только один шанс, прошу сэр. Вы ведь ничего не теряете, а объясняться с моим отцом большого дела стоить Вам тоже не будет, – на последнем предложении я чувствую, как пересохло во рту от переизбытка эмоций и непрерываемого словесного потока. Напряжение в тёмной комнате больничного крыла достигает своего апогея, когда М поворачивается в мою сторону. Он выглядит так чертовски угрожающе, что, скорее инстинктивно, нежели по собственному желанию, я закрываю рот. Если сейчас он пошлёт меня к чертям в очередной раз, то больше я не стану пытаться. Стисну зубы, полечу домой, сопровождая бездыханное тело Чарли, который заслуживал похорон с наивысшими почестями и грёбанной бесполезной медалью! – Натали… – М цедит моё имя сквозь зубы, будто произносит почти красивое ругательство, – мисс Кинг, чисто теоретически МИ-6 может потерять Вас со всех спутников, дорожных камер и радаров. Но в Кингсмэне не идиоты работают, Вас найдут в считанные минуты, ну максимум – часы. Если не… Я делаю глубокий вдох и замираю, ожидая услышать окончательный вердикт. – Если, конечно, не использовать прохождения по нашим протоколам. Я могу дать тебе семьдесят два часа, но для этого придётся работать только под моим началом, оборвав на это время все каналы связи с Соединенными Штатами, прежде всего с Кингсмэном. – Такого ответа я не ожидала. Исчезнуть и не сообщить отцу… В голове сразу же засверкали миллиарды вариантов развития событий, обескураживающая реакция брата и сестры, отчаянье отца. Реакция всей организации на возвращение одного трупа Лефлера и пропажа дочери Джона Кинга… Сердце внутренне умирает лишь от одной подобной мысли, но сейчас я должна следовать лишь расчетливости и руководствоваться хладным рассудком, как и учил меня отец. Если я сейчас уеду, ЦРУ оборвёт любые каналы и даст Марино замести все мельчайшие следы, а мы потеряем последнюю возможность наказать ублюдка, хоть в небольшом соответствии с его грехами. Секунда, две, три… Я чувствую, как внутри всё обрывается от растерянности и боли, от страха и собственной беспомощности. Пути назад нет, и это было ясно, как только за нами закрылась дверь белого кабинета. Я – Натали Кинг, и со временем мне придётся принимать судьбоносные решение. Так как я могу позволить скосить ещё тысячи жизней в ничтожных попытках сохранить репутацию своей великой организации. Пора прекратить мыслить как послушная дочь, или бессознательный морской пехотинец! Я столько раз ставила на кон всё, если не больше, что мешает сделать это сейчас? – Я согласна, сэр. От собственного голоса по телу бегут мурашки… Я ненавижу себя за то, что делаю. Для отца это станет большим ударом, не говоря уже о том, что он может возненавидеть меня, больше, чем моего старшего брата Генри. Но там, на окраине Лондона, повиснув вниз головой над огромным обрывом, я поняла одну простую вещь – жизнь дороже любых семейных пререканий. Пусть я упаду в глазах отца, но тысячи простых людей будут спать спокойно, а каждая смерть нашего агента, прежде всего Чарли, будет отмщена, по крайней мере, это моё решение. Ещё примерно несколько секунд, и директор МИ-6 подходит ко мне так близко, что мне удаётся уловить запах его дорогого парфюма Straight to Heaven by Kilian, которым пользуется большинство мужчин, вращающихся в кругах с наличием таких денег и власти. – Если ты сделаешь хоть что-то не по плану, или ослушаешься самого малого приказа, мы и правда потеряем тебя из виду. Причём так, что ни одна Ваша спецгруппировка с передовой техникой не найдёт, уж это я могу Вам гарантировать, мисс Кинг. – Когда М вновь обращается ко мне на «Вы», напоминая, что я здесь лишь гостья, и ярко подчеркивая предыдущей фразой, что моя смерть для этой организации станет лишь обыденным явлением, я сглатываю и часто моргаю. Хочется забиться в самый дальний угол, или отойти так далеко, чтобы прижаться к стене, только бы не слышать этого пренебрежительного устрашающего тона. Своим рискованным предложением я заведомо делаю огромный порез на, и без того испорченном, теле семейных отношений. Но мой поступок имеет ценное оправдание – человеческие жизни, хотя кому я вру… Всё это ярость! Моё спонтанное решение вызвано безграничной яростью с таким глубоким диссонансом боли и злости, что я принимаю его с излишней резкостью и неосторожностью. Я сохраняю выражение лица уверенным, и стойко выдерживаю взгляд главы МИ-6, который настроен ко мне явно скептически, если не враждебно. Но как бы там ни было, М не скрывает своего пренебрежения к ничтожной американке. По мнению этого человека, единственным моим достоинством, по праву которого меня стоило выслушать, является фамилия, и все привилегии и возможности к ней прилагающийся. Но он не скрывает реальности, оставляя по себе впечатление жестокого, но прежде всего честного человека, чем может похвастаться далеко не каждый в Кингсмэне, во главе со всей моей семьей. – Есть, сэр! – чётко отвечаю я, принимая основную позу солдата, которая стала мне крайне привычна. Директор М прыскает, пропуская меня вперёд, и, наконец, выводя из столь ужасной и тяжёлой для меня в данный момент, комнаты. Я шагаю вперёд, поднимая голову вверх, будто принимаю условия игры на чужом поле. Мне не нравится даже мысль о том, чтобы стать агентом-перебежчиком, или, как это явно опишет отец – агентом-предателем, но ответьте честно, какое бы решение в данной ситуации приняли вы? По правде, меня мало интересует честный ответ, лишь потому я всё равно останусь при своём мнении. Да и менять решения, даже если пожалею о нём, не в моих правилах. Сделав подобное, я точно оболью грязью свою фамилию, а это черта, которую я никогда не переступлю, хотя бы потому, что знаю каково это, и чего это стоит… Теперь М идёт чуть впереди, а я следую прямо за ним, словно та верная собачонка, которая всю свою сознательную жизнь и службу провела не в далёкой солнечной Америке, а здесь – в этом огромном и величавом каменном здании. Не нужно быть гением, дабы понять, что моё автоматическое и, по большей части, наигранное послушание, радует директора МИ-6, и буквально на одну малюсенькую йоту успокаивает по отношению к моей недавней выходке. Когда мы заходим в лифт, я делаю глубокий вдох и всячески стараюсь удержать на лице лёгкую улыбку, которая так необходима в подобных ситуациях. – Как только Вы переступите дверь моего кабинета, начнутся Ваши семьдесят два часа. Я выделю отдельного агента, и с того самого момента Вы будете находиться только в его и моём подчинении. Если наши техники заметят, что Вы пытаетесь играть по своим правилам, или хотя бы шаг ступить без прямого приказа – вернётесь домой в том же ящике, что и Ваш друг. Если, конечно, после общения с картелем Ваше тело вообще будет подлежать целостности, – директор вещал свою речь тоном короля-льва, который может убить одним лишь движением огромной лапы, причём даже не своей собственной, и не прилагая совершенно никаких усилий. – Я ни в коем случае не пытаюсь угрожать Вам, мисс Кинг, лишь указать место… Я предпочитаю не открывать рот лишний раз, лишь сдержано киваю, давая понять, что согласна с каждым его словом и подписываюсь под своим согласием. Когда дверь лифта на самый верхний, во всех смыслах, этаж открывается, я окончательно осознаю, что пути назад нет. Моя стандартная, выданная на месте пребывания, обувь звонко выстукивала плотными каблуками по гранитной поверхности полов, в тот самый момент я переступила порог самого значимого кабинета в целой Великобритании. * Ты прожил честную и достойную жизнь, воин. Покойся с миром. Ты это заслужил.