В дно постучали

— Кудрявый, ты тоже на спор пил ринкол в «Черной дыре»? — Я открыл начавший ржаветь шлюз, пытаясь впустить в медблок хотя бы немного воздуха. Берилл, одна из тех, забытых богами всех известных рас людских колоний, что разбросаны по самым отдаленным уголкам Терминуса, плавилась от жары. Казалось, что даже система кондиционирования, перегретая лучами здешнего солнца: блеклого, расплывшегося на полнеба — гонит уже изначально раскаленный воздух. — Ни хрена я не пил, Костоправ, — Кудрявый откашлялся, выплюнув на выскобленный добела пол медблока немного крови. — Я что, похож на идиота? Я покачал головой. Некоторые из наших братьев грешат подобными выкрутасами — пьют кроганскую бурду на спор, чтобы выяснить, кого вырубит первым. Проигравший, отоспавшись, драит сортир зубной щеткой. Все от безделья, ясное дело. Мы торчим в гребаном Берилле, выступая в незавидной роли личной гвардии местного преступного царька уже несколько месяцев, и ржавеем, как арматура на Тучанке. Мы — Черный Отряд, независимая рота наемников, о которых слышали очень немногие. Нам не нужны лавры «Кровавой Стаи», «Затмения» или «Синих Светил», чтобы нам платили за работу. Очень хорошо платили. Мы широко известны в узких кругах. Этого достаточно. — Тогда расскажи мне, в какой грязной дыре ты сегодня обедал? — я задумчиво разломил тонкую ампулу с ярко-зеленой жидкостью над стаканом с водой. Капли антидота, коснувшись прозрачной поверхности, выбросили вверх облачко дурнопахнущего дыма. На вкус эта дрянь еще хуже, чем можно заподозрить по запаху, но зато работает. Если, конечно, я не ошибся. — В «Кроте». — Кудрявый белел на глазах. Не знаю, от чего точно: от вида ли моего снадобья или от токсинов. Меня бы больше устроил первый вариант. — Понятно, — я решительно подвинул к нему стакан. — Залпом, красавчик. Ты третий за эту неделю. Надо бы намекнуть начальству, что какая-то паскуда травит наших людей, и с этим уже пора разобраться. Сегодня отлежись, а пока будешь давить подушку — повспоминай, не отирался ли около тебя давеча какой-нибудь батарианец. С лысины Кудрявого — гладкой, как коленка азари — скатывались капли пота. Он вылакал содержимое стакана, закашлялся и грузно осел на кушетку, хватая ртом воздух. — Ты пришел вовремя, — ухмыльнулся я. — Доберешься до казарм — передай, чтобы дальше отрядной столовой пока не ходили. Повар у нас дрянь, но хотя бы не насмерть травит. Когда Кудрявый, разогнувшись, наконец, покинул медблок мелкими перебежками от одного пятна тени к другому — жара становилась все яростнее, я позволил себе, накинув на голову привезенный по оказии с Цитадели белый медицинский халат, выползти наружу. Муравейник из жилых и служебных блоков, отведенных Отряду местным заправилой, который пафосно именовал себя «синдиком», располагался на холме, что возвышался чуть поодаль от самой колонии. Мой блок, обитель добра, любви и исцеления, торчал почти у самой вершины. Выше — только коробка, в которой жили Капитан и Лейтенант. Вероятно, это означало, что отрядному врачу оказана великая честь обретаться в непосредственной близости от начальства. Хер бы их побрал. Внизу можно было урвать хотя бы пару метров тени. Берилл расстилался передо мной, дрожа в полуденном мареве. Дальше, за хаотичным нагромождением стальных коробок, деревянных — и где они только нашли дерево на этой планете? — лачуг, где, по слухам, обитали ворка и батарианцы, и давно неиспользуемых ангаров для шаттлов и «Мако», мутно поблескивало так называемое Море Мук — местная грязная лужа. В нем и водилась та самая ядовитая рыба, которой за последние несколько дней отравилось сразу несколько наших парней. Им подсовывали ее под видом искусственно выращенной — а по вкусу никто бы и не отличил. Батарианцы, говорят, жрут ее даже без соли. Но что батарианцу деликатес, то человеку — яд, выводящий из строя за несколько часов. Кудрявому повезло. Косоглазому и Дикому Брюсу подфартило меньше. Тщательно закупоренные коробки с их телами недавно забрал шаттл местного крематория. Берилл был одной из тех колоний, про которые, кажется, давно забыли, вытянув из недр планеты все, что привлекло сюда когда-то исследовательские корабли. Колония влачила мутное, как здешний водоем, существование, в последние годы став приютом для множества мелких и не очень шаек бандитов, работорговцев и космических пиратов, которым после особенно удачного дела нужно было залечь на достаточно глубокое дно. Берилл был дном почти в прямом смысле этого слова. Хотя, как выражается наш Капитан, иногда ты думаешь, что достиг дна, а потом снизу вежливо стучат. Мой омнитул захрипел, освободив от необходимости дальше думать невеселые мысли. Я бросил осоловелый взгляд на горизонт и удивленно заметил, что к космопорту движется какой-то корабль. Слишком большой для того, чтобы привезти сюда еще несколько задниц неудачливых наемников. Слишком обшарпанный, чтобы оказаться судном Альянса. Черный, без опознавательных знаков. — Костоправ, — голос Капитана звучал из омнитула глухо, как из алюминиевой кастрюли. — Ты где? — Наслаждаюсь видами, — нехотя ответил я, чувствуя, что торчащий из благословенной тени нос начинает медленно оплывать, как свечка. — А что, у кого-то мигрень? — Хорош зубоскалить. — Капитан иногда позволял мне забыть о субординации. Иногда. Альянсовские привычки до сих пор давали о себе знать, хоть он и покинул ряды морпехов черт знает сколько лет назад. — Поднимись ко мне. Я нехотя потащился по гремящим железным лестницам вверх. Рубашка прикипела к спине, и я начал всерьез опасаться, что вечером сниму ее вместе с кожей. В блоке, который служил Капитану и спальней, и рабочим кабинетом, было на удивление прохладно. Не удивлюсь, если последние на Берилле остатки хладагента для системы кондиционирования ему поставляли из под-полы, минуя нашего интенданта. Капитан ждал меня, сонно развалившись на стуле. На стене за его спиной висел неизменный портрет — сам Кэп, облаченный в форму Альянса, на фоне альянсовского же флага. Напоминание о прошлом, которое он никогда и ни с кем не желал обсуждать. У каждого из нас есть прошлое, когда-то приведшее в Отряд. А негласная традиция, запрещающая выпытывать подобные детали биографии, жива среди братьев Отряда и по сей день. — Мне рассказали про Кудрявого, — сказал Капитан, пытливо всматриваясь в мою красную от солнца рожу. — Кажется, нам пора наведаться в «Крот» и разузнать поподробнее, кто, зачем и почему. — Согласен, — пожал плечами я. — У меня кончается антидот. — Ильмо, Добряк и Молчун будут ждать тебя у ворот базы. — Капитан со вкусом потянулся. — Возьми дробовик. — Так точно, сэр, — я слегка театрально отдал честь и щелкнул каблуками. — К пустой голове руку не прикладывают, — усмехнулся Капитан. — Вольно, док. Это, ясное дело, был элкорский цирк от начала и до конца. Я вообще-то не военный и никогда им не был. Но стоит лишь взглянуть на физиономию нашего старика, обструганную годами муштры среди морпехов, и рука сама тянется ко лбу. Но дробовик мне все-таки полагался. Иногда я слегка завидовал вылизанным докторам с судов Альянса, которые коротали дни в белоснежных медотсеках, выдавая под роспись инъекционные блоки с панацелином и хреновые казенные презервативы, в которых можно без ущерба пережить ядерный взрыв. В отрядах наемников, навроде нашего, медик выходил на задания наравне с остальными. Зато не скучно. Я ткнул пальцем в омнитул. — Ильмо, это Костоправ, прием. Где вы? — Мы с Добряком торчим у ворот, — отозвался Ильмо. — Молчун подтянется позже. Тащи свою задницу быстрее, пока мы не расплавились к турианской бабушке. Ильмо — мой старый приятель и умелый боец, снайпер, по которому плачет любое официальное подразделение. Когда-то дослужился до сержанта и до сих пор любит, когда его так называют. Мы многое с ним прошли бок о бок. А расположение шрамов на его шкуре я знаю, по всей видимости, точнее, чем любая из его пассий, которых у него почти на каждой станции по паре-тройке точно. По людским меркам мы почти что женаты, но стараемся никому об этом не рассказывать. Шутка. Добряк — один из командиров штурмовых групп. Громила с руками размером с кроганскую башку. И прозвище свое он, ясное дело, получил не зря.

***

— Я тебе, Верус, советую все-таки хорошо подумать. Добряк навис над хозяином «Крота», испуганно пыхтящим в свою воздушную дырку волусом, сверкая глазами. — Кто тебя нанял, чтобы отравить наших парней, а? Волус запыхтел еще громче. Вопрос был чисто риторическим. За столиками сидело в три раза больше «Синих Светил», чем неделю назад. — Видо решил добраться до Капитана, не так ли? — на роже Добряка расплылась нехорошая улыбочка. — А-а-а-а-ы-ы-ы... — выдал волус. Наверняка под скафандром его треугольная тушка была уже мокрой. Я невольно попытался вспомнить, потеют ли волусы, и в очередной раз печально убедился в том, что не нужно было прогуливать «Анатомию рас» в университете. Впрочем, в полевых условиях я наверстал упущенное достаточно быстро. На мое плечо легла тяжелая рука. Я оглянулся. — Здорово, Молчун. Он кивнул. Молчун — биотик, один из сильнейших среди нас. Один из последних с L2. Говорят, именно из-за старого импланта он всегда молчит. Раздражение речевого центра в мозгу приносит ему невыносимые страдания. Но это всего лишь слухи. Он никогда и никому их не подтверждал. Добряк поднял на Молчуна глаза. — Кажется, здесь кто-то хочет полетать, Молчун. Что думаешь? Я нащупал за спиной дробовик. Один из «Синих», наконец, решительно встал и зарычал, откинув ногой стул. Молчун покрылся прозрачно-синей коркой щита и выбросил вперед напряженную руку. В двери кабака вломилось несколько наших с «Мстителями» наизготовку. Веселье началось. Стычка завершилась через четверть часа, почти не успев начаться. Как бы «Синие» не хорохорились, с нашими парнями тягаться было сложно. Мы потеряли двоих убитыми, еще пятерых приволокли ко мне на художественную штопку. «Синие», как сказал Ильмо, сгребли свои задницы на «Кадьяки» и отчалили прочь, по всей видимости, жаловаться папочке. У Капитана с Видо, лидером «Синих» были какие-то давние трения. В них когда-то даже пыталась встрять Ариа, решив, что это противостояние мешает устраивающему ее порядку в Терминусе, но Капитан всегда умел договариваться. Ариа отвела своих людей после недолгих переговоров и больше не лезла в наши дела, а мы не лезли на «Омегу». Все просто, не так ли? Работать в системе Терминуса не так уж и сложно. Просто не шути с Арией Т’Лоак и держи задницу в тепле, а голову — в трезвости. С последним у нас иногда случается пшик. — Эти двое опять нажрались? — Капитан, собрав нас у себя, недовольно указал по-армейски тщательно выбритым подбородком в сторону Гоблина и Одноглазого. — Обжаеш, Капитан, — икнул Гоблин, растягивая губы в по-лягушачьи радостной улыбке. Капитан закатил глаза. Он бы давно выставил этих двоих из Отряда ко всем чертям, если бы они не были гениальными биотиками, лучшими в своем роде — во всяком случае, среди наемничьих объединений. Одноглазый, черный, будто ночь на Палавене, потряс в воздухе кривым пальцем. Глаза у него действительно не было, пустое веко прикрывал оранжевый глазок визора такой же древней модели, как и сам Одноглазый. Впрочем, функциональность не имела значения — смотреть в визор с этой стороны Одноглазому было нечем. Сколько ему было на самом деле лет, не знал никто. Ильмо шутил, что Одноглазый в молодости соблазнил кого-то из Матриархов азари, и она из огромной любви перестроила его нервную систему на манер собственной. Я же разделял более распространенную точку зрения, что этот гаденыш поддерживал в своем тщедушном тельце жизнь, выводя из равновесия окружающих. Говорят, энергетический вампиризм здорово омолаживает. Гоблин — саларианец. Они с Одноглазым грызутся с самой первой встречи, и я боюсь, что Гоблин, невзирая на то, что дольше сорока лет саларианцы не живут, рискует не протянуть и до этого срока. Одноглазый придушит его гораздо раньше. Тем не менее, они постоянно находят приключений на свои тощие задницы, и, что характерно — всегда совместно. — Хер бы с ними, Кэп, — Лейтенант отмахнулся, дескать, горбатого крематорий исправит. — Если позволите, я начну. И, заложив за поясницу трехпалые турианские руки, степенно прошелся перед собравшимися. Мы расселись на скамьях в отрядной столовой — только она могла вместить почти всех без опасности задохнуться. — Как вы, наверное, знаете, у синдика есть опасения, что на него готовят покушение, — начал он, внимательно всматриваясь в наши лица. — Мы знаем? — хмыкнул Ильмо. — Ах, да, конечно. Вы нам только что об этом сказали, Эл-Ти. Лейтенант недовольно шевельнул жвалами. — Мы знаем, сержант, — с нажимом произнес он. — И личная паранойя синдика здесь не причем, как бы нам ни хотелось так думать. Нам удалось перехватить кое-какие переговоры, данные из которые позволяют со всей уверенностью полагать, что... — Что надо сделать, Лейтенант? Давайте конкретнее, — снова произнес Ильмо. Молчун, сидевший рядом, сердито дернул его за рукав. — Данные, которые мы перехватили, — хрипло вступил Капитан и одарил Ильмо таким взглядом, от которого тот съежился и заткнул язык в зад, — позволяют полагать, что покушение состоится через три дня. Наша задача — допустить его в... хм... заранее определенном объеме. — Капитан, я не понял! — Это что, я сказал? — Мы должны — что? Допустить покушение? Если я правильно помню, синдик нам платит и платит регулярно как раз за то, чтобы мы ничего подобного не допускали. — Все... не так просто, док. — Капитана, казалось, ничуть не разозлил мой выпад. — Мы, конечно, сделаем все возможное. Усилим посты. Выставим вокруг здания дополнительные точки со снайперами. Мурген пошлет несколько дронов-разведчиков. Мурген, мальчишка-инженер, не так давно примкнувший к Отряду, судорожно кивнул. Ильмо по-отечески хлопнул его по плечу, заставив закашляться. Хиляк. Но зато с головой. Далеко пойдет, если переживет все причитающиеся ему стычки. — Но синдик должен будет умереть, так? — Да кто же меня заткнет, в конце концов? Капитан молча кивнул и, отвернувшись в сторону двери в подсобку, что-то набрал на панели омнитула. — Похоже, вместе с данными перехвата нам пришел какой-то новый заказ, да, Кэп? — снова проснулся Ильмо. — И кто же его доставил, скажите на милость? Дверь в подсобку зажглась зеленым и отъехала в сторону, выпустив почти хрупкую невысокую фигуру в черном скафандре с глухо закрытым шлемом на манер кварианских. На шлеме мигнул огонек коммуникатора, и голос, искаженный фильтром, надтреснуто произнес: — Я. — Братья, — Капитан, могу поклясться, произносил эти слова с волнением. — Это... — Представитель вашего нового нанимателя, — проговорил незнакомец... незнакомка? Скафандр был неизвестной мне модели, и определить пол его носителя оказалось крайне сложно. Либо невысокий и худой мужчина, либо — женщина. — Можете называть меня Душеловом, — продолжил незнакомец, все так же не откидывая забрала шлема. — Госпожа ждет, когда вы разделаетесь со своими обязательствами здесь и присоединитесь к ее флоту. Это крайне важно для нее. Госпожа? Я, кажется, слышал это прозвище. Никто и никогда ее не видел, но многие слышали, что где-то в глубинах одной из отдаленных систем существует созданная ею — или занятая силой — станция под названием Чары. Что она когда-то убила собственного мужа, когда тот начал путать ее карты. Что ей помогают несколько сильнейших биотиков, которых она иронично называет Взятыми. Что когда-нибудь под ее тонким каблучком — черт, а это я откуда выскреб? — окажется половина Галактики. — Судя по всему, нам хорошо заплатят за беспокойство, Кэп, — покачал головой Ильмо. Незнакомец повернул к нему забрало своего шлема, и из фильтра раздался смешок, от которого у меня по хребту встала дыбом шерсть. — Черный Отряд... — Возможно, мне померещилось со страху, но голос в коммуникаторе изменился. Стал грубее и жестче. — Лучшая рота наемников в Галактике. Поверьте, вам воздастся по заслугам, если Госпожа успешно осуществит то, что задумала. Мой корабль будет ждать вас в космопорту через три дня. Когда незнакомец, представившийся Душеловом, покинул столовую, я почувствовал, как у меня с души упал камень размером с протеанские развалины. Говорите, дно? Тук-тук. Тук-тук.