Фетишизм

Говорят, стоит только найти своего человека — и жизнь обязательно наладится. Неудачи как-то улягутся или станут не важны, настроение всегда будет хорошее, и тому подобная ванильная чепуха. Люди вообще много чего говорят, только где все эти счастливые, нашедшие своего человека. Юнги думает, что если они и есть, то вряд ли кричат об этом на каждом углу. Они живут тихо и спокойно, не привлекая внимания и целиком и полностью наслаждаясь своим счастьем, возможно, даже не осознавая, что у других всё далеко не так радужно. У Шуги жизнь очень даже радужная, правда, не совсем в этом смысле. Мин Юнги — это боль и страсть в одном флаконе. Он может не подпускать к себе сутками, а потом сам ластится и умоляет о поцелуях. Юнги тот человек, понять которого, кажется, не дано никому. Он мало кому доверяет, ведь как кто-то может понять тебя, если ты сам о себе ни черта не знаешь и нихуя не понимаешь в собственных поступках? Юнги никогда не хотел любить. Боялся, отрицал и отрекался, как мог. Ответственность перед другими казалась неподъёмным грузом, в его отношениях почти никогда не было чувств. Он наслаждался тем, как ему отдавались, но стоило людям просить о чём-то взамен — он испарялся так же легко, как и появлялся. Знаете, просто бывает такое, когда искренне не понимаешь, как кто-то посторонний может вызывать чувства, которые значат симпатию, любовь, дружбу? Вот же, есть у него друзья, Хосок и Чимин, да вот только что они есть, что их нет — одинаково. У Мина жизнь всегда шла по пизде. Поэтому ему было просто интересно, как это — быть счастливым? кажется, кто-то считает, что счастье отхерачит ногой по голове в духе «хей, бро, я твоё хэппи, ты доволен?» У Юнги в жизни чаще всего полное умиротворение, смешанное с пофигизмом. Было. Пока один идиот с Луны ему на голову не свалился. Это чудо делает с его жизнью что-то неповторимое и странное, нарушает душевный баланс и привычное «похуй». Это чудо может вскочить посреди ночи и потащить на крышу их высотки смотреть на звёздное небо в одном белье, и плевать, что звёзд не видно из-за туч. И Юнги ведь с радостью бежит смотреть на звёзды или творить любую другую фигню, то есть, он отбивается, конечно, и ругается на чём свет стоит, но в итоге всё равно идёт и делает, потому что это весело, а смотреть на улыбающегося Тэхёна почему-то невероятно сладко. Сладко настолько, что в груди где-то ёкает и ухает. У Мина бывает такое, что даже секса хочется меньше, чем просто смотреть в чужие карие глаза и сжимать изящные, красивые пальчики. И пусть Тэхён выше и шире, Юнги кажется, что сильный из них двоих именно он, хоть и трус, хоть и до последнего шаг вперёд делать боится. Юнги рассуждает так, лёжа на спине на полу в студии, пока из открытого окна дует холодный ветер, так что листы с письменного стола разлетаются и парят в воздухе, пока куда-нибудь не упадут. Мин медитирует на их полёт, наблюдая за кривыми зигзагами, выписываемыми словно в пьяном бреду одним особо беспокойным листом. Всё, в общем-то, более чем меланхолично и прекрасно, пока из-за очередного порыва ветра лист-камикадзе не падает на музыканта, прицельно спикировав углом ему в глаз. Шуга потирает пострадавшую часть лица и смотрит на попавший в его лапы текст, от чего выражение лица становится омерзительно-трагичным. — Вижу твои глаза, взирая на горизонт. На углу опустошённой улицы безмолвное объятие… Это — пламенная любовь* — Юнги зачитывает протяжно, кривясь при каждом слове и чувствуя непреодолимое желание проблеваться от всей этой ванильной херни. — Чувак, это самое омерзительное из всего, что ты читал когда-либо, знаешь? — Хосок пинает валяющиеся на полу бумажки, пока идёт до чёрного кожаного дивана, чтобы развалиться на нём с грацией высочайшего сорта картошки. Чимин, следующий прямо за ним, оказывается не таким дилетантом, поэтому на носочках прокрадывается до самого Юнги, чтобы… сесть тому на живот. Парень подрывается и охает, потому что ощущения такие, словно на него уронили шкаф. С тридцатого этажа. Со скоростью света, да. Чимин что-то невразумительно крякает и поспешно скатывается с друга на пол. — Вы сделаете меня когда-нибудь инвалидом, два садиста… Э, нет, не трогай мой кофе! О-о-о-о, чёрт, ты жестокий, блять, сволочь! — причитает Мин, пока Хосок за два глотка выпивает весь его кофе. Не так давно сваренный, между прочим. — Хватит ныть, старикашка, — пока Юнги пылает праведным гневом, Чон внаглую роется в его вещах, успевает заглянуть на несколько полок и даже под диван, на котором сидел минутой ранее. Правда, когда его руки тянутся к синтезатору, Шуга не выдерживает этого своеволия и с матами кидается защищать своё сокровище. Чуть позже парни сидят на подоконнике, брюнет курит, пытаясь выдуть из дыма колечки, а Чимин с Хосоком переглядываются, подмигивая друг другу, и почему-то хихикают. Апогея всё это достигает, когда Чим-Чим чуть ли не валится назад, и друзьям приходится ловить его, пока он не разукрасил чью-нибудь машину внизу в весёленький красный цвет. — Бро, ты накурен, или просто сегодня какой-то ебический день? — Юнги устало вздыхает, потому что день и правда — какой-то ебически-фантастический пиздец, а его самого тянет запереться ото всех и поразмышлять о насущном. — Как я понимаю, вы просто так не свалите, поэтому говорите, какого чёрта вас сюда принесло, и дайте мне наконец поработать. Ещё одна вещь, которая заставляет Юнги задуматься — поддержка. Это что-то типа дружбы, но её ты можешь получить не только от друзей, но и от родителей, и даже от совершенно незнакомых людей, даже тогда, когда она тебе вроде как и не нужна. Сам Юнги поддерживать не умеет, но к нему почему-то всё равно бегут за советом и с просьбой выслушать. Он почему-то это позволяет, стойко выдерживая слёзы и слюни на своём плече и стараясь не послать куда подальше. Ему и самому порой хочется кому-то выговориться, но Хосок для этого слишком долбоёб, Чимин сразу же в сопли, а Намджун… с ним его, кажется, больше уже ничего не связывает. Вспоминать об этом парне немножечко больно, потому что Юнги тогда надеялся, что наконец-то сможет построить отношения. Нормальные, человеческие отношения, чтобы как у самых счастливых — поцелуи с утра, кофе в постель и пожелание удачного дня. Чтобы долгие объятия и понимать друг друга без слов. На деле же Юнги вёл себя как сука: перечил, указывал и совсем уж был всем недоволен. И пусть Юнги сделал ему больно и заставил страдать, он уверен, что сделал всё правильно, потому что потом — Тэхён, дурацкие улыбки без причины, охуительный секс, болезненные волнения и… взросление? Юнги, кажется, именно в этих отношениях вырос. У них скоро год отношений, Тэхён перекрасился в серый, а в их доме всё теперь совсем по-тэхёновски: много пледов, подушек и пуфиков, так, чтобы можно было гнездиться. У них в спальне гирлянды круглый год, на кухне машина для сладкой ваты, которую Тэхён так любит, и уютно. — Чувак, ну, типа, у тебя праздник скоро, мы хотели как-то это всё отметить и подумали, что можем как-то тебе помочь. — Мда? — левая бровь скептически изгибается. — И как же? — Сделай Тэхёну предложение! — орёт Чимин, чем ввергает в шок даже, кажется, себя. Юнги ищет свою челюсть где-то в районе пола. — Погоди, я уши только прочищу, у меня слуховые галлюцинации, кажется… Или смысловые?! — Мин кашляет в кулак. Нет, ну правда, что за херня такая, какое ещё предложение? Зачем? Это шутка такая дурацкая? — Не прикидывайся, хён, ты верно всё расслышал. Вы вместе полтора года, уже год как официально встречаетесь, это твои самые долгие отношения, ты же понимаешь, что лучше него никого не найдешь, почему бы не сделать ему такой подарок? Учитывая, что Ви этого очень и очень хочет, — под конец Чимин чуть ли не шепчет, и кончики его алеющих ушей прямо-таки кричат о том, что ему невероятно неловко говорить о таком. Юнги смущается и злится, а внутри всё отчего-то клокочет: — Какое к черту предложение? Да, мы вместе столько времени, мы ссорились и ругались, и я даже уверен не был в том, что это не беглый перетрах, и что мы продержимся дольше пары месяцев. И я рад возвращаться домой, зная, что он там, но о каком предложении может идти речь, если я нихуя не уверен в себе и завтрашнем дне, мне кажется, я не подхожу ему, потому что он ебаное совершенство, а я… блять, я же такое дерьмо на ножках. А ещё мы в Корее, и я не могу даже обнимать его чуть дольше дружеских приличий… Погоди, в смысле, он хочет?! Чимин мнётся и очаровательно краснеет, запускает маленькие пальчики в свою шевелюру и неразборчиво мямлит: — Ну, знаешь… Чонгук очень любит откровенничать после того, как мы… ну ты меня понимаешь, да… Ох, боже, это было совсем недавно, и он словно самый настоящий зверь… Ах, да, простите, я отвлёкся. Просто Чонгук, он, м-м-м. Да, Тэхён, точно. В общем, он жаловался Чонгуку на то, что ты его, кажется, не любишь, потому что никогда не говоришь ему об этом, но он мечтает уехать с тобой куда-нибудь далеко, чтобы ты сделал ему предложение как в кино, а потом у вас была красивая свадьба, медовый месяц где-нибудь в Исландии и счастливое «навсегда»… Да-да, не смотри на меня так, я ничего не придумывал! Хосок с Чимином уходят, а Юнги в шоке оседает на пол, переваривая полученную информацию. Нет, ну правда, какая свадьба?! Он же не девка, в конце концов… И разве поступков самого Юнги мало, разве по нему не понятно, что любит, любит до беспамятства? Но раз его мальчик хочет, то, может, и правда стоит? В конце концов, обмен кольцами в кругу друзей тоже сойдет…

***

— Знаешь, я всегда боюсь… что не нужен тебе. Совсем ничего не значу, и если исчезну однажды, то ты совсем не будешь скучать.

Тэхён всё-таки любит Юнги до беспамятства. До щенячьего визга и готовности валяться в ногах, если этого от него потребуют. Тэхён для Юнги — всё, и даже больше, он готов вывернуть душу наизнанку и сердце вынуть из груди голыми руками. Киму в старшем нравится всё, каждая мельчайшая деталь нравится, как тот хмурится и абсолютно млеет от лёгкой смущённой улыбки, на руке татуировка — изумительно, а целовать и вылизывать её — хоть всю жизнь. А ещё можно целовать узор на щиколотке и поглядывать вверх, туда, где Юнги во все глаза на него смотрит и отчаянно краснеет, потому что это слишком интимно, слишком откровенно. Тэхён считает себя немножечко больным, потому что вот так быть с головой в одном человеке — ненормально. Он буквально растворяется в Юнги до полной зависимости, как в сигаретах. И это прозаично немного, потому что старший курит безбожно, а ему вот не разрешает, вроде как заботится, да только на вопросы о таком лишь «не выдумывай» отвечает. Хотя у них же нормально всё вроде, они встречаются, их уже друзья с этим поздравили, и Намджун совсем не злится, лишь просит быть осторожней и грозится порвать старшего, если тот обидит Ви. Но Юнги, видимо, всему этому совсем не рад, он его всё ещё сторонится и чувства свои практически не показывает. Только с началом учёбы каждое утро молча собирает сумку младшего, потому что тот в универ опаздывает и обязательно что-нибудь забудет. У них нет приветственно-прощальных поцелуев и долгих объятий, нет нежного «я люблю тебя» перед тем, как на весь день расстаться, только общая постель и больное желание откровенно-пошло касаться друг друга, интимно и много, кожей к коже, до покалывания и микроожогов. — Я дома, — Тэхён бросает сумку рядом с диваном и подхватывает кота на руки, зарываясь носом в тёплую шерсть. Юнги ещё не вернулся, и, видимо, нескоро придёт. Тэхён от Чонгука слышал, что у того скоро выступление, но вот его музыку Ким до сих пор не слышал, потому что о своей работе Мин ни слова не говорит. И спрашивать у него смысла совершенно нет. Видимо, он считает, что Тэхёна это не касается. На кухне рис в рисоварке и сладости в вазочке. Тэ ест, не чувствуя вкуса, а потом курит, сидя у открытого окна, сжимая губами сигарету за фильтр и выводя на руках красные росчерки ножом для разделки мяса. У Тэ волнами накатывает депрессия, а Юнги плевать, уже который день плевать: он приходит измотанным настолько, что не замечает ни полупустого холодильника, ни капель крови на столе и паркете, ни разводов на руках своего парня. От этого только хуже, потому что каким бы ни был Ви самодостаточным, он отчаянно хочет внимания, хочет отдачи. И боится, что Юнги это просто не нужно. — Ты жестокий, Мин Юнги, — шепчет Тэхён, и белые волокна тянутся за лезвием. Это не так, как в фильмах, это когда сначала кожа немного красного цвета, а потом белые ниточки вокруг и густые капли крови вниз по запястьям. И рука болит, сильно. Ким с мазохистским удовольствием думает о том, успеет ли Юнги. Придёт он до того, как крови станет слишком много или не успеет и найдет в своей квартире труп своего любовника? Тэхёна отчего-то накрывает. Нож падает из дрожащих пальцев, и он сразу хватается за руку, понимая, что творит непоправимое, что если его такого в больницу заберут, то с концами уже. А ему не хочется. Ему страшно, ему больно, плохо, до выжженного сердца и одного единственного имени с губ. От вида крови начинает тошнить, и Ви падает на пол, подтягивая колени к груди и сжимая порез, пока пальцы и одежда красятся в алый. Потом как в тумане шаги и крики, удары, обжигающие щёки, ванная комната и бинты почти повсюду, а ещё Юнги. Родной, рядом, ругающий на чем свет стоит, со слезами на щеках и болезненно отдающим в груди: « Ты только потерпи, маленький мой…» Тэхён тоже плачет, бормочет что-то и просит не везти его в больницу, его ведь закроют там, а он не хочет, не хочет… не… хочет…

***

В глаза свет бьёт из незашторенного окна, на улице непривычно ясно и солнечно, кажется, даже птицы поют. У Тэхёна на руке тугая повязка и игла от капельницы на сгибе локтя. На тумбочке рядом букет полевых цветов и апельсины, запах которых уже въелся в постельное бельё и кожу. Рука болит немного, хотя Тэ не особо по этому поводу волнуется. Ему радостно от того, что Юнги успел, но червячок ворочается от мысли о том, что теперь он, такой, уже не нужен, и старший наверное избавится от него как можно быстрее, чтобы не видеть его, такого истеричного и больного на голову. Резко солнце начинает раздражать, а цветы хочется выкинуть вот в то самое окно и после от обиды на судьбу кричать и топать ногами, как маленькому. — О, ты уже пришел в себя? — Чонгук бесцеремонно плюхается на койку рядом, и Тэхён едва успевает убрать свободную руку, пока её ещё не придавили. — Ты чего такое устроил? Честно слово, я сам тебя убить готов был, как узнал! Параллельно с Чонгуком влетает ещё и Хосок, поэтому шум стоит на всю палату. Чоны несут чушь какую-то, друг над другом смеются, и других им, кажется, не нужно. Чимин рядом быстро грустнеет, кидает на Гука обиженные взгляды и демонстративно садится на стул в самом углу палаты. Немного позже приходят Намджун с Сокджином, обнимают Тэхёна по очереди, оставляют какие-то пакеты и уходят говорить с остальными. Потом все пьют сок и поздравляют младших с успешно закрытой сессией. Хосок утаскивает из одного из пакетов пирожное и мажет им щёки Чимина. Пак смущается и неловко улыбается, Чонгук злится, а потом оба целуются до гланд, пока остальные тактично отводят глаза. Тэхён смеётся со всех шуток, угощается пирожными и конфетами, которые ему скармливает Джин, но сосущее в груди ощущение нехватки чего-то очень важного не даёт расслабиться окончательно. — Ребят… а где Юнги? — парни затихают как по команде, и резко наступившая тишина давит на уши. — О-о-о-о, ну, знаешь, он задерживается, но скоро будет, да. — Хосок чешет рыжую макушку и старательно отводит глаза. — Ясно… ребят, спасибо, что пришли, но я хочу побыть один, можете оставить меня? — Тэхён в душе просит, чтобы не оставляли, потому что боится, что сам с собой не совладает и сделает ещё более непоправимые вещи. — Нет-нет, погоди, он придёт, надо только подождать немного. Да, парни? — «парни» нестройно кивают, кажется, даже сами не уверенные в том, с чем соглашаются. Закат окрашивает белые стены в серо-розовый, а у Тэхёна на языке вертится «ментоловый», и он понятия не имеет, почему именно так. Просто для него всё вокруг — ментоловое. Ментоловый закат, ментоловые стены, ментоловые придурки ментоловые песни ментоловому мальчику ментолово поют. Трам-пам-пам. — Почему ментолово? — Джун косится на неожиданно повеселевшего и что-то бормочущего себе под нос друга. — Я это вслух сказал?! — Чувак, ты это спел… — хочется зафейспалмить, и Тэхён даже руку почти занёс, но дверь скрипит, впуская в палату… нечто. Голубоволосое, в халате размера на три больше нужного — нечто. Юнги вообще, кажется, не спал всю ночь, под его глазами синяки такие, что кажутся фингалами. Он уставший и измученный, такой, что хочется обнять и никуда не отпускать. Тэхён подавляет в себе желание протянуть к нему руки, но взгляда отвести не может. Внутри всё стынет, когда Юнги неожиданно встаёт перед больничной койкой на одно колено и заунывным речитативом пытается говорить что-то романтичное, ему совсем не свойственное. Хотя, определённо, в своей манере. — Тэхён, мы познакомились при таких обстоятельствах, что, наверное, это нельзя назвать удачей. На самом деле, я не думал, что после той ночи вообще вспомню твоё имя, но я возвращался вновь и вновь. Меня тянуло магнитом, и как бы я не противился и не убеждал себя, что это неправильно, увидеть, коснуться, иметь тебя лишь для себя я хотел больше. Ты нереально красивый, красивее принца из сказки, и тебя наверняка создали где-то на Альфа Центавре, потому что на Земле таких красивых людей нет. Я люблю твою улыбку, люблю, когда ты пытаешься читать книгу в темноте, ешь мороженое зимой и пьешь горячий чай в жару. Я безгранично влюблён в твои глаза, в них столько жизни, что себе я кажусь мертвым. И мне не хватит всех ёбаных слов на планете, чтобы описать то, что я чувствую, когда ты берёшь меня за руку. Я неуверенный в себе трус, я так боюсь потерять тебя, но ещё больше я боюсь не уберечь тебя от самого себя. Я человек дела, не слова, и говорить всё это мне сейчас очень неловко. Я не могу каждый день по поводу и без говорить, что люблю, но я могу целовать твои губы так, как не поцелует никто, я могу держать твои руки и доказывать, что без тебя меня уже не будет. Я блять в тебе по уши, и это уже навсегда. Так вот, к чему всё это. Ким Тэхён, в годовщину наших отношений, согласишься ли ты принять от меня это кольцо, хранить мне верность и всю жизнь отдаваться так, как ты отдаёшься каждую ночь? Согласен ли ты принять мою любовь, какой бы уродской она не была? Тэхён шепчет хриплое «да», позволяя надеть себе на палец золотое кольцо, а потом только раза с четвертого надевая такое же на палец Юнги. Их руки соприкасаются, старший нежно выцеловывает каждый пальчик, где-то далеко, наверное, в другой вселенной, хлопают и кричат их друзья, а Ким тянет любимого на себя, потому что терпеть — нет сил. Поцелуй выходит детским и каким-то отчаянным. И даже если эти кольца будут единственной формальностью, Тэхён больше не усомнится в человеке, решившимся на такой поступок. А Чонгуку о своих фантазиях говорить он тоже не будет…