***
Лучше бы я повернула направо, лучше бы я поменялась местами с Реборном, лучше бы я умерла там, на мосту, лишь бы не видеть эти глаза. Фиолетовые, большие и невероятно холодные. До безобразия, до ужаса, до кома, не дающего дышать, в горле. Знакомые до мельчайших деталей. Мёртвые глаза, горящие ненавистью, на лице шестнадцатилетнего подростка. В конце концов, уж лучше бы я умерла, лишь бы не чувствовать боль в груди. — Скотт? — горло пересыхает, а слова застревают в горле. Я не могу ошибиться, потому что эти глаза я видела почти каждый день с самого рождения младшего брата, а после в отражении зеркала. Снятый в неверии шлем падает на пол, отдаваясь в подвале или даже в целом подвальном комплексе гулким эхом. Тут была целая подземка, которая охранялась своеобразными экзотичными ловушками, сделанными с творческим подходом безумного гения, и я должна была уже раз семь быть если не пришпиленной, то четвертованной. Были и подопытные. В основном, измождённые люди с пустыми и мертвыми глазами, которые сами были рады пуле в лоб. Хорошо, тут не было детей, вот только я поторопилась с этими выводами. Но как же так?.. В ухе шипит наушник, с помехами пробиваются чьи-то голоса, но мне плевать. В знакомых глазах мелькает узнавание. Лицо кривится в улыбке, превращая изрезанную шрамами правую половину лица в гримасу. В глазах загорается бешенство, и всполохи безумия рассыпаются на самом дне темно-фиолетовыми искрами Пламени. — Сара… Сарочка… сестричка… сестрёнка… сестра! — чудовище, похожее на моего младшего брата, улыбается, делая шаг и заставляя меня отступить на несколько шагов назад. — Милая-милая старшая сестра… почему ты не сдохла?! Я дёргаюсь, как от пощёчины, пятясь от моего личного кошмара в сторону стены. — Я… — горло пересыхает, я не могу вымолвить и слова. — Я… Я боюсь. До ужаса, до холода в животе и мгновенно заледеневших кончиков пальцев на ногах. — Почему ты не умерла, а? Ты же должна была сдохнуть, ведь так? Или ты выжила? Ах да, ты, наверное, выжила. Исполнила свою заветную мечту и никогда не вспоминала, не искала, не интересовалась, что случилось с младшим братиком, м? — Всё не так… — жалкая попытка оправдаться. — Врёшь! — шипит безумец. — Я пыталась найти… — Ложь! — рявкает и тут же заливается безумным смехом чудовище. — Я думала, ты мертв! — слова срываются на шепот. — Заткнись! — тишина, и лишь эхо слышится перекличкой по подвалу. — Заткнись… заткнись-заткнись-заткнись! Ты не пришла, не спасла, не нашла… — Я не могла… — И в этом твоя ви-и-ина-а! — высоким писклявым голосом пропел тот, что раньше носил имя «Скотт» и являлся моим младшим братом-занудой, постоянно капающим мне на мозги, его ставили мне в пример родители, хотя он был младше меня на целых шесть лет. От того Скотта не осталось ничего. Только повзрослевшая оболочка, искорёженная, сломанная, безумная. — Величайший Каскадё-ер, — сумасшедший склонил голову к плечу. — Наверное, это весело? А мне весело убивать, это так смешно и вдохновляет на новые изощрённые убийства! — Увы, мне тебя не понять, — перебарывая страх, убеждая себя, что это не Скотт, и с трудом беру себя в руки, пытаясь прийти к равновесию, что получается не очень, если честно. — Жаль-жаль… а я тебя ненавижу, ты знаешь? Псих перескакивал с одной мысли на другую, вводя своей отсутствующей логикой в ступор и пугая до дрожи в коленках. — Тебе есть за что, — тихо шепчу, наконец почти полностью взяв себя в руки. — Да, конечно, и знаешь что? Я пущу тебе кровь, а потом разрежу живот, вытащу кишки и устрою себе праздник! Это как на Рождество, помнишь, мама развешивала гирлянды на стенах? Вот так и здесь, только это будет твоя требуха, ну и не Рождество, но какая разница, главное, что праздник, а праздники же можно устраивать и без повода, правда? Слетевшее с катушек Облако. Причем, судя по всему, далеко не слабое Облако. Вот же, проблема. И ведь я не смогу его убить, рука не поднимется. Рука с пистолетом безвольно повисла вдоль тела. Не могу. Он же единственный, кто остался. Это же братоубийство, считай, один из самых тяжких грехов на мою и так небезгрешную душу. — Слабачка, — кидает Скотт. — Всегда ей была, такой и осталась. Неудачница-а. — Тянет и тут же смеется. — Ты мой брат, — шепчу сухими губами. — Да? А мне наплевать! Я хочу убить тебя! Хочу твоей крови! — Скотт, прошу тебя, не доводи до греха, — понимаю, что для сумасшедшего мои слова ломаного гроша не стоят. — Ты веришь в Бога, сестрёнка? Странно, ты ведь в детстве была ярой атеисткой, хм, странно, — Скотт делает задумчивый вид и на удивление говорит спокойно и горько, всего на секунду становясь подобием адекватного человека, если бы не безумные глаза. — Глупо, Богу наплевать на нас и наши души. Удар железным шестом, объятым фиолетовым Пламенем разбивает бетонный пол, заставляя его покрыться трещинами. Чудовищная сила. Чудовищно силён, быстр, опасен до безумия. И непредсказуем в своем безумии. Слетевшее с катушек Облако без царя в голове, с сорванными тормозами. Неуправляемый монстр. Худощавая фигурка подростка бугрится мышцами, глаза светлеют почти до сиреневого цвета с красным отливом, бешено вращаясь в глазницах. Он заливается хохотом, запрокидывая голову назад. — Умри! — рваный фальцет режет уши, и железный шест, размазываясь в пространстве, успевает коснуться моих волос, когда я резко приседаю и тут же отталкиваюсь, уходя кувырком назад, выхватывая пистолеты. Выстрел, ещё один. В пространство. Это уже не Скотт. Ты не можешь его спасти. Но глупое сердце, изнывающее виной и сомнениями все эти годы, не желает слушать разум, из-за чего пальцы лежат на курках спокойно, совершенно не дрожа, что не скажешь о кистях рук. Кувырок, перекат, попытка сократить дистанцию, отскочить назад. Разума в глазах совершенно не видно. Пустая оболочка. Одни инстинкты и монструозная сила, сносящая всё и всех. Животное. Прямо надо мной с грохотом обваливается бетонный потолок первого яруса подземелий, заставляя меня зажмуриться от пыли и уткнуться носом в сгиб локтя, меняя место дислокации и прислушиваясь. Пыльная завеса скрыла противника, а звон в ушах и эхо лишило возможности его услышать, обвалившийся потолок повредил проводку, из-за чего стало слишком темно. И тихо. Заискрили провода. Грохот заставил метнуться в сторону и упасть, прикрывая руками голову. Ещё часть потолка обвалилась, чудом не прибив меня. На ноге появилась тяжесть, наверное, что-то прилетело. Снова тишина. Шаг, шаг, шаг. Звук, режущий уши, раздается по помещению, когда железный шест тащат, нарочито скребя им по полу. — Тик-так… — смешок. — Тик-так, попала мышка в мышеловку… Дернулась, понимая, что нога застряла между балками. Руки беспорядочно шарили по полу, наткнувшись на арматуру, которую я поспешила вытащить из небольшого куска бетона, позволяя Пламени плясать на руках. Кожей спины я ощутила, как надо мной навис монстр, скалясь во все зубы и капая на пол слюной. Прохладное Пламя Облака мягко окутало ногу, зажатую балками. Если он сейчас ударит, то я с большей вероятностью не переживу превращение моих мозгов в кровавые разводы на бетоне, а времени на то, чтобы вытащить ногу из ловушки, у меня нет. — УМРИ! Резко развернувшись, выставляю арматуру перед собой, упирая одним концом в пол, слыша как хрустит кость ноги и чувствуя как взрывается от отдаленной боли мозг. Закрывая глаза, с силой сжимая веки и прокусывая до крови губу. Руки ощущают дрогнувшую арматуру, сквозь боль слышу чавкающий звук и тишину. Так… просто? Кап… Дзинь-дзинь.… Падает железный шест. Кап-кап… По щекам потекли слезы, размазывая и без того изрядно испорченный грим. Кап… Ту-дум, ту-дум, ту-дум… — Посмотри на меня… — голос глубокий, бархатный и до ужаса знакомый. Такой же голос был у отца. — Нет. Не могу. Не хочу. Не надо. Ту-дум… ещё один удар сердца. Всхлип. Кап-кап… Я не подняла голову. Не посмотрела. Просто не смогла этого сделать. Что-то упало, тихо шлепнувшись на пол, но я не посмотрела, что именно. Я смотрела на руки, на перчатки, на которые стекала тягучая красная кровь с ржавой арматуры. Медленно опустила руки, и арматура, зашатавшись, завалилась на сторону под тяжестью мёртвого тела. Слишком тихо. Где-то у стены заискрила проводка. Усталость опустилась на плечи, пригвоздив к полу, разом заныли синяки, полученные в горячке боя. По нарастающей накатывала волна боли от сломанной ноги. Говорят, теперь должна быть сильнейшая душевная боль, разрывающая душу… Ни хрена. Пусто. Глухо, как в танке. И только сердце отбивает учащённый ритм, постепенно переходя с оглушительного стаккато, что звучало под Форте-фортиссимо, на привычное легато, умеренное и спокойное, которое так привычно в нашей жизни. Завибрировал телефон, номер которого знали только Аркобалено на крайний случай. Автоматически дёрнув молнией, я вытащила его из кармана и нажала на кнопку «принять вызов». Как только не разбился, а? — Эй, Тупой Скалл, ты меня слышишь? Приём! — голос Реборна заставил моргнуть и вздрогнуть. — Да-да, я тебя слушаю. Прости, был занят, а что случилось?! — голос звучал спокойно, в привычной уже придурковатой манере. — О! Наконец-то соизволил ответить! Через дырень в потолке был виден потолок верхнего первого коридора, на котором неожиданно вспыхнул свет, и я смогла рассмотреть висящую на проводах камеру. Интересно, электричество на крайний случай? Камера мигнула крохотным огонечком, подавая признаки жизни, смотря в упор на меня. — Так в чем дело? — глаза, осматривающие всё вокруг и старательно избегающие труп младшего брата, наткнулись на флешку. Насыщенно фиолетовый цвет, с потёртым брелком темно-фиолетового мотоцикла, который я подарила Скотту давным давно. Флешка лежала в щели между камнями– руку только протяни и дотронься. Привет из прошлого? Негнущимися пальцами дотянулась до маленькой вещицы, на которой было написано «С. Б». Мои инициалы? Или инициалы Скотта? Он хотел передать её?.. «Посмотри на меня…» — Заминировали особняк, вот, блядь, в чём дело! Через пять минут тут всё взлетит на воздух! Где ты, идиота кусок?! — Реборн был зол, возможно, даже в бешенстве или ярости, но неожиданно было слышать в голосе нотки беспокойства, а, может, мне просто это показалось, в самом деле? Всего лишь голос чуточку дрожал, мало ли сбился с шага или ещё чего. Но… всё равно приятно. Улыбка, спокойная и безмятежная. Интересно, а я выживу во взрыве, или нет? Нет, даже не думай, у тебя есть ещё незаконченное дело. Скотт… он умер слишком просто? Как будто сам насадился на арматуру, обрекая себя на смерть. Не смотри. Мысли в голове мелькали быстро и чётко, складываясь в систему, как учил Фабрицио, откидывая все эмоции и чувства. Вдох-выдох. Думай. Думай о деле, не о том, что ты только что сделала. Скотт — Пламя Облака — лаборатория — эксперименты — подобие Скотта — битва — последняя просьба — флешка с брелком, подаренным мной много лет назад. — А я… уже на выходе! — отмахнулась. Так. Стоп! Назад! — Поторопись, придурок. Мы тут последние остались. — Да не беспокойся ты, Реборн! — О тебе я буду беспокоиться в последнюю очередь, трюкач, — ядовито кидает Реборн и отключается. — Верю, — покорёженный любимый шлем, который чудом оказался рядом, привычно умещается на многострадальной голове. Откинувшись на бетонную плиту спиной, закинула руки за голову и горько улыбнулась, прикрывая глаза. — Охотно верю. Но мы продолжаем. Пламя Облака — лаборатория — эксперименты — подобие Скотта… Последнее убираем, ставим последнее, значит флешка с приветом из прошлого. Притворство? Но… зачем? Лаборатория — эксперименты — флешка. Эксперименты. Он умирал и собирался покончить жизнью, попросив любого, кто придёт сюда, а то, что придет, он прекрасно знал, убить себя? Знал. Просчитал. Если посмотреть на разветвления коридоров путь вёл именно сюда. Мой брат всё же был далеко не дураком. Не учёл меня и вынудил на убийство? Не ожидал увидеть, но понимал, что ему осталось недолго? Скотт… Сволочь! Гнида! Как ты мог, скотина?! Не думай — не думай — не думай. Эксперименты выкидываем, остаются лаборатории и флешка. Флешка — это информация, следовательно, лаборатория — флешка, это информация о лабораториях, которые есть и, похоже, что не в одном экземпляре? Твою мать… Тик-так… секунды ведут отсчёт в голове, а я смотрю на камеру. Первый толчок и задрожавшие стены окончательно оборвали проводки, держащиеся только на честном слове, обрывая жизнь в технике. Тут же я руками, охваченными Пламенем, чуть раздвинула балку и, подтянув к себе поврежденную ногу, втиснулась спиной промеж осколков бетонного потолка, улеглась на спину, чувствуя острые камешки, врезавшиеся в лопатки. Нифига, потерпим, не хрустальные, скрестила руки на груди и закрыла глаза. — Как Фараон в саркофаге, мать вашу, — произношу, перебарывая дрожь в руках. — Мне надо выпить. И покурить. Обязательно и срочно, как только выберусь из этого дерьма. Если выберусь. Хохотнула. — Думай о единороге, Скалл, думай, — сжала в руке флешку, чувствуя, как брелок впивается в руку. Из глаз потекли слезы. — Не плачь. Потом поревёшь. Взрыв. Темнота.***
— Реборн, где Скалл? Киллер вскинул голову и удивлённо приподнял брови. — Он сказал, что уже на выходе, около пяти минут назад, — ответил, направляясь в место точки сбора. — Он не выходил из поместья, Реборн, — голос учёного в наушнике заставил киллера замереть и судорожно схватиться за пистолет. — Что ты сказал?! — выдохнул мужчина, не веря в то, что произошло. — Верде! Я засекла его на подземных лабораториях за пять минут до взрыва, — донесся голос Лар, и в следующий момент он дрогнул. — У него не было шансов. Он… погиб… — Как?.. — выдохнул киллер, не собираясь верить словам, что неудачливый напарник погиб. — Молча, Реборн, молча…