Страх сковал тело, не давая двинуться с места.
Ужас не давал вздохнуть и закричать.
Паника заставила затрястись мелкой дрожью и, закусив губу, закрыть слезящиеся глаза.
Страшно-страшно-страшно…
Повернув голову, я со всей силы укусила себя за плечо, не спеша разомкнуть зубы. Боль отрезвляла, а закушенное плечо не давало заорать дурниной, перебудив весь Лондон.
Тихий всхлип и понимание, что есть еще мама и Скотт. Что с ними?
Не смотреть — не смотреть — не смотреть….
На дрожащих ногах подняться с пола и, ухватившись за стену, пошатнуться, пытаясь снова не съехать по ней на пол. Горький, противный привкус тошноты на языке, запах, который, возможно, мне только мерещится, и ком, не дающий мне дышать.
Страшно.
Жутко.
Невозможно.
Такого просто не может быть…
Первый шаг дается мне с трудом. В прихожей неоткуда взять оружие или что-либо, чем можно защититься, но я всё равно хватаю руками зонт, почти на грани истерики понимая, что в случае чего он мне не поможет, но бесполезный в такой ситуации классический черный зонт неожиданно приносит толику уверенности и спокойствия.
Ступеньки у нас не скрипят. Да и вообще в доме недавно ремонт делали. Тихо, крадучись, ступаю по полу, словно находясь на сцене. С пятки на носок, с пятки на носок, на сцене не должны быть слышны шаги. Вообще не должно быть посторонних звуков, чему нас и учили перед первым выступлением.
На ковре, которым постелена лестница, видны грязевые отпечатки большого ботинка. Осторожно сажусь на корточки, чуть касаясь пальцами следа. Отстраненно замечаю, что происходящее здесь было довольно давно. Поднимаюсь по лестнице и тихо открываю дверь в маленький зал. Глаза, привыкшие к темноте, выхватывают три лежащих тела, заставляя мой желудок сделать кульбит, но родной и знакомый голос, с тихими хрипами отгоняет рвоту обратно.
— Сара…
— Мама! — тихо шепчу, не способная сказать что-либо громче. Кидаюсь вперед, замечая, что она полусидит, опираясь спиной об перевернутый шкаф.
Вокруг неё разбросаны чистые полотенца, выпавшие из шкафа, яркими пятнами выделяющиеся в темноте. Женщина прижимает одно из них к животу, где расползаются темные пятна.
— Дочь… — тихо зовет меня мама.
— О, Господи! — выронив зонтик, я кидаюсь к ней, перепрыгивая через труп и тут же падая на колени. — Мама, мамочка. Ты только потерпи… Я сейчас… скорую вызову! И полицию… и…
— Малыш, — тонкая бледная рука неожиданно жестко перехватывает мою, сжимая до боли и синяков. — Слушай меня: не надо никого вызывать, понятно? Ты… кхр…ты первенец, у тебя чистое Пламя Облака, чистейшее, и невероятный потенциал. Я надеялась, что нас не найдут, а твой дядя в случае чего предупредит, но… кха… он не успел. Твой младший брат… он слабее тебя…
— Мам, что за бред ты несешь? Помолчи, тебе нельзя…
— Сара Каталина Блэк, ты сделаешь то, что я скажу, и не будешь мне перечить! — жестко говорит мама, заставляя меня замереть. От неё полыхнуло чем-то жутким. — Ты сбежишь прямо сейчас, переждешь облаву и вытащишь своего брата! Нашей Семьи больше нет, и вы свободны, но ты ни в коем случае не должна им попасться, иначе лучшее, что я могу тебе пожелать — это застрелиться быстро и безболезненно.
— Ты что говоришь, мам? — происходящее казалось каким-то сплошным бредом. Что за Пламя? При чем тут облака, Скотт, неизвестный дядя, какая-то уничтоженная семья?
Что происходит?!
— Помоги мне встать, — устало прикрывает глаза мама. — Живо!
Я торопливо подставляю плечо, поднимая её с пола, и дотаскиваю до соседнего стоящего шкафа, прислонив к зеркальной дверце.
Мама торопливо и хрипло дышит, морщась от боли и прижимая уже красное полотенце к животу.
— Мафия. Ты больше не защищена Омертой, так что тебе придется справляться самой, понимаешь? Запомни, твоя способность — увеличение.
— Тебе надо в больницу, — не слушаю я мать.
Резкий звук пощечины прорвался сквозь тишину, и щеку обожгло болью. Схватив меня окровавленными руками за воротник, женщина с безумно горящими от отчаяния и обреченности глазами резко встряхнула.
— Да послушай же ты меня, глупый ребенок!
Я растерянно моргаю, смотря на мать, которая, несмотря на все мои подростковые закидоны, никогда не поднимала на меня руку. Женщина же сейчас, стоящая передо мной, не была моей вечно доброй матерью с мягкой улыбкой. В её глазах застыла боль, нежность, любовь, отчаянье и надежда.
— Мам? — неуверенно проговорила, чувствуя, как сердце заходится в бешеном ритме и на глазах выступают слезы.
— Сара, пожалуйста, сделай то, что я тебе сейчас говорю, — тихо шепчет женщина, прижимаясь своим лбом к моему и судорожно, до боли, стискивая мои короткие волосы на зытылке в своей руке. — Умоляю тебя, малышка.
— Я сделаю, — тихо всхлипываю.
Я ничего не понимаю. Ни что за чертовщина здесь происходит, ни что творится вокруг и что за бред несет моя мать. Там, в прихожей, валяется труп моего отца, мой дом разворочен, а собственная мать не разрешает мне позвать на помощь. По её словам, они пришли за мной, но зачем? Зачем им я? Зачем им маленький засранец-брат?
Что, мать вашу, происходит?!
— Тогда беги, беги как можно быстрее и прячься! — женщина отстраняется от меня и улыбается теплой улыбкой, смотря на меня с той самой материнской любовью. — Я люб…
Выстрел.
На моих глазах мама откидывает голову и падает на пол с красным пятном на груди. Со звоном от пули, что прошла на вылет разлетается зеркало, заставляя меня отшатнуться, закрываясь от осколков руками. В свете луны, ярко поблескивая, осыпаются осколки зеркала. Я падаю, неверящее смотря, как расплывается на одежде матери пятно.
— Мама… — тихий задушенный сип срывается с губ. — Мамочка…
Секундный ступор. Будто мир замер.
— Она наверху! — от пинка, кажется, дверь в прихожей рассыпается, и слышится топот ног по лестнице. — Эта сука не сдохла с первого раза и что-то ей наплела, так что живее!
Эта фраза действует сигналом. Страх и ужас накатывает новой волной. Я в ужасе отшатываюсь от тела матери и мигом оказываюсь на ногах, давая низкий старт. Вылетая из-за двери, я показываюсь в зоне видимости поднимающегося мужика с бандитской рожей. Чисто девичий пронзительный и испуганный визг на высоких нотах третьей, если не выше, октавы вырывается сам собой, тем самым оглушая и на секунду дезориентируя нападавшего. Секунды хватает, чтобы рвануть в комнату напротив и, схватив резной стул, подпереть ручку. Дальше, уже слыша как прозвучал первый удар в запертую дверь, я резко дергаю на себя оконную раму и вскакиваю на подоконник. Второй этаж? Плевать!
Окно выходит как раз недалеко от тротуара, в трех метрах от крыльца со ступеньками, у которых стоит мой мотоцикл. Не сомневаясь ни секунды, я прыгаю натренированным перекатом, вставая на ноги, которые всё же отбила, и одним махом с наскока запрыгиваю за руль, давая по газам.
Только успеваю тронуться с места, как возле головы пролетают пули, а у ног крошится из-за свинца асфальт.
— Не стрелять, идиоты! Она нужна живой!
Бежать-бежать-бежать…
Быстрей-быстрей-быстрей….
— За ней!
Я несусь на встречку, лавируя между машинами, а за мной несётся автомобиль, следом же появляется ещё один и ещё. Жму на газ, не жалея сил. От встречного холодного ветра горит лицо, а накрапывающий чисто лондонский дождик обжигает, касаясь его. В глазах всё плывет от ветра, что свистит в ушах и вызывает слезы.
Быстрей-быстрей-быстрей!..
Сердце заходится в сумасшедшем ритме, дышать тяжело, и не хватает воздуха. Руки вцепились в руль намертво, не отцепить.
Холодно…
Страшно…
Бежать…
Впереди мост. Неожиданно вылетевшая навстречу легковушка. Не успеваю увернуться, в испуге отпускаю руль, из-за чего меня за секунду до столкновения сносит с мотоцикла. Машина пытается затормозить или уйти. Водитель в панике поворачивает руль и наезжает на грузовую машину. Почти пустую, всего три баллона чего-то горючего.
Удар. Звон разбитого стекла и звук смятого железа. Дикий испуг. Чей-то крик, кажется, мой. Ослепительная вспышка, и взрыв, выжигающий глаза. С силой откидывает в сторону ударной волной с моста. Стремительный полет, дикая боль в животе и у ключицы, ближе к шее, удар, вышибающий весь воздух из легких об поверхность воды.
И вода. Кругом одна вода. Воздух, мне нужен воздух!
Течение относит под мост, где я, вынырнув, пытаюсь доплыть до берега. Хватаюсь за бетонные основания моста. Всё как в тумане: воют наверху сирены, а с меня ручьем бежит вода, в темноте окрашиваясь красным. Кашель раздирает горло, заставляя почти захлебываться уже воздухом и водой с привкусом металла. Кровь. Точно, это же кровь. Колотит дрожь.
Холодно. Очень холодно.
Скрючиваюсь на бетоне, хватая ртом воздух и подтягивая колени к груди, руками пытаясь зажать кровоточащий бок. Ключица и часть шеи рассечена стеклом, рана ноет и теплыми потоками крови согревает часть груди.
Холодно.
Я умираю?..
Нет… нет…
Я не хочу…
Я не хочу снова умирать! Только не так, только не снова, не сейчас! Мне всего четырнадцать, не надо, пожалуйста! Я не хочу!
Жить! Жить, я хочу жить. Выжить, только выжить, пожалуйста!
— Вы… жить… — закрываю глаза.
Сквозь сомкнутые веки мне мерещится фиолетовый свет, который танцует вокруг меня. Потом этот свет будто взорвался, окатывая меня прекрасной, облегчающей боль прохладой, закутывая, словно в кокон из мягкого одеяла. Уверенность, что всё будет хорошо, что помощь придет, заставляет меня слабо улыбнуться, поверив в этот нехитрый самообман.
Спокойствие. Прохладное, словно колыбельная.
Я не хочу умирать.
***
Тепло, но как-то сыро. И качает. Да и запах мужского одеколона наталкивает на мысли почему-то в одном определенном направлении…
Стоп!
Я же умерла, разве нет? Мне даже фиолетовый свет привидился, правда, не в конце туннеля и не солнечный. Что за чертовщина?
Воспоминания вспыхивают яркой вспышкой, заставляя резко открыть глаза и не разобравшись в ситуации дернуться со всей силы из чьей-то крепкой хватки, издав пронзительный вопль. От резкого движения у меня от боли в животе перед глазами пошли темные пятна и покатились слезы.
— Лежи спокойно, дура!
— Ммм… — промычала, закусив губу.
Проморгавшись, я удивленно уставилась на суровое лицо шефа цирка, сегодня напугавшего меня своими глазами.
Или не сегодня.
— Почему? — выходит хрипло. — Зачем?
— Помолчи, — резко кидает мужчина, заставляя меня уткнуться носом ему в грудь и сжаться в комочек. Тепло.
Тихо всхлипываю, чувствую, что сейчас из глаз побегут слезы.
Истерика от пережитого накатила, словно волна, вгоняя меня в холодный пот и крупную, колотящую всё тело дрожь. Тихо всхлипываю раз-другой и начинаю тихонько рыдать с подвыванием и скулежом.
— Твою мать, — ругается мужчина, перехватывая мое тело, завернутое в безразмерную куртку, поудобнее. Быстро заходит в какой-то дом. Я, обхватив его за сильную шею, не обращая внимания на боль в боку и ключице, не собираюсь его отпускать. Как он открывает квартиру, по-видимому съемную, я не знаю.
Меня колотит, я реву, когда он пытается меня оторвать от себя, что ему и удается. Ноги не держат меня, так что, смахнув с тумбочки с зеркалом в коридорчике мелкие вещи, он усаживает меня на неё. Уходит и тут же возвращается со стаканом чего-то непонятного.
— Пей, — руки дрожат, и я даже взять стакан не могу. Схватив меня, он насильно, чуть ли не разжимая мои челюсти, влил в меня что-то. Горло обожгло, заставляя поперхнуться и закашляться. Из глаз ещё сильнее побежали реки слез, когда мужчина, подхватив меня, уносит, по-моему в гостиную, и стаскивает мокрую куртку, в которой я прошла огонь и воду, и ботинки, закутывает в кокон из одеяла, садясь рядом.
Спустя минуту мне становится лучше, и дрожь больше не пробивает всё тело. Жмурюсь, размазывая по щекам соленые слезы, но дышу уже ровнее, не захлебываясь, и только изредка всхлипывая, периодически икая.
— Как тебя зовут? — хмуро спрашивает мужчина, садясь в кресло напротив моего дивана.
— С-с-сара, — заикаюсь, всхлипывая. Глаза чудовищно чешутся, и лицо опухло. То и дело шмыгаю носом, из которого готовы политься рекой слезы.
— Итак, Сара, расскажи мне, что с тобой случилось?
— Не-е знаю-ю, — обхватила руками сырые брюки, ежась от контраста теплого одеяла и холодных мокрых штанов. Хотелось спрятаться, как в домике. От холода на руках встали дыбом волоски и побежали мурашки.
— А если честно? — вкрадчиво говорит мужчина, поддаваясь вперед.
— Это бред. Вы не поверите, — качаю головой.
— Даже так, — тянет мужчина. — А теперь подробнее. Всё с того момента, как ушла из цирка.
***
— …Я вообще ничего не поняла: ни про пламя какое-то, ни про облака, и при чем тут Мафия? — шмыгнула носом. Наверное, хоть маленькая, но крепкая доза алкоголя развязала мне язык. От потрясения я ещё не до конца отошла и не до конца осознала произошедшее.
— Вот как, — задумчиво разглядывая стакан с виски, говорит мужчина.
— Вы что-то знаете? — с надеждой смотрю на него.
— Не многое, — качает головой начальник цирка. — В общих чертах мне кое-что известно, но я никогда не стремился влезать в это дерьмо, хорошо, что мне повезло и я родился без Пламени. В общем, слушай. Лет так триста-триста пятьдесят назад некто Примо Вонгола основал Мафиозную Семью Вонгола, или как-то так её звали, точно не помню, не вдавался в это дело. Этот Джотто, как его звали, создал её для защиты мирных граждан…
— Да ладно, — недоверчиво протянула. — Мафия-то?
— Как ни странно, да, мафия. Можно сказать, он Отец всея мафии, впрочем, не суть важно. Дело в том, что этот Примо Вонгола собрал рядом с собой шестерых людей со странными паранормальными способностями, а некоторых, по-видимому, и с ненормальной головой. Энергия, которой они оперировали, визуально проявлялась как некое Пламя всех цветов радуги, и Джотто, недолго думая, придумал им названия, подогнав под характеры и способности каждого своего Хранителя. Таким образом, на свет появилось семь атрибутов: Небо– которое их объединяет по непонятным мне причинам и является их центром вселенной и боссом по совместительству, цвет которого оранжевый. Туман — отвечает за иллюзии и скрывает свою семью от врагов, синий цвет. Ураган — красный, всегда в гуще событий и, по мне так, главная ударная сила. Зеленая Гроза — громоотвод, бьющий молниями, почему-то являющийся щитом для своей семьи. Солнце — желтый цвет, который исцеляет и пробивает своему Небу путь. Дождь — голубой, призванный успокаивать и приносить в семью покой, скрывая в пелене дождя и себя, и других. И, наконец, гордое и одинокое Облако, которое хмурой фиолетовой Тучей защищает семью и считается самым нестабильным, а также владеет способностью увеличения, правда не указано чего именно.
— Таким образом, вы хотите сказать, что это была боевая группа, командир которой был Небом, так? — в голове начали щелкать шестеренки, гениальность и разумность которых включалась изредка, но качественно исполняя работу.
Небо — связывающее звено;
Гроза — Защита;
Туман — Сокрытие;
Дождь — Эмоции;
Ураган — Уничтожение;
Солнце — Исцеление;
Облако — Усиление.
— Я был военным контрразведчиком и был в горячих точках, но на жалкую пенсию после всех моих заслуг было очень трудно прожить. Мой друг, у которого тоже не было денег, залез в криминал и кое-что успел рассказать про всю эту Мафию, но прожил он недолго. Что ты желала так сильно, когда была под мостом?
— Выжить, — честно отвечаю.
— Ясно. Твое Пламя, если это оно, каким-то образом усилило вероятность того, что я найду тебя и тайно вытащу из-под моста, что весьма занимательно и интересно.
— В каком смысле? — не поняла я, хлопая глазами.
— Из всех возможных прохожих притянуло именно меня, когда ты так страстно мечтала стать каскадёром и попасть в цирк. Кое-что подобное было и у Джотто, только там с интуицией было связано.
Молчание.
— И что теперь мне делать?
— Сары Блэк больше нет, есть только мальчишка-подросток Скалл, будущий каскадер, взятый под опеку главой цирка, известным как Король Зверей.
— Почему? — тихо выдыхаю.
— Считай, что во мне взыграло благородство.
— А если честно.
— Считай, что ты вступила в армию. И уж поверь, после моего обучения ты будешь выживать там, где выжить в принципе невозможно.
— Какая вам от этого выгода?
— Мой друг успел воспитать себе ученицу и взял с меня обещание также взрастить себе замену. Не знаю, куда влезла его девчонка Лар, которую он выдрессировал до профессионального бойца уже к четырнадцати, но ты будешь ничуть не хуже. Война у тебя в крови, как и потенциал.
— А как же Пламя?
— А вот с этим ты будешь разбираться сама.
***
Когда подросток, умирающий под мостом пожелал выжить и призвал свое Пламя, оно откликнулось и перекроило вероятности уже в который раз. Вспышкой чистого Облачного Пламени увеличив вероятность своей выживаемости в данной ситуации, закольцевав и замкнув процесс на одной единственной цели в виде выживания любой ценой, подросток, сам не зная этого, приобрел необычную способность. И пока ещё было непонятно, дар это или проклятие, ведь Пламя, пустив все свои силы, превратилось в абсолютную выживаемость и защиту, которая будет защищать своего носителя самыми разными способами, начиная от неожиданной осечки в оружии врага, вероятность которой почти равна нулю, до увеличения вероятности погрешности в балансировке метательного ножа…
В конце концов, никто не уточнял, что надо увеличивать. Массу? Численность? Объем?
Увеличить можно что угодно, главное знать, как это сделать себе на пользу.
Путь Великого и Невероятного Неубиваемого Неудачника по имени Скалл начался.
Ну, или просто одной неудачнице снова не повезло…
В который раз, впрочем…
