Today

Нельзя отличаться от общей массы, нельзя выбиваться из системы. Эн скалит зубы в дежурной улыбке так сильно, что начинают ныть щеки. «Просто потерпи, Хакён-а», — шепчет он сам себе, где-то в глубине души сдирая с себя кожу, чтобы не сорваться. Осталось около десяти минут записи. Лео незаметно поглаживает его руку, стараясь хоть немного приободрить лидера. «Хён, умоляю, прости», — читается в глазах Хонбина, когда тот, сгорая от стыда и чувства вины, отпускает в сторону Хакёна очередную шуточку про черный цвет. Это все на камеру, все для ехидного зрительского смеха. Вечером Хонбин будет просить прощения за весь тот яд, который ему прописали в сценарии, Кен и Рави будут необыкновенно тихими и послушными, придавленные чувством вины перед старшим, которому приходится все это терпеть ради рейтингов, Хёк, кажется, повзрослеет за несколько часов и уйдет в свою комнату, где до поздней ночи будет тренироваться, чтобы их группу узнавали по таланту, а не по мерзким «черным» шуточкам, а Лео… Лео не отойдет от лидера ни на шаг. Он слишком хорошо понимает, что творится с Эном такими долгими ночами, как он болезненно уязвим, как давят на узкие плечи подколки и язвительные комментарии. Лео сам жил в таком мерзком круговороте ехидных смешков и кривых букв, что остро царапают его словами «подделка», «гордец», «льдинка». Вдвоем они будут сидеть на диване под их «тоскливым» одеялом, которое достают из шкафа только в такие дни, когда все вокруг пропитано унынием, и молчать. Лишь изредка Лео будет тихо напевать что-то из своих недописанных песен, а Эн — шуршать пледом, устраивая голову поудобнее на плече Тэгуна. У Лео душа сшита грубыми нитками, из кусочков собрана, а сердце — мягкий вельвет в бурых пятнах. Хакён выглядит живее, намного живее, но внутри него аккуратной работы сердечко из потертой ткани, всё в дырках, набитое чабрецом и застарелой болью. Лео выше, а Хакён заметно худее. Один летний и смеется солнечно, другой — осенне-зимний, хмурый, оплетенный ветром, но глаза у них одинаковые. Оба смотрят вокруг с опаской, ожидая очередной выстрел в затылок, и бережно штопают сердце и душу, стараясь беречь их для невнятного «завтра». Зеркально противоположные даже во внешности, этим вечером они будут похожи больше близнецов. Измазанные белой краской на потеху народу, Тэгун и Хакён стыдливо спрячут свою тоску внутри. Но до этой домашней, хоть и очень тяжелой ночи, еще десять минут эфира. Десять минут унижения. «Только не сломайся, Хакён» «Будь сильным, Тэгун» По мнению толпы, у Тэгуна темное сердце, а у Хакёна — темная кожа. И заботливо безликая людская масса распинает их белым, желая смешать с серой пустотой вокруг, для которой Эн и Лео слишком черные.