Лучше не будет. Заткнись и прими как факт, Просто стой стеной, подставляя плечо под лед. Когда все закончится, тогда ты и будешь рад. Все проходит, поверь мне, парень, и все пройдет. Не зови, не бойся, не жди, что откроют дверь. Только ты и небо, и космоса вечный мрак. Знаешь, парень, главное, ты не верь, Что однажды что-то сделается не так. Ты не сможешь выйти — небо тяжелый груз, Ты примерз к граниту, бронзовый бог-атлет. Все проблемы мира — тебе на один укус, Если б были шансы покинуть свой постамент. Терпи, улыбайся — язвительный штрих творца, Губы из бронзы кривятся ветрам назло. Атлант-небодержец с усмешкою ждет конца: Если разверзлась твердь, то ему свезло. И нет ни любви, ни веры, есть только свод, Что лежит на плечах и гнет тебя на излом. Держи его крепко, врастая за годом год В гранит постамента, толкай его вверх плечом. Однажды он рухнет, засыпав тяжестью звезд Тело твое, бронзу скрутив и смяв. Атлант рассмеется, покинет свой вечный пост И будет, честно сказать, абсолютно прав. (с) a-protiwienski
Пролог
Не то чтобы мне так уж часто снились сны про Холоми. То есть да, было, но еще когда я сидел в мире Паука в добровольной творческой ссылке, практически Болдинская осень у меня получилась: дым пониже, труба пожиже, но в то время я был рад и такому напоминанию о Ехо. А в последнюю пару недель что-то зачастили. С возвращением Меламори на Арварох как-то незаметно выяснилось, что мое более или менее каменное сердечко кинуло меня и сбежало, укатилось Колобком каким. И ведь с чего бы — непонятно. Мы все так же трепались часами и встречались во сне, но, кажется, я опять по дурости отпустил за чудесами и могуществом еще одну женщину и даже не заметил этого. Судя по сочувственным взглядам окружающих, я снова понял очевидное последним. Так что ничего странного не было в том, что я снова обратился к снам. Первые несколько дней прошли за своеобразной инспекцией старых: я с изумившей меня самого педантичностью прошелся по всем давно знакомым и любимым местам, а в последние пару дней — еще и затащил туда Базилио. Дескать, раз уж никуда из Сердца Мира ей уехать не светит, почему бы не взять девочку в свой сон? Небось моих сил хватит на несколько часов, держать-то заклинание совместного сна мне. Все, разумеется, отлично получилось. Пригорюнившаяся было из-за сэра Умары Калмакони Базилио развеселилась замечательно, и от её хорошего настроения еще пару недель смеялся и едва ли не приплясывал весь дом, хоть ты кристаллы Радости заряжай. Если мне удавалось не только выпить с ней камры, но и обстоятельно позавтракать, считай, день удался достаточно, чтобы никто из могущественных злодеев, которых я зову своими друзьями и коллегами, не прицепился с вопросом, кто это у меня неизлечимо заболел или почему меня не вылечили от похмелья после Супа Отдохновения. Впрочем, насчет Джуффина я бы не слишком обольщался: периодически он не давал себе труда даже сделать вид, что не смотрит на меня с плохо скрываемым чувством чисто родительской гордости. Дескать, плохо, что от случившегося одному конкретному Максу так херово, но он же у нас великий чародей, молодец, держится как-то. Шурфу эта доморощенная педагогика, кажется, не слишком нравилась. Но друг мой всегда был на удивление деликатен в таких вопросах и, видимо, терпеливо ждал, пока я повзрослею достаточно, чтобы заявиться к нему со своей сердечной бедой. Так и не дождался, понятно, но чувствовать это ожидание было приятно. Благословенны будьте все жуткие магические практики Мира, рождающие вот такое вот взаимопонимание. А то как бы мне еще так повезло? Словом, я далеко не сразу встревожился, когда сны про Холоми начали повторяться, не говоря уже о том, чтобы заметить, насколько уставшим я себя после них чувствую. Первые из них начинались одинаково: я топтался у самого парома, словно только что сошел на берег, и земля под моими ногами была вязкой и топкой, как в Гугландских болотах. Я знал, куда мне нужно — отнюдь не в кабинет к сэру Камши, где меня сначала восхитительно накормят, а потом сдадут с рук на руки Джуффину, а в самые что ни на есть подземелья, чем глубже — тем лучше. Камни были мне рады и одновременно оставались сердиты и несколько напуганы, что ли. С каждым сном я спускался все глубже, касаясь стен ладонью, и довольно скоро начал узнавать каждый валун, словно это были не прикосновения, а рукопожатия с обязательным повторением ритуала знакомства. Камни вообще терпеливы и настойчивы, а ко мне они еще и оказались снисходительны. Впрочем, Шурф, кажется, рассказывал мне, что они живые… Я спускался все ниже и ниже, и по дороге в подземелья мне не попалось ни одной запертой двери. И могу сравнительно точно сформулировать, когда именно сон перестал быть сном — когда я услышал скрип и стоны. Словно бы там, внизу, находилось огромное, исполинское дерево, которое с трудом выдерживало жуткий ураган из тех, что унес когда-то в страну Оз девочку Элли. Каменные стены закончились как-то вдруг: под ногами оказалась чуть влажная, но все-таки твердая земля, сильно пахло древесным соком, а скрипело вокруг так, что я едва не поверил, что этот звук останется теперь со мной навсегда. В самом деле, впору было переименовывать Ехо из мира Стержня в какой-нибудь Особо Скрипучий мир. Если не разберусь, что тут такое, надо бы, что ли, заняться. Земляной коридор, к счастью, закончился быстро и довольно прозаично — я уперся в стену. Почему-то в деревянную, из серого, неошкуренного дерева, похожего на ясень или даже на мэллорн. Клоками обвисала лопнувшая кора, и в разломах сочилась прозрачная искристая жидкость, больше всего похожая на березовый сок, пронизанный лунными лучами. Минуты через две вдумчивого созерцания я наконец сообразил, что это не стена, а именно дерево, просто вот таких исполинских размеров. Сказать честно, даже урдерские прибрежные деревья казались теперь прутиками по сравнению с этим Иггдрасилем. Что ж, во всяком случае, сейчас стало понятно, зачем именно сны меня сюда привели. К сожалению, за все время жизни в Ехо я так и не научился исцелять иначе, как своими Смертными Шарами, а они вряд ли были бы здесь уместны. Кора на дереве дергалась, словно эта рана была на живой коже, а под ней двигались мышцы, и, разумеется, я немедленно оцарапал руку. Впрочем, сейчас меня не остановило даже это: в том густом бульоне из тоски, безразличия и в меру безуспешных попыток поднять себе настроение, в котором я варился последние недели, вдруг забрезжил свет. И ведь вроде бы Теххи не зря вполне членораздельно объяснила мне, что мне жизненно необходимо быть нужным, а я вот как-то подзабыл эту заботливо припасенную для меня мудрость. Поэтому не было ничего удивительного в том, что я сунул ладонь прямо в «рану», прижал её к обнаженной древесине и немедленно прилип к «соку». Пожалуй, теперь я знаю, какова воспетая кучей любовно-фантастических романов сладость вампирского укуса. За изливающуюся из меня потоком силу незнакомое дерево платило чистейшим героиновым счастьем, и я плыл в тумане ответной благодарности, настолько мощной, что едва замечал, сколько именно силы у меня осталось. Нам обоим повезло — незнакомое дерево оказалось еще и изрядно сдержанней меня. Рана под моей ладонью закрылась, стоило мне убрать руку, и я с трудом привалился к осыпающейся земляной стене, тяжело дышащий и мокрый как утонувшая мышь. Как бы Джуффин ни убеждал, что с возвращением в Ехо я стал сильнее, это «лечение» выжало меня досуха, в том числе, как выяснилось, и в гораздо более примитивном, можно сказать, плотском смысле. Не припомню, чтобы даже во времена бурной юности после особенно мокрых снов я хоть раз обнаружил, что успел угваздать семенем все нижнее белье так, что пятна, скорее всего, вплотную подобрались к коленям. Прямо сейчас мне требовалась ванна — и только потом Джуффин. Я попробовал шагнуть отсюда в Мохнатый дом, но неожиданно ванна, в которой я оказался, была мне совершенно незнакома. Впрочем, дела мои были достаточно плохи, чтобы прямо сейчас меня это не остановило: я только кинул на дверь запирающее заклятие — фокус, которому научил меня Нанка Вирайда на радостях от встречи с призраком старого друга — и торопливо выпутался из одежды. Свалил её неаккуратной грудой, спалил и со вздохом облегчения обрушился в бассейн. Кажется, стремясь избавиться от телесных последствий «кормления» дерева, я извел не меньше половины самых разных средств для умывания, а потом, уже чистый, улегся на воду и едва не задремал. Во всяком случае, смежил веки, чувствуя, как расслабляется тело. Разбудили меня два ощущения сразу: странная, смутно знакомая щекотка по всему телу, словно все мурашки подросли до термитов и обзавелись навыками тайского массажа, и легкое натяжение невидимой нити, словно кто-то пробовал пальцем струну. Чтобы опознать второе, мне не пришлось прикладывать усилий. Именно эта струна помогла мне продержаться в Тихом городе, а значит, Шурф не только отвлекся от своих дел и не обнаружил меня в пределах досягаемости, но и успел перепробовать большую часть доступных нам средств связи. Так что я отправил в обратную сторону успокаивающую волну, нечто вроде невербального: «Я в порядке», — и принялся разбираться со щекоткой. Что-то царапалось в памяти, совсем старое, но приятное. Щекотка… смех. А! Кто-то встал на мой след. И, судя по тому, что Меламори все еще на Арварохе, а Шурф стучится ко мне другим способом, не иначе как Базилио успела переполошить моим отсутствием Джуффина. Человек в бассейне уязвим, а уж на бортике в чем мать родила — еще и одинок, а это, как ни странно, несказанно стимулирует умственную активность. Три полотенца спустя я дозрел до гениальной мысли: почему бы не вытащить через Щель между мирами мои собственные шмотки? Чисто теоретически, это должно оказаться даже проще, чем тягать их через Хумгат. Через десять минут и полусотни неудачных попыток дело пошло на лад, так что я все-таки выполз из гостеприимной ванной почти в порядке, мокрая голова не в счет, даже заклятие с двери снять не забыл. И наткнулся прямо на коменданта. Не то чтобы сэр Камши был мне так уж рад, насколько я помню, он меня вообще недолюбливает. Но при всем этом он еще и весьма ответственный человек, а Джуффин уже явно успел сузить район поисков меня до острова Холоми. — Сэр Макс, — Камши церемонно поклонился. Кажется, он из тех людей, кто делается тем более вежливым, чем больше неприязни испытывает. — Вижу вас как наяву и надеюсь, что вы не исчезнете. Я был бы рад сообщить сэру Халли, что больше на моей территории нет его потерянных сотрудников. — Сообщайте, конечно, — я только кивнул, — если вы еще и найдете мне место за вашим накрытым по случаю приема пищи столом, я и вовсе никуда отсюда не денусь. Израненное «дерево» очень помогло мне, и я чувствовал себя как под новокаиновой блокадой. Спокойствие мое казалось несокрушимым, и прямо сейчас я не рвался нарушить его никакими разговорами. Это ощущение сытости и довольства, несмотря на то, что ели скорее меня, было поистине всеобъемлющим, хотя я и сейчас чувствовал тончайшую, с волосок, струйку утекающей от меня силы. Как пуповина или капельница. Этакое переливание крови, впрочем, мне не жалко. Джуффин заявился стремительно — кажется, он так и не сошел с моего следа. Я всего раз или два видел его резко помолодевшим и, если признаваться начистоту, с таким ним мне было бы подружиться намного проще. Я, как известно, вообще с симпатией отношусь к обаятельным злодеям, сэр Лойсо Пондохва не даст соврать. А сейчас и вовсе с неожиданной остротой припомнил их с Сотофой тревогу насчет моего Пророческого сна и с опозданием понял, насколько она была обоснованна. Ну, хоть сейчас осознал, и то хлеб. Джуффин окинул меня быстрым взглядом, чуть успокоился, даже за стол присел. И снова начал стареть, неуловимо, но отчетливо, с каждым коротким взглядом все заметней. Я вдруг расстроился, и процесс этот сначала замедлился, а потом и прекратился. Джуффин просверлил меня взглядом, и я невольно глянул на грудь в поисках дыры. — С каких это пор тебе не всё равно, как я выгляжу? — он поднял бровь. Я только руками развел: — Я сам удивлен. Но спасибо, что ты остановился. И спасибо, что пришел. Кажется, меня чуть не сожрали. И оставшееся «чуть» — отнюдь не моя заслуга. Джуффин только кивнул, скорее абстрактно подтверждая эти выводы, чем одобряя мои действия. Но промолчал, невиданное дело. — Что там произошло такое? — я попытался снова. — Все же хорошо было. И Стержень был в порядке, и Мир. Хонна говорил. — Именно это я начну выяснять, как только разберусь с тобой, — задумчиво протянул этот злодей. — Но я не знал, что тебе настолько скучно жить, Макс. Раз уж очередным сновидцем, которого необходимо спасти, вдруг оказался ты сам. Ну да. Действительно. Мне бы еще испугаться наконец, чтобы захотеть самому с собой разобраться. А то ведь даже на это сил нет. — Мне показалось, что рана старая, — память сопротивлялась так, словно я тут мировые тайны собирался разглашать, а не по-быстрому переложить их решение на других, — как будто давно нанесенная и плохо залеченная. И сейчас только обострилась, как обостряется язва, из которой когда-то не удалили саму причину воспаления. Глаза просто закрывались, и я понял, что вполне способен уснуть, так и не отчитавшись шефу хотя бы начерно. А рассказать надо, чтобы отключиться с чистой совестью — дальше уж Джуффин сам поймет, что происходит. Сходит к Стержню лично, в крайнем случае. Так что я уже машинально сунул руку под полу лоохи, но в этот раз пальцы сомкнулись не на чашке с кофе, а сжали прохладный металлический бок какой-то банки. Я удивленно глянул на этикетку: незнакомые иероглифы пополам с латиницей, которая и пролила свет на эту загадку — энергетик. Похоже, какой-то японский, для одуревших студентов. Годится. Хоть глаза смогу открыть. Как ни странно, оказалась отличная штука. Кисловато-цитрусовая шипучка влилась в меня чуть ли не концентратом бальзама Кахара, и в голове неохотно, но резко прояснилось. — Насчет сновидца ты прав, — я кивнул сам себе, — сны про Холоми были даже в Тихом городе, но тогда я ни разу не отошел от парома. Только здесь мне начало сниться продолжение: и топкая земля острова, и уводящий вглубь к стержню коридор из живых камней. А потом я дошел до ствола, и, — я развел руками, — результат ты видишь. — Что будешь делать? — Джуффин заговорил неохотно, как будто досадуя, что приходится открывать рот, мол, и так ведь всё понятно. — Искать причину, — озвучил я очевидное. — Только посплю. Причем именно здесь — что-то мне не нравится идея покинуть остров. Слушай… — родившаяся идея была достаточно идиотской, чтобы я осознал, что начинаю понемногу приходить в себя, — а у самого Стержня может быть отдельная судьба? Джуффин только печально усмехнулся. — Ты прошелся по Мосту один раз и теперь жаждешь замахнуться на то, на что и у питомцев Мабы не всегда хватило бы наглости? — На Вильяма нашего Шекспира, да… — пробормотал я. Идея нравилась мне все больше. Судьба Стержня тесно связана с историей самого мира, по сути, она и есть этот мир. Конкретней на саму проблему мне никто не укажет, а ждать меня я попрошу Нумминориха, он сам ляпнул про следующий раз. В награду мне достался одобрительный взгляд — мои сумбурные наброски рассуждений явно были понятны Джуффину целиком и полностью. Неожиданно эта форма диалога пришлась мне по вкусу: говорить не надо, а то поди еще сформулируй в принципе такие вещи. — Есть обоснованные подозрения, в когда конкретно я загремлю? — В Смутные Времена случалось всякое, а Эпоха Орденов еще длинней, — Джуффин задумался на секунду, — если провалишься глубже, чем на пятьсот лет, явишься к Мабе, что делать. Я только зябко передернул плечами. — Причем явишься Темным путем, Макс, — Джуффина беспокоили гораздо более приземленные вещи, — иначе непременно вляпаешься если не в случайную драку между очередными противоборствующими орденами, так заинтересуешь кого-то из Великих магистров. Оно тебе надо? — А он меня не узнает? — как ни странно, эта мысль грызла меня с каждой минутой все сильнее. Количество бабочек, которые я мог нечаянно раздавить в прошлом, по здравому размышлению не поддавалось пересчету. Опыт всей фантастической литературы моего времени бил в набат, наглядно и доходчиво объясняя, какие проблемы мы все поимеем от моих неосторожных действий. — Можно этого как-то избежать? Джуффин покосился с сомнением и принялся набивать трубку. — Идея с лихим ветром, залетным Вершителем, тебе, как я понимаю, не слишком нравится, — задумчиво констатировал он. — Может, и правильно — пока ты будешь разбираться с собственными щитами, вся эта история не только перестанет быть тайной, но и в летописи попадет, пожалуй. Ладно, эту проблему я решу к твоему пробуждению. Что еще? Я выпил последний глоток энергетика и поморщился — видимо, чем лучше мне становилось, тем гадостней казался вкус. Вот и сейчас от него пахнуло такой химией, словно я сдуру лизнул баночку с гуашью. Впрочем, это ощущение оказалось на диво вразумляющим. — Джуффин, а меня не пришибут там в вашу гражданскую войну? — я наконец осознал то очевидное, с которого надо было бы начинать. А то насчет бабочек каких-то беспокоился, хронотурист-самоучка. — А то сам знаешь, как у меня с боевой магией. — Определенно, в таком состоянии ты эффективней на порядок, — шеф задумчиво склонил голову набок, каким-то совершенно птичьим движением, — жаль, что это ненадолго. Но ты прав. Один выход — устроиться у Мабы — я тебе уже подсказал. Второй не менее очевиден. — Ты предлагаешь мне там тебя нанять? — мне даже смешно не стало. Положительно, такой Джуффин странно на меня влияет. Незнакомо, но интересно. — А я потяну твои расценки? — Возьмешь с собой. В крайнем случае, выиграешь в крак недостающую сумму, — совершенно серьезно предложил сэр Халли, которому в свое время отдельным указом запретили так пополнять свои карманы. — Да и мне станет интересно. Что еще? Я только зевнул и так этим увлекся, что едва сумел остановиться. — Больше ничего. Во всяком случае, я не придумал. Посплю тут где-нибудь, может, придумаю ещё. Ну и ты вернешься, вместе подумаем. — Кроме того, — выразительно намекнул шеф, — с некоторых пор тебе есть, кого спросить. Вы с ней, кажется, спелись. К моей чести, я совсем недолго хлопал на него глазами — всего полминуты, не о чем говорить. А потом сделал над собой и усилие и понял; вернее, вспомнил, о ком мне когда-то давно, пару вечностей назад, рассказывал в Джуффин в шаге от Тихого Города. Сэр Камши встретил нас за дверью и лично отконвоировал в гостевые апартаменты. Я даже удивляться не стал, когда оказался в той же спальне, в которую поднялся из практически разгромленной ванной. Мне было не до того — я спал. Сны в Холоми оказались похожи на глухое ватное одеяло: тепло, безопасно, надежные толстые стены — и струйка ледяного пота по спине, то ли от духоты, то ли от понимания картонности этой защиты. Две нити едва заметно тянули меня в разные стороны — пытался не стонать от боли Стержень, вызывая желание послать к темным магистрам все высокоумные Джуффиновы планы, и грела бесконечным, чуть снисходительным терпением наша связь с Шурфом. Собственно, когда она ярко вспыхнула, я и проснулся. Ну, или хотя бы попробовал разлепить веки. Шурф сидел рядом, серьезный и удивительно будничный какой-то. Привычное чувство связи не пропало, просто перестало тянуть, словно упругая нить перестала пружинить и натягиваться. Надо ему все рассказать, но не так, как Джуффину. Шефу я докладывался, с другом мне хотелось… поделиться. Странная идея вдруг пришла мне в голову: однажды я уже испытал на себе, как общаются члены ордена Долгого Пути. Какая, однако, экономия времени и сил. И мучительно подбирать слов не нужно. Позвать этот ветер оказалось легко: сначала я просто толкнул взглядом створку окна, открывая его, а потом коснулся первого же радостного, свежего порыва. Впустил ветер в себя, позволил ему тронуть связь, собрал все, что хотел сообщить, в большой нераздельный образ — и отправил адресату. По идее, та же Безмолвная речь, только сложнее и больше. Вроде как не одну реплику услышать, а несколько страниц прочесть. Надеюсь, ему понравится.