Второй шанс

      Алёна, очнувшись, подскочила и увидела отца, лежащего на соседней койке с перевязанной ногой. Она припомнила всё, что произошло и её пыл угас. Она осмотрела санчасть и перевела взгляд на отца. Громов неотрывно смотрел на неё, в глазах грусть. Он сам бледный. Алёна подошла к нему. — Пап, ты как тут… Что произошло, ты ранен? Папа! — воскликнула она, не сдерживая слёз. Капитан поднялся и обнял дочь. Алёна обняла его в ответ, прижимаясь к плечу. Ей стало немного легче, она посмотрела на его ногу и похлопала по ней рукой: — Как же они тебя так? — сочувственно поинтересовалась она. Капитан улыбнулся ей и ответил: — Да. Нелепо вышло, — усмехнулся он. — Хочешь знать, как всё было?       Алёна помолчала немного. Скорбь терзала ей душу, она через силу улыбнулась и кивнула. — Хорошо. Тогда слушай. Когда ты выбежала из трюма, я выхватил пистолет у Элеоноры и взял на мушку. Мда, честно говоря, никогда не целился в людей из пистолета. Настоящим оружием. Одно дело в рыбу гарпуном, а когда человек…       Тут Алёна вспомнила, как выстрелила из гарпуна в Макса и потом жалела об этом. Как он истекал кровью, а она в панике орала на всю каюту и умоляла простить, не помня себя признавалась в любви, кричала и плакала. Слёзы задушили её сейчас, она отвела взгляд на иллюминатор и продолжила слушать дальше отца. — … Я говорю совсем о другом, подожди. Да, я же вспомнил! — оживился Громов, обнимая дочь и немного морщась от боли. — Александр выстрелил тебе вслед. Как я испугался за тебя в тот момент! Он мне что-то говорил, а я не слушал. Безоружная Элеонора не могла бежать сейчас тобой, я чувствовал, что без оружия она как без рук. Она была слишком… растеряна? Вот привыкли же люди убивать!       Алёна померкла и опустила голову, отстраняясь от отца. — И что дальше? — А дальше было так: они закрыли дверь и Элеонора в ярости принялась искать меня по всему трюму, Александр пытался меня поймать, целился, требовал, чтобы я вылез, говорил: «Пощады тебе всё равно не будет! Вылезай!». Они уже сами устали, хотели всё закончить поскорее, избавиться от нас. Чёрт-те что! Зачем им я был нужен, если ты сбежала? Но тем лучше, наверное, они рассчитывали на то, что кто-нибудь: Виктор или Герман задержат тебя, или просто не ожидали, что ты воспользуешься автоматом и решили оставить всё как есть… — И я не понимаю, к чему всё это было, ведь Андрей остался в каюте, Виктор — охранял твиндек, Герман — искал диск, — рассуждала Алёна. — Элеонора что, не могла остановить меня своими силами? Хотя, помню, когда они пришли в первый раз, я пыталась убежать от неё, когда она была с оружием. Всё равно не понимаю! У неё бы получилось: я была очень напугана. К чему ей пистолет? Неважно. И?       Она посмотрела на отца, Громов кивнул и продолжил: — Мне просто повезло! Я бросил пистолет и побежал дальше, я не могу не то что стрелять в живого человека, даже целиться! — при этом капитан взмахнул руками яростно, показывая все свои эмоции из-за пережитых ощущений. — Элеонора подобрала, наконец, пистолет и уже догоняла меня. Я спрятался за одним из ящиков, но когда она выстрелила, пуля пробила ящик и попала мне в ногу. Не понимаю, ящик что, был пустой? Я надеялся, что барахло задержит пулю, но нет, наверное, он был пустым. Ладно, хоть не в голову! Недолго сидел, было больно, ползал между ящиками, прятался, пытался со следа сбить… Я выполз и пожалел: затаившиеся Александр и Элеонора оказались близко друг к другу, а я между ними. И Элеонора выстрелила.       Капитан замолчал и грустно посмотрел на неё. Алёна молчала. Она несколько минут обдумывала его слова и решилась нарушить тишину. — И она попала в него? — Они оба целились в меня. Я рухнул на пол, как кирпич, тяжёлый кирпич, не устоял на больной ноге. Вовремя. Сначала выстрелила она, через долю секунды он. Всего доля секунды…       Громов замолчал, слегка покачивая головой. Кашлянув, он продолжил: — … Он попал ей в плечо, почти в грудь, а она ему в голову…       Наступила тишина, которая угнетала Алёну всё больше. С каждой секундой она вспоминала все подробности произошедшего между ней и Германом. И его последний взгляд, полный страданий и боли. Ком подкатил к горлу. Она не замечала слёз. Громов тихо поднялся и встревоженно глянул на неё. Он осторожно взял её за плечи и от этого и ей стало только хуже. Алёна расплакалась. — Что случилось, дочка? — спрашивал он её, а она мотала головой и молчала. — Дочь? — Что было дальше? — перебила его Алёна, вытирая слёзы. Ей стало противно на саму себя и на то, что он обращает внимание на её не достойные ни грамма жалости слёзы. — А ты уверена, что стоит рассказывать? Ну ладно, только не плачь. Успокойся. Она, то есть Элеонора, увидев результат своей работы, испугалась и выбежала из трюма, едва держась на ногах, а я остался. Они все здорово перепугались. Я пополз отпирать твиндек. Они сбежали, не добившись своего: она, раненая и ослабевшая, Виктор, пострадавший Андрей. Трое, — капитан произнёс эти слова с особой интонацией, как бы говоря дочери, что не пятеро и не четверо, а именно только трое из них смогли покинуть судно. — Это из-за меня всё! — сокрушённо прошептала Алёна. — Если бы не я, не это проклятое оружие, то и ты был бы цел, и Герман жив… Пап, я убила его.       Громов промолчал. Он знал. Он отвёл взгляд в сторону и ответил: — Но даже не смотря на это я не стану любить тебя меньше, дочь.       Этих слов она не сказала Герману. Она полюбила его и даже за то, что он убийца, она не должна была говорить ему того, что сказала. После всего, что он сделал. А разве он сделал ей что-то плохое в тот день? Он лишь пытался уберечь её от необдуманного поступка, а в итоге… За что же она его? — А я… — пробормотала Алёна, глотая слёзы, — я ему этого не сказала. — Они забрали его тело с собой, так я думаю. На корабле его нет, только кровь. Александр остался. Похоже, его не очень любили, раз забыли о нём, а может, просто поняли, что он мёртв. Да, Германа забрали. К чему бы это?       Алёна пожала плечами и посмотрела на него, взволнованно потирая руки. Громов продолжил: — На Александра было страшно смотреть, просто ужас, хорошо, что ты этого не видела… — Папа, перестань! — попросила Алёна, взяв его робко за руку. — А что я? Это будет лишь тебе уроком.       Алёна всхлипнула и закрыла лицо ладонями, качая головой. Глухие рыдания вырвались из её груди, она поднялась с койки отца и упала к себе, уткнувшись лицом в подушку. Её тело затряслось от рыданий, Громов смотрел на неё, но что он может сделать? Она свой выбор сделала. — Тебя они нашли рядом с ним. Я испугался за тебя! Андрей и Виктор унесли его. — Как я теперь без него, па-а-ап! — завыла Алёна на всю санчасть. Громов поднялся и хотел шагнуть к ней, но только сел на койке и застыл. — Твоя мама тоже умерла, не забывай об этом. И я помню её, и ты помнишь, и Лерка тоже помнит. А ты помни его. Я не знаю, много ли он для тебя значил, раз ты выстрелила в него, но ты просто не забывай о нём. Если он действительно сильно тебя любил, а ты его, то связь между вами останется. Иногда и я чувствую, что наша мама рядом.       Алёна перевернулась на спину и собралась с мыслями. Она вытерла лицо, пытаясь ободрить себя, но руки опускались. Ей едва хватало сил говорить. — Знаешь, как он посмотрел на меня? Он был разочарован… в последние минуты. Он был разочарован во мне, пап! Если бы он сказал мне об этом в лицо, мне бы стало легче. А он молчал. Зачем я это сделала? — Алёна схватилась за голову. — Дура, думала, что таких как они на этом свете быть не должно, а в итоге сама стала такой… Как ты думаешь, где он теперь? Он меня слышит?       Громов промолчал. — Пап? — Где бы он ни был, там ему лучше, чем здесь, — отозвался капитан, снова ложась на койку и задумчиво кусая губы. — Слава Богу, они ушли. Я не уверен, что они вернутся, ведь Александра больше нет, а я если не ошибаюсь, он был главным, да?       Алёна кивнула. — Так зачем ты стреляла? Чем думала? Кто заставлял тебя делать этот мир лучше, кто позволил тебе решать самой: жить человеку или умирать?! Дочь! — расспрашивал капитан, вслух одним только тоном своего голоса осуждая её безумный поступок. Алёна молча перевела на него взгляд. — Ты никогда не была такой, у меня даже в мыслях не было подумать так о тебе, а ты вот так! Если ты любила его… — Любила?! А кто сказал, что я не люблю его сейчас? Да, я взяла на себя слишком много, я хочу, нет, не хочу, желаю только одного: чтобы он простил меня! Но этого не будет никогда! За такое не прощают… — Ты права, не прощают, — вздохнул Громов и отвернулся. — Надо было совсем сойти с ума, чтобы выстрелить в того, кого любишь. — Значит, я уже давно сошла с ума. Однажды… Но если тогда у меня был шанс всё исправить, то второго шанса у меня уже нет и не будет. И Германа уже нет. Нет, не надо меня прощать. Пусть и он, и все осудят меня, я буду это терпеть. Ты прав, папа, вы все правы. Кто я, чтобы решать за других? Ты прав…       Следом за её словами последовал вздох капитана. Алёна пожала плечами и закрыла глаза. И снова возник образ Германа, как раньше. Но столько всего уже произошло! Она вспомнила его крик, отчаянный крик, которым он пытался её остановить и не смог. Померкший взгляд его тёмных глаз, в которых было столько боли и разочарования, словно он копил в себе эту боль за всех, кто выжил. Его больше нет, но она не может и сейчас смотреть ему в глаза, даже если он — это лишь воображение, память о нём. Когда-нибудь она забудет его внешность, необычный и всегда нравившийся ей тембр его голоса, теплоту прикосновений его рук, но он сам навсегда останется в её душе светлым мучительным воспоминанием, способным разрывать сердце и согревать её душу.       «А будешь ли ты помнить меня таким, какой я есть? Неужели я не сделал ничего, за что ты способна запомнить меня вот таким: не совсем добрым, не совсем ласковым… и не совсем другом? Ведь я заслужил?».