У Тома Алек бывал очень редко. На одной руке больше пальцев, чем-то количество раз, которое Лайтвуд провел у Уэллов. Но дело было не в друге или нем самом, а в районе, в котором обитала семья Тома. Настолько он был привередливым и не терпел частых гостей. Тем более тех, кто пришел на своих двоих, а не приехал на машине (что довольно забавно, учитывая, что изначально данное место рассчитывалось для всех слоев населения).
Частный поселок Форест-Хиллс, или как некоторые жители говорят «местная английская деревня», располагался всего в пятнадцати минутах на электричке до Манхэттена, так что Алек доехал относительно быстро. Хотя окончательно стемнеть уже успело.
Даже вечером было невыносимо жарко, и Лайтвуд успел уже порядком возненавидеть эту гребанную рубашку, которую прямо сейчас жутко хочется бросить в стиралку. И желательно оставить там на пару дней. Черт, пора все-таки переходить на по-настоящему летнюю одежду.
Нужный дом располагался в десяти минутах от входа в Форест-Хиллс, и по дороге к нему Алек снова, словно впервые, с интересом осматривал уютный район, выполненный в стиле города-сада. Это, бесспорно, один из самых красивых районов во всем Нью-Йорке. И одновременно один их самых…напыщенных. Буквально все здесь кричало о том, что тут живут высшие слои общества. Построенные в георгианском стиле дома, от которых так и веяло старинными эпохами; аккуратные деревья возле каждого здания, чьи кроны создают такой приятный и необходимый в дневное время тенек; обязательно очень дорогие машины, либо на парковочном месте, либо спрятанные в гараже (которые, кстати, тоже были у всех); величественные фонари, чей яркий свет сейчас приятными желтыми пятнами освещали путь Лайтвуду. Казалось даже, что это место обладает собственным британским акцентом и делает одолжение всей Америке только тем, что находится здесь. Да, вот уж действительно английский городок. Ни то, чтобы он бывал в Англии…
Коттедж Уэллов был одним из самых высоких зданий в Форест-Хиллс, а ко входу вела небольшая металлическая лестница, которой, словом, было абсолютно опасно пользоваться зимой. Том рассказал не мало историй о том, как этот предмет декора приводил членов семьи в больницу. Кругом в изобилии висели горшочки с розовыми лилиями и какими-то другими белыми цветами.
Почему-то только сейчас, уже подходя к дому, Лайтвуд ощутил некоторое беспокойство. Как ни странно, он совершенно не знал, что ему сказать Тому. Целое утро, а потом и день он пытался дозвониться другу с целью… чего? Потребовать объяснений за Холл? Или?.. Честно говоря, у него даже тогда не было какого-то конкретного плана на этот счет, он просто собирался выпалить что-то вроде: «Может, ты все-таки объяснишь, что здесь происходит?» и наконец-таки выслушать эти самые объяснения. А потом уже думать, что ему с ними делать. Но сейчас… Сейчас он понял, что не очень-то и хочет их слушать. Он осознал, что
боится того, что сейчас может услышать.
«Ладно, в любом случае назад возвращаться глупо», — и не дав себе возможности передумать, Алек нажал на звонок. По дому прокатилась приглушенная трель, следом за которой моментально залаяла собака. Точно, он совсем забыл, что у Уэллов есть домашнее животное.
Дверь ему открыли почти сразу же, как будто все это время сидели под ней. Хотя, судя по всему, так оно и было.
— Приятель, спасибо, что так быстро приехал, — облегченно выдохнул Том и, не церемонясь, утянул Лайтвуда в дом.
Под ноги, клацая когтями по наливному полу, радостно бросился лохматый хаски.
— Милый, кто там? — женский голос главы семейства Уэлл раздался из глубины гостиной. Оттуда же доносились негромкие звуки телевизора.
— Это Алек, мам. Мы пройдем в мою комнату.
Ответ матери Тома потонул в топоте ног, когда они поднимались наверх. Туда, где располагалась комната Уэлла. Пес остался внизу, видимо, сочтя Лайтвуда недостаточно интересным.
Малое количество гостей — не единственная отличительная черта Форест-Хиллса. Так же жителям этого района запрещалось вносить какие-либо изменения в свои жилища. Ты не посадишь дерево там, где тебе хочется или не повесишь спутниковую тарелку, предварительно не попросив разрешение на это. У сказочной общины свои правила. Не нравится — покупайте недвижимость в другом месте.
Вот и комната Тома практически никак не отражала личность парня. Аккуратно обставленная, она была абсолютно безжизненна.
— Садись, — бросил Том, закрывая за ними дверь.
Лайтвуд послушно опустился на пухлое бежевое кресло и выжидательно уставился на друга. Решив принять тактику «меньше говори — больше слушай».
Уэлл присел на кровать, оказываясь как можно дальше от Алека. Лайтвуд с удивлением заметил, что Том сильно нервничает. Как тогда, когда набирался смелости, чтобы подойти к Холл в первый раз.
Молчание затянулось, и Алек, не выдержав, глухо кашлянул, напоминая о себе.
— Так ты хотел со мной поговорить? — осторожно начал он.
— Да, да… — закивал друг, смотря куда угодно кроме как на Лайтвуда. — В общем…
Снова тишина. Мда-а, таким темпом они далеко не уедут.
— Ты хочешь поговорить о Кэйтлин? — решил помочь ему Алек.
— Кэйтлин? Нет. Хотя… Ох, да, Господи, я расстался с Кэйтлин, — Тома, кажется, самого раздражала неспособность сказать что-то связное, обычно присущая Лайтвуду. Последние слова он буквально выплюнул, желая побыстрее с ними разделаться.
Алека словно парализовало.
Я расстался с Кэйтлин. Ого. Чего-чего, а этих слов он никак не ожидал услышать. Он думал, Уэлл сейчас начнет извиняться за поведение своей подружки, а потом пожалуется на то, что с ней творится что-то непонятное в последнее время. Или выдаст какую-нибудь несмешную шуточку насчет утреннего инцидента, ею пытаясь скрыть неловкость. Но Том его удивил, снова. В последнее время тот только и делает, что удивляет.
Столкнувшись с испытующим взглядом, Алек понял, что от него ждут какой-то реакции.
— Ого, — заставил он себя выдавить, озвучивая единственную адекватную мысль. В груди все странным образом сжимается. — А почему?
Слова приходится через силу проталкивать наружу.
— Это собственно то, о чем я хочу с тобой сейчас поговорить.
Взгляд Лайтвуда невольно упал на запертую дверь. Он вдруг почувствовал себя загнанным в клетку животным. Зверем, отрезанным от путей отступления. Неожиданно осознал, что сейчас, именно здесь — в этой комнате, наступит та самая точка невозврата. Та, что меняет все.
Может, в окно выпрыгнуть?
Но тяжело было не ему одному. Уэлл побледнел так, что кажется вот-вот, да в обморок грохнется.
— Послушай… Попытайся меня понять, ладно? — Алек кивнул, и Том продолжил, по-прежнему избегая зрительного контакта. — Мне было шестнадцать, когда я понял, что… ну, такой, как ты. По крайней мере, наполовину. Или как там это говорят? Мне нравились девчонки, одноклассницы, но позже я осознал, что и
недевчонок я тоже находил… В общем, парни меня также привлекали. И когда я со всем этим разобрался… Это был, наверное, худший день моей жизни. Потому что… меня же загнобят! Слушай, Алек, я знаю, тебе, наверняка, неприятно это слышать, но встань на мое место. Я учился в самой гомофобной школе Америки. Это по телеку богатенькие ого-го какие толерантные, но на самом деле это не так. Поэтому я и отказался поступать в местный университет. Здесь… невозможно. Воздух чистый, но все равно задыхаешься! А когда я оказался у нас, в нашем универе, то понял, что там люди другие. Там все по-другому. По-человечески, что ли… А потом… Потом вдруг вся эта штука с лгбт-сообществом стала популярна и…
— Популярна?! Штука с лгбт-сообществом? Да…ах… Чего?!
— Нет-нет, пожалуйста, дослушай! — запаниковал Уэлл, а затем заговорил еще быстрее, боясь, что Алек уйдет, и он не успеет высказать свою мысль. — Послушай, ты же знаешь, я не умею красиво говорить. Я спортсмен, а не поэт. Но я пытаюсь донести… Когда год назад я совершил каминг-аут, я сделал это по нескольким причинам. Во-первых, чтобы, наконец, сбросить с себя этот груз тайн и секретов. Во-вторых, потому что… Блин, я знаю как это стремно звучит. Но сейчас почему-то создается впечатление, что будучи одним из меньшинств, ты становишься… круче, что ли? Ну, не круче, а… Особенным. Ну, то есть… Бляха муха! В общем, когда я признавался в своей ориентации, про себя я знал… Вернее, думал, что знал, что ничего не изменится, и я все равно буду встречаться лишь с девчонками. Ведь сказать, что ты наполовину голубой — одно, а вот…
— Том, я прямо сейчас встаю и ухожу, — Алека мутило. Снова. Видно, отвращение решило сегодня не покидать Лайтвуда.
В подтверждении своих слов, он и правда поднялся на ноги, краем сознания отмечая, как они потяжелели.
— Нет! — Уэлл так же вскочил с места и практически до боли вцепился в его руку. — Я веду к тому, что я передумал. Все то, что я говорил, думал… Все это. Я хочу встречаться с тобой! Благодаря тебе я понял, что хочу быть собой. С тобой.
Внизу, где-то под ногами, протяжно забили старинные часы. Антиквариат. Вот уже с десяток лет они исправно извещают жителей дома о истечении каждого часа. Наверное, по ночам это дико раздражает. Или миссис Уэлл их отключает? Такие часы вообще можно отключить?
— Алек, ты меня слышишь?
Лайтвуд, наконец, встретился с глазами напротив. С глазами, полными безумия и надежды. И непонятно, чего в них было больше. Крепко сжатая рука начала неметь, кончики пальцев неприятно покалывало. Останется синяк, пронеслось где-то на периферии сознания. Где-то очень, очень далеко отсюда…
— Слышу, — хрипло ответил Лайтвуд. — А ты не забыл, что меньше двух месяцев назад был влюблен в Холл?
Том отпрянул, разжимая пальцы. Так резко и загнанно, будто Алек ему только что пощечину залепил.
— Это другое. Это… Она — не ты.
Но ты можешь. Голос Кэйтлин Холл возник из ниоткуда, эхом ударяясь о стенки сознания. Удобно устраиваясь в лайтвудской черепушке.
А ты ведь мечтал об этом, Лайтвуд. Разве не помнишь? Как сопливая школьница. Как только он сошелся с этой куклой, ты грезил о том, что он прозреет. Что признается тебе. И что же изменилось? Действительно, что? Он и правда мечтал. Когда-то даже и не один раз на дню. Мечтал, надеялся, верил… Но разве он вот об
этом мечтал? О таком признании? О таком прозрении?
— Я не могу. Я встречаюсь с Магнусом.
С Магнусом, который даже не звонит, чтобы поинтересоваться, где он или когда придет домой. Домой к Магнусу. Где Лайтвуд, к сожалению, всего лишь гость. Или, по крайней мере, был им. Сейчас же вернулась Камилла. Естественно, он не звонит. Магнусу не до Алека. И он слишком вежливый,
хороший, чтобы сказать об этом.
— Ох, да брось! Мы оба знаем, что все это у вас несерьезно. Просто, чтобы забыть меня. У вас с ним даже и общего-то ничего нет.
Есть, хотел возразить Лайтвуд.
У нас с ним гораздо больше общего, чем у нас с тобой, хотел он едко закончить. Но промолчал. Оба раза.
***
«Все это правильно, все к этому и шло». Повторять эти слова, как мантру. Авось, с тысячи первого раза он, наконец, поверит самому себе и вздохнет полной грудью.
Магнус пришел вовремя. Минута в минуту. В ту самую Аллею Центрального Парка, где когда-то они гуляли под дождем. Было бы даже иронично, если бы и скамейка была той же, но это не так. Эта совсем недавно покрашена и до сих пор сохранила запах дешевой краски. Что вперемешку с ночной влажностью создавало довольно интересный аромат.
— Я получил твое сообщение, что-то случилось?
Несмотря на вопрос, весь вид Магнуса говорит о том, что мужчина знает, в чем дело. Ну, или догадывается. Наверное, и правда знает. Слишком редко слова «нам нужно поговорить» приводили к чему-то хорошему. Они, своего рода, превратились в трагичное клише, которым народ разбрасываются направо и налево. Скорее всего, и через сто лет, когда наука совершит огромный скачок вперед, а люди станут жить совсем по-другому, эта фраза до сих пор будет в ходу. Обретя бессмертие.
— Да, — ответил Алек. Так твердо, как только мог. Главное не дать слабину, иначе все напрасно. Сейчас он лучше делает им обоим. Магнус вернется к Камилле, а он будет встречаться с тем, о ком так долго мечтал. Все будет хорошо… Ведь так?
На соседней лавочке гоготала молодежь, размахивая банками пива. Алеку даже показалось, что он заметил кого-то знакомого. Наверняка, так и есть. Студенты празднуют очередной закрытый зачет. Радуются жизни, как нормальные люди.
— Магнус… —
Не ходи вокруг да около, просто скажи. — Том признался мне в любви.
Где-то позади них в пушистой траве стрекотали сверчки. Посреди аллеи полная луна красиво отбрасывала свою тень жидким серебром. Образуя лунную дорожку. На воде это выглядело бы еще красивее…
Сердце билось болезненно быстро, подскакивая к горлу. Крича, буквально надрывая глотку, о неправильности всей этой ситуации. С огромнейшим усилием удается его заткнуть. «Все это
правильно, все к этому и шло».
— Хах… Неужели блондинчик опомнился, — голос сбоку кажется отрешенным.
Алек рискнул взглянуть на Бейна. Мельком посмотреть, как последний трус. В отличие от него, Магнус выглядел невозмутимым. Ни один мускул не дернулся на лице мужчины, карие глаза глядели прямо перед собой. От прежнего тепла в них не осталось и следа. Это то, что бросалось в глаза первым. Но приглядевшись, Лайтвуд заметил напряжение, пронизывающее его тело, будто ему огромных трудов стоит оставаться на месте. Как же легко поверить в то, что Магнус не хочет всего этого. Что не нужна ему никакая Белкорт. Вот сейчас Алек скажет, что пошутил, они посмеются над дурацкой шуткой и пойдут в лофт, включат что-нибудь по телеку и будут саркастически комментировать дыры в сюжете.
Перед глазами возникла ухмыляющаяся Камилла.
Мой Магнус любит только меня, мальчик. Идеальная картинка домашнего уюта растворилась в воздухе. Словно её никогда там и не было. Как и всего того времени, что они с Магнусом провели вместе. Волшебное утро разбилось вдребезги о скалы реальности.
— Да, опомнился, — собственный голос кажется совершенно чужим. — Он предложил встречаться.
Пауза. Глубоко вдохнуть прежде чем закончить:
— И я согласился.
Магнус молчал. Поднялся небольшой ветер, не сильный, но достаточный, чтобы хотя бы чуть-чуть охладить воздух.
— Что ж, это здорово, — наконец, подал голос Бейн. И встал на ноги, поправил и так идеально сидящую на нем дизайнерскую футболку. Повернулся. Алек вздрогнул от исказившей лицо улыбки. — Я надеюсь, у вас с ним все получится.
Студенты начали собираться, на ходу обмениваясь шуточками. Кажется, решили отправиться на «допразднование» к одному из товарищей. Банки с пивом полетели в мусорный бак, кто-то попал точно в цель, кто-то нет. Сверчки запели еще громче, будто стараясь перекричать шумную компанию. Прохожие бесчисленными привидениями проходили мимо. Никто не обращал внимания на одинокую скамейку среди парка. Почти одинокую.
Магнус уже ушел, а Лайтвуд все смотрел ему вслед. Теряясь в догадках, спас ли он сейчас их с Магнусом жизни или наоборот их разрушил.
***
Алек не помнил, как вернулся домой. К себе, на съемную квартиру. Просто, когда он пришел в себя, то лежал уже на своей постели. Совершенно холодной и неуютной. Простыни казались более жесткими, а подушка чересчур маленькой. Как он раньше мог здесь так быстро вырубаться? Высыпаться?
Его тянуло в другое место. В другой дом. В другую жизнь.
Лайтвуд лежал и смотрел в потолок. Рядом валялась трубка от сотового. Как давно он засыпал вот
так, не поговорив с Магнусом? Не пожелав ему хотя бы элементарной «спокойной ночи»? Все это кажется неправильным. Странным.
Недолго думая, Алек взял в руки телефон. Долгих пять минут пялился на заставку. А затем ткнул на значок написания нового сообщения.
«Спокойной ночи».
Подумав, добавил еще пару смайликов. И на выборе получателя замер. На секунду список контактов остановился на Магнусе. Всего секунду. Но, черт возьми, до чего же это была длинная секунда!
Тяжело вздохнув, он вписал имя Уэлла. Нажал на кнопку «отправить».
