Архивное чтиво

Под ногами расстилается каменная мостовая главного проспекта уставшего и порой мрачного гранитного города (и между тем, все так же горячо любимого и родного), а вы, как придурки, толпой курите две ментоловые сигареты, передавая по кругу. Солнце наконец порадовало своим присутствием, и только ветер — ледяной, порывистый, сносящий с ног, напоминает, что на дворе не месяц май и что красивое, но ужасно холодное пальто приедается пока оставить отвешиваться в шкафу. И все, наконец, хорошо. Потому что улыбка, даже рядом с тем, кто причинил столько боли, наконец искренняя. И ты, в конце концов, не стесняешься своих слов и своего поведения, потому что все кажется вполне естественным. И внутри что-то перевернулось и перещелкнуло и стало легко и непринуждённо. Но все равно бросаешь косые взгляды. Скорее уже по привычке, чем по нужде, и где-то в глубине души не столько радуешься, сколько просто подмечаешь — он грустный и замученный, чертовски. А тебе уже плевать. Потому что как-то переболело. Тебе тоже было плохо, не раз и даже не десять, и ты подыхала, укутавшись в тёплый вязаный шарф с температурой тридцать девять, потому что дома оставаться было невыносимо, но тебя никто не жалел. И, в общем-то, уже и плевать, на самом-то деле. Уже можешь смотреть на других людей и улыбаться им, непринуждённо откидывая непослушную прядь. И уже одеваешься совсем не для него, а для того, чтобы самой нравиться себе в зеркале. И работаешь над собой, каждый день, с горем пополам, не чтобы ему что-то доказать, а чтобы сделать из себя такого человека, какого всегда хотела. И уже даже не восхищаешься его руками: плавными движениями и длинными пальцами, на которые раньше так долго залипала, с наслаждением и болью наблюдая, как они сворачивают бумажных журавликов, уже восхищаешься руками другого — сильными, с вереницей вен на запястьях, таких же уверенных, хотя и поникаешь, что ничего не светит. Поправляешь шарф и смеёшься заливисто, и внутри уже даже ничего не гложет. Одна неделя заканчивается удачно, а следующая обещает много веселья и дыхания полной грудью. А потом — в кино. С друзьями. Со смехом до слез и судорогой в животе. С чувством и острым желанием жить. Потому что, кажется, поломанные крылья начинают регенерироваться. Потому что свято веришь, что все будет хорошо: проблемы настоятся сами собой, все, что необходимо — выучится и запомнится, а любовь (хоть даже в неё уже практически не веришь) найдётся. И под ногами — главный проспект родного города. И солнце над головой, которое отражается в пыльных ленах домов. И тлеющая в руках сигарета.

Мы будем петь и смеяться, как дети, Мы похоронены на Невском проспекте.