***
Юнги глаза продирает ближе к полудню, оказавшись в пустой постели — Намджун рано ушел на работу, оставив на плите острый суп против похмелья и записку, в которой, собственно, и сообщается о супе, и который Юнги съедает за полдня. Легче от супа не становится, парня знобит, неимоверно клонит в сон, и он никак не может перестать потеть. Мин меняет насквозь промокшую футболку, мысленно сравнивая себя с Ниагарой, и заваливается в постель отсыпаться, считая, что так будет лучше. Намджун, придя с работы, крайне удивляется, находя в квартире старшего, ведь, как правило, последний вечно где-то пропадает. Замечает испарину на лбу, как и то, что вечно бледный Юнги сейчас буквально пунцовый. Растормошив кое-как брюнета, Джун всовывает тому градусник в рот, придерживает за талию, не позволяя обратно лечь, и как-то немного жалостно смотрит, когда мысль о простуде подтверждает 37,9 на циферблате. Сняв с хена влажную одежду и переодев того в сухую - укладывает Юнги обратно спать, а сам же за лекарствами уходит и продуктами, ибо выходные предстоят веселые, в роли сиделки, а за ними и ближайшая неделя, на которую придется взять отгул на работе. К удивлению Намджуна, Юнги ведет себя хорошо. Каждая болезнь старшего была всегда каторгой. Он вел себя словно тысяча детей, не получивших мороженое в Диснейленде, более того, перед их носом это же мороженое раздали другим. Больничные Мин Юнги всегда были сущим адом, а сам Мин Юнги был тем еще сучарой, которого убить хотелось. Но в этот раз сучара был тихим, послушным, ел суп, пил лекарства, мерил температуру когда скажут и даже не ругался. Отказывался лишь спать один и ночью вплотную жался к младшему, от чего последний чувствовал себя как в печи и немного нервничал. Намджуна напрягало не столько то, что сам он может заболеть — хорошее здоровье — это то, что всегда было при Джуне, — нервничал он по другой причине. Каждый раз оказываясь в одной постели с Юнги, у которого жар и который во сне крутится, пытается снять с себя то одеяло, то одежду, но при этом полностью прилипает к младшему, Джун боится наломать дров. И так снятся всякие пошлости с тех пор, как Юнги приехал, а тут и вовсе полуголый и горячий объект тех самых снов жмется и трется вовсю, даже не подозревая, как рискует его задница. А задница рисковать, как оказалось, действительно любила. Намджун просыпается посреди ночи от того, что ему самому жарко. За несколько дней он привык просыпаться и раскрываться, ибо Юнги, болея, мог по ощущениям отопить весь дом, но в этот раз было что-то еще. Жарко было не только оттого, что рядом кто-то жмется, а потому, что внизу живота тянет, кончики пальцев покалывает, член сквозь боксеры упирается во что-то мягкое, и при этом это же мягкое трется о член без стыда и совести. Ким глаза резко открывает, понимая, что лежит на боку, и Юнги к груди спиной жмется, сжимает пальцами руку младшего на своей талии и лишь больше трется об стояк. При попытке Джуна отстраниться слышится недовольное шипение и глухое «я не трахался два года», и в этот момент Ким понимает, что это все не сон, и старший не в лихорадке тут пытается найти тепло. Губы сами находят чужую шею, сначала мягко ведут по коже от плеча к мочке уха, слабо прикусывают ту, после чего вновь касаются шеи и покусывают бледную кожу. Ладонь сильнее давит на живот прижимая к себе ближе горячее тело, а член сквозь ткань белья сильнее упирается в желанную задницу. Трахать Юнги во сне и в живую совершенно разное. Во сне Юнги совсем скромный, милый, ласковый и сдержанный. В живую это самая настоящая блядь, которую разложить хочется только от тихого стона, что раздается в спальне от касания мочки уха. Задница активнее трется о член сквозь ткань, а тонкие пальчики сами тянутся к боксерам младшего, стаскивая их вниз и позволяя сочащейся смазкой головке коснуться ягодиц и тереться уже между ними. Намджун, недолго думая, Юнги подминает под себя, придавливает того всем весом к постели и движется бедрами навстречу. Трется членом между ягодиц и кусает шею хена, оставляя на той свои метки. Длинные пальцы касаются губ старшего, он их облизывает так, словно от этого его жизнь зависит. Языком проходится по костяшкам и ногтям, обводит контур и причмокивает, от чего в голове все путается и уже не понятно, чего хочется больше — выебать этот рот или все же упругую задницу, что так призывно трется о член. Ким пальцы изо рта Юнги вынимает тут же, заменяя своими губами, после отстраняется и садится на колени, приподнимая старшего за бедра, заставляя прогнуться в спине. В спальне слышится тихий шлепок, за которым следует глухой стон. Намджун в Юнги вводит указательный палец, а после и средний добавляет в нетерпении. Довольно тяжело двигает ими в старшем, пока тот комкает постель от боли и пытается иногда соскочить, но Намджун не позволяет, терпение дало трещину и для отступление силы воли не хватит. Усиливая хватку второй рукой, придерживая хена за талию, младший продолжает методично трахать узкое колечко мышц, раздвигая между собой пальцы и пытаясь растянуть парня как можно быстрее. Юнги все еще поскуливает, но отстраниться уже не пытается, послушно терпит и даже пробует расслабиться, а Ким все же не железный. Он вынимает пальцы, тянется к прикроватной тумбе, достает оттуда первый попавшийся крем и выдавливает его на ладонь, растирая после субстанцию по члену, и пристраивает головку ко входу, надавливая и медленно проникая в парня под собой. Мин вновь шипит, кусает подушку и жмурит глаза, секса не было слишком давно, а почти не подготовленному это и вовсе малоприятное занятие, но желание пересиливает и останавливает от того, чтобы не лягнуть сейчас младшего и не послать его к черту. Нам Юнги перехватывает за талию другой рукой, медленно двигается вперед, проникая членом глубже, заполняя его собой. Полностью прижимается пахом к ягодицам и глубоко вдыхает, чувствуя, как стенки плотно и больно сжимаются вокруг члена. Губы вновь касаются бледной шеи, целуют где-то у плеча, спускаясь на спину, пока бедра медленно отстраняются, и руки вновь притягивают к себе, насаживая на член. Юнги все еще жмурится, опускает одну руку на свой член и начинает надрачивать, пытаясь расслабиться и двигаться понемногу навстречу младшему. Намджун с ума сходит, Юнги горячий снаружи и внутри, узкий и подрагивает всем телом. Со лба на спину старшего падают капли пота, ибо в комнате неимоверно душно, а движения тел навстречу друг другу становятся быстрее. Амплитуда толчков растет, Мин уже тихо постанывает, сбивчиво дыша, а Намджуну кажется, что он кончит, стоит только Юнги еще больше сжаться или прогнуться в спине. И Юнги выгибается, прижимается вплотную к бедрам Намджуна, протяжно стонет в подушку и кончает себе в ладонь, сжимая при этом член внутри еще больше, после чувствует, как по стенкам идет пульсация, а внутри растекается вязкая сперма. Младший нехотя отстраняется и падает рядом на постель, тянется за салфетками, что стоят на тумбе, и протягивает парочку хену, дабы тот вытер руку, после сгребая старшего в охапку. Юнги ворчит что-то себе под нос недовольное, но не отстраняется, скорее для галочки возмущается, а после перебирается полностью на парня и крепко обнимает, утыкаясь носом в шею почти сразу засыпая, оставляя Намджуна наедине со своими размышлениями о том, что будет утром.Soul
23 декабря 2017 г. в 03:34
– Да твою мать! – именно это вырывается из уст Намджуна, после чего он громко хлопает дверью и слышит за ней шуршание и тихий пинок по лакированому покрытию. За дверью стоит не кто иной, как сам Мин Юнги. Намджун его не видел два с половиной года и он не был готов увидеть хёна на своем пороге, да ещё и в стране, в которую он сбежал от этого самого хёна.
– Впусти меня, мудила.
У Джуна в голове мелькает мысль притвориться, что дома никого. Только вот проблема, секундой раньше он захлопнул перед носом Юнги дверь, а значит этот вариант отпадает. После этой следует ещё более глупая мысль: сбежать через балкон. Только и тут незадача – пятый этаж и посадка на асфальт вряд ли будет приятной, так как пожарной лестницы тут нет и придется прыгать с этого самого пятого этажа.
Немного помедлив и вновь открыв дверь, Ким чувствует сильный толчок в плечо. Старший быстро проскальзывает в квартиру, не давая и шанса на отступление. Вальяжно разувается, словно он не в гости заскочил, а пришёл к себе домой и лишний тут вовсе не он. Нагло кидает куртку в руки Джуна и идёт в глубь квартиры. Намджун лишь кидает куртку на вешалку и после идёт на кухню заваривать чай, ибо от кофе старший отказался год назад, слишком много выпил этой дряни, когда готовился к конференции от университета, в котором он теперь работает. Юнги же в этот момент оккупирует гостиную и в особенности диван.
Поставив на тумбочку возле дивана кружку с зеленым чаем, младший садится в кресло и совсем не смотрит на гостя, а только в ковре дырку прожигает и молчит.
Тишина нагнетает, из-за окна слышится шумный мегаполис, какой-то умник стучит по батареям, Юнги слишком шумно пьёт чай, а то как натягиваются нервы Джуна, слышит, а скорее чувствует, только он сам.
– И как оно? – нарушает тишину Мин
– Нормально вроде, – следует сухой ответ и после вновь наступает тишина между этими двумя.
Юнги кажется вообще всё равно, что вокруг происходит. Он вяло осматривает комнатку, сверлит взглядом свои носки и, самое главное, больше и слова не произносит, слабо ёрзает на диване задницей, а какое-то время спустя и вовсе уходит в хозяйскую спальню, чтобы после вернуться с постельным бельем.
«Остается ночевать», — мысленно подмечает парень, после чего уносит две пустых кружки на кухню, моет их там и следом вовсе удаляется в спальню, покинув пределы которой только ради ванной и после возвращается восвояси.
Именно в таком стиле проходит ещё три дня. Юнги на следующий день ушёл рано утром и вернулся вечером с какой-то сумкой и дубликатами ключей. Не стал ничего пояснять, чего-то просить, он просто притащил свои вещи и обжил диван, так словно он тут живёт уже не первый день и даже не месяц, но при этом между этими двумя всё ещё продолжается "холодная война" вместе с каменной стеной молчания, что разделяет их.
Намджуну утром на работу. Он делает себе завтрак и уходит, пока старший спит, а когда приходит с работы, то хёна на месте нет. Тот приходит под вечер, иногда принося вместе с собой в дом запах сигарет и алкоголя, порой приносит еду и как ни странно, не только для себя, но и для младшего. Где шастает этот мелкий Джун не знает, но и узнать не пытается, боится, что стоит нарушить молчание и случится катастрофа, примерно по масштабам такая же, как и в тот день, когда его ключицу прожгло надписью. Юнги же за эти дни подмечает, что младший больше не использует тональный крем для метки и порой абсолютно спокойно ходит в футболках с широким вырезом, даже не пытаясь скрыть клеймо на коже.
Интуиция Джуна не подводит, ибо пиздец таки случается. Он случается в виде пьяного, холодного и промокшего хёна, что заваливается в постель к Наму через ещё два дня и почти неделю после того, как тот объявился на пороге. Юнги жмётся к телу, лезет обниматься и закидывает на парня ноги, бубня о том, что он замерз и что младший реально пидор и он его ненавидит. Ким на это лишь морщится, кое-как отцепляет руки Юна и снимает с того мокрую одежду, переодевая в свои шорты и футболку, после чего ложится обратно, позволяя себе обнять коротышку. И обещая самому себе, что больше такое не повторится.