Ветер Севера, спой мне о доме моём, Что посмела забыть. В небо серое мы на рассвете уйдём До Чертогов Судьбы. Лёд дробят у крыльца кони Часа Конца, В ожидании зова последней трубы. Тэм Гринхилл, «Ветер Севера» Если страх заползает змей под кожу, Будь храбрей, не давай ему ранить больно. Ты когда-нибудь когти наточишь тоже, Ты когда-нибудь станешь, как птица, вольной. Между жизнью и смертью покров так тонок, Ты лишь тень, но о прошлом ты не забыла. Айрэ и Саруман, «Валар Моргулис»
Она мучительно скривилась, разжёвывая новую порцию листьев медуницы. Те жутко горчили, жгли нёбо и язык. Дышать было нечем — во рту стоял привкус поганого растения, нос был забит сопливыми слезами. С неба лил дождь. Хмурый вид промокших до нитки солдат, сидевших вокруг, наводил неописуемую тоску. Нира под всеми этими молчаливыми взглядами чувствовала себя по меньшей мере скверно, а ноющая рана лишь усугубляла положение. Приходилось натужно сопеть и жалобно моргать, чтобы не разреветься в голос. Послышался хруст песка. К костру уверенными шагами пробирался Птица, и от свирепого выражения, играющего на его лице, Нире поплохело окончательно. Она дернулась в сторону, всей душой желая уйти, но покалеченная рука вдруг отдала такой вспышкой боли, что пришлось с тихим стоном сползти в грязную лужу и остаться там. Казарменный бас сокола грянул среди шума ливня, как гром. Легионеры единомоментно вскочили, потоптались на месте и дружно бросились врассыпную, едва не сталкиваясь лбами. Птица остановил последнего пытавшегося ретироваться властным приказом. Тощий солдатик понуро отозвался, вытягиваясь в приветствии. Нира всё ещё точно не могла разобрать смысл всех слов, но по сдавленным кивкам в её сторону сообразила — ничего хорошего этот разговор не сулит. Птица, на протяжении всего сбивчивого доклада подчинённого не менялся в лице. Он смотрел вдаль, словно в бездонный колодец, и только когда солдат смолк, не зная, очевидно, что ещё добавить к описанию всей той фантасмагории, творившейся в последний час, жестом отправил того к шатрам. Последняя надежда на спасение в лице рядового поспешила сворачивать позиции, оставив Ниру наедине с голодным хищником. Пока королевский сокол размышлял над вопросом её болезненной смерти, она попыталась избавиться от лекарственной травы во рту. Пришлось с треском разодрать остатки подола рубахи. Выплюнув бурую кашицу на лоскут, Нира тонким слоем распределила смесь по ткани — оставалось только налепить всё это на руку и примотать. Она изготовилась, занеся повязку повыше над раной, зажмурилась и почти уже ощутила приступ красочной боли, как вдруг голос Птицы расколол весь трагизм момента: — Что, во имя Солнца, ты пытаешься сделать? — устало выдохнул он, облокачиваясь на рукоять глефы. — От заражения. Медуница… — протянула Нира, цепенея. — Там осколок, — насмешливо произнёс сокол. Нира в том же бездумном ступоре опустила глаза на продырявленную ладонь. Ровно между сухожилиями застрял наконечник стрелы, остро поблёскивающий на фоне остального бурого месива из запёкшейся крови. — И вправду, осколок, — растерянно нахмурилась она, словно до этого и не замечала. — Я думала, это нож был… Птица посмотрел на неё, как на умалишённую. — Откуда у них нож? — опасно тихо спросил он. — Так он мой, — обречённо пожала плечами Нира. — Ну, то есть не совсем мой, но на время… Был. Под тяжелым взглядом сокола она прокрутила в голове недавние события.***
Сон закончился, когда под напором шквалистого ветра на неё рухнула стена чьей-то палатки. Пока Нира пыталась осознать себя в наступившей тьме, легионеры, лишившиеся убежища от дождя и приказов озлобленного командира, успели профессиональными взглядами оценить ситуацию и за ноги выволочить её бренное тело из-под тяжеленной ткани. Бросив зевающую девчонку в стороне, солдаты принялись суматошно воздвигать себе новое жильё. Ругань звенела, иногда перекрывая шум грома, и желание спать совсем ушло. Ледяная вода, водопадом хлещущая с неба, взбодрила, поэтому Нира решила даже принять непосредственное участие в возникшем движении. Она уронила кому-то на ногу камень, когда хотела перетащить его, подлезла под руку к солдату, вколачивающему колья в землю, тем самым сбив ему траекторию, и даже успела ещё раз обрушить шаткую конструкцию на строителей. Под конец ей дали небольшой урок разговорного языка и отправили куда подальше, явно советуя больше не напрягаться. Поразмыслив, что «стрела в ухо» и «глаза на жопу» звучит одинаково грозно и у Банук, и у Карха, Нира послушно отодвинулась и уселась на какие-то коробки. Какое-то время она просто наблюдала за складной работой солдат. Потом легионеры с недовольством забились в шатёр, и смотреть стало вовсе не на кого. На дне желудка чувствовались пустота и голод. Едой никто делиться не спешил, видимо, щедрость эта была разовой — пришлось подняться с насиженного места и самой отправиться на поиски. Так она снова оказалась среди спящих закоулков военных палаток и нагромождений ящиков. А потом наткнулась на ещё одного полуночника и почти завербовала пособника в контрабанде. На смену Оске. — Ну так как? — Гнев и пламя, девка, я не собираюсь с тобой ничего затевать! Тем более под носом у этих обормотов! Ты знаешь, что они делают с пленными?! — Да я-то не пленная… — Да будь ты хоть сама их солнцеподобная королевишна, я всё сказал, удристывай отсюда! — Ты не видишь выгоды, что ли? Я приношу твои письма бесплатно, рискую шкурой только лишь за какой-то там вшивый ножичек! — Вшивый? Вшивый?! Да эта сталь закалялась кислотой! — А бумаги твои, думаешь, на виду положили? Как бы меня не закалили стрелой в глаз. — Вот потому и нет. Ничего у тебя не выйдет! Под ноги ей прилетел смачный плевок. Оружейник состроил паскудную мину и демонстративно отвернулся. Спорить с Озерам было занятием неблагодарным и бессмысленным, как выяснилось, но на лезвии ножа в руках мастера так заманчиво играли блики света, что Нира теперь уже не могла уйти, не заполучив это оружие. — А если я помогу тебе освободиться? — выпалила она в последней попытке. — Ну да?.. — Озерам устало посмотрел в грязный потолок шатра. — Я отвлеку часовых, ты уйдёшь. Отсидишься в горах и будешь свободен, когда они отправятся к своему Стражу, — кивнула она. — Вот что я тебе скажу, девка: ты либо действительно дурковатая, либо очень умело притворяешься. Если так, то бросай ты это дело. Оружейник потёр бороду, задумчиво оглядел свой рабочий закуток и наконец потянулся к фляге на поясе. Нира обиженно проследила, как Озерам заливает свое невидимое горе. — Будешь? — он уже более любезно ткнул флягу ей. Она фыркнула, но всё же взяла. Принюхалась к горлышку, поболтала в руке. Под испытующим взором оружейника признать собственную неподготовленность было никак нельзя. Она заправски закинулась содержимым, уже со второго глотка понимая, что больше не может дышать. Из глаз сыпанули искры. Появилось ощущение, будто в горло накидали мелких раскалённых угольков. Нира отняла флягу от рта и щенячьим взглядом начала выискивать воду. — Дыши, девка. Дыши! Знатно ты саданула. Теперь поди ещё пуще дурить начнёшь, — замялся оружейник, поворачивая её к себе за плечи и встряхивая, как мешок с зерном. От такого Нире пришлось проглотить остатки и зайтись в кашле умирающей лисицы. — …что… Кх… Что это такое? — просипела она, тяжело облокачиваясь на наковальню и пытаясь привыкнуть к головокружению. — Брага, — пожал плечами Озерам. — Ты ей сталь закаляешь? — Не, — он выхватил у неё флягу обратно и пригубил лакомство, — это так, из местных трав. Кощунство сущее, но у этих Карха и вовсе пить нечего, знай, какой-то сок там бродят в своих бочках. Нира согласно покивала. На какой-то миг она, кажется, встретилась с матерью в небесных угодьях, а так вообще не пробрало. Разговор пошёл дальше. Она не сводила взгляда с ножа, покоившегося всего в одном прыжке от неё, на верхушке дровницы. — Так ты вроде как с ними ходишь? — икнул Озерам, вынимая из холщовых тряпок под ногами длинное лезвие меча и начиная то ли прилаживать к нему гарду, то ли просто просто плавить железо взглядом. — С ними? — тупо переспросила Нира. — С Карха. Тебе платят или кормят просто? — Не, я вообще просто. Хотя вчера вот кашу дали какую-то. — И много вас там таких? Ну, девах-то. — Да я одна вроде, — она растерянно почесала затылок. Оружейник посмотрел на неё с уважением. — То-то и не сбегаешь, гляжу. Работа, знать. — Ну… — А мне показалось, ты нескладная больно. И глаза страшенные. Ну если одна, то не мудрёно. — Э?!..***
Рассказ её прервал усталый выдох. Птица лениво хрустнул позвонками, разминая шею. — Поближе к делу, пожалуйста. Ты сильно рискуешь такой тратой моего времени, — стыло заявил он. Нира не нашлась с ответом. Рассказ сокола не впечатлял, а что он сделает с ней после его окончания, она не знала. Пришлось обречённо сдавать всё и всех с потрохами, чтобы хоть выговориться напоследок.***
— И откуда ты вообще знаешь мой язык? — спросила Нира, ненароком двигая почти пустую флягу ближе к оружейнику. — Я таскаюсь с этим сборищем хохлаток уже третий год. Тут немудрено — мне на распри их плевать, мне торговать надо, оружие делать. Сам раб, так что меня особо не чураются, а пленные у них со всяких земель есть, вот и подучивал кое-где… Она встала с полена, едва не клюнув носом в столешницу — брага была действительно знатная. Нира осторожно потянулась к рукояти заветного ножа, одним глазом пытаясь смотреть на него, а другим на оружейника, под треск огня в горне заканчивающего свой монолог. — …но как тебя-то угораздило? Бежать надо было, девка. Точно говорю! — тот грохнул кулаком по столу прямо за её спиной и обернулся. — Что это ты?.. Времени на подумать особо не оставалось — Нира сиганула через всю дровницу, перескочила печь и вылетела прочь из шатра. — Сначала пьёт вместе, потом обворовывает. Истинная, бес тебя возьми, Карха! — прогрохотало вслед. Она быстрым шагом устремилась прочь от замызганной палатки кузнеца. На графе «раздобыть оружие» в личном плане можно было ставить крестик, нож был разве что немного великоват для её руки, а в целом подходил идеально. Она шла и гордо размахивала им, разрезая дождевые капли. Сначала Нира хотела попробовать изловить кролика, но подумала, что тогда обратно в лагерь её снова не пустят, да и вообще, мало ли — на кротовой кочке ногу сломает в темноте. Нужно было дождаться рассвета. Она тоскливо взглянула на рокочущее небо, сетуя на судьбу. — Эй! Проклятая! — шикнул над ухом незнакомый голос. Она обернулась. Чужой льдистый взгляд моментально прожёг в душе дыру. Цепкие пальцы сжались на предплечье; с нечеловеческой силой её дёрнули куда-то вниз, затаскивая под душный полог шатра.***
— Это всё? — почти констатировал сокол. Молния рассекла чёрное небо, вспыхнув и исчезнув, как пылающая стрела. Ветер стих, лишь немного раскачивая полевую траву. Огонь вспыхнул искрами — костровый дым серыми клубами повалил во все стороны, в носу защипало. Вдали, за грудами коробок мелькали спины солдат, сворачивающих позиции. Командир их, сидевший напротив в застывшей позе священного тотема, по всей видимости готов был начать от скуки выщипывать перья из собственного шлема, но пока что гордость не позволяла, и он держался. Внезапную тишину разорвал оглушительный раскат грома. Приличествующе моменту, Нира ядрёно чихнула в ладонь, злорадно отметив, что Птица едва не закатил глаза. — Не, — буркнула она, не придумав ничего лучше как вытереть слюни о штанину. — Потом меня заставляли рассказывать государственные тайны. И чуть не убили.***
Она могла бы, кажется, выхватить тогда нож и наугад полоснуть отточенной гранью по чужим рукам, в припадке последней надежды, но знакомый холод чужих глаз её остановил. И не только холод. Руки ей тоже скрутили основательно — хруст сустава был слышен даже сквозь шум грозы. В зубы сунули мокрую тряпку, по голове приложили рукоятью собственного клинка. Галантно подхватив под локти, Ниру втащили под какой-то полог и скоро выпихнули на середину шатра, привязав на манер ощипанной курицы к шесту. Под тканевыми сводами царил затхлый холодный мрак, скудно озаряемый единственным огарком факела. С разных сторон слышался подначивающий шёпот. Чьи-то бледные лица то и дело мелькали в темноте. Солнцеподобная королевишна была на своём месте, вокруг стекалась свита. — Жива! Не тронули! — тихо запричитал кто-то из задних рядов. — То провидение Машин — их наказ нам. Надобно воздать жертву! Нира кое-как сфокусировала расплывающийся взгляд. Перед глазами тут же возникла перекошенная рожа какого-то воина. — Закопать в землю по шею! — гаркнул он. Она несколько раз моргнула, пытаясь уложить полученные видения смерти в голове. Долго думать не дали. Резкий голос Энке прервал общий гул: — Молчать! Убийца уже приговорена: она поможет нам сбежать. Мы расплатимся её жизнью за нашу свободу, — хищно прошипела воительница, выбираясь на свет. — Что скажешь, Проклятая? Вдова Ревана коршуном глядела на неё, перебирая в руке какой-то шаманский амулет. Нира тупо уставилась на деревянную фигурку жвачника, подрагивающую на тонких разноцветных нитях. Она должна была обратиться к собственному рассудку, решить какие-то первостепенные задачи, найти выход, но на глаза вдруг навернулись слёзы. Рассудок заискрил и дал сбой. Всё, что она успела сделать за два дня в стане врагов, это найти еду, и от всего навалившегося сейчас хотелось просто завыть. Завыть не получилось, но хрипло заверещать — вполне. Энке, оскорблённая видимо таким отношением к своей кровожадной речи, удивлённо набычилась. И пока Нира жевала кляп во рту, силясь выдавить из себя подобие крика, воительница мерила пленницу придирчивым взглядом. — Неубедительно, — скривилась она. — Фофла фы, — глухо огрызнулась Нира. — А ты смелая стала, приблуда. Может, разговоришься. Энке кивнула жилистому воину. Тот с молчаливой угрюмостью подошел и вытащил у пленницы кляп. Нира нарочито клацнула зубами, тут же получив смачный удар по скуле. Голова её безжизненно мотнулась в сторону. В груди задрожала злоба. Она прикусила язык, уткнувшись взглядом в стоптанный песок под ногами. — Говори, где стоит охрана, — деловым тоном начала Энке, присаживаясь возле неё на корточки, — и может отделаешься только смертью. — Выглядишь ты, как лисье дерьмо, вот что я тебе скажу, — Нира оскалила плотно стиснутые зубы. — А ты вот ничего. Даже кровь смыла с лица, — мирно пропела воительница, касаясь пальцами старой царапины на её щеке. — Своих шалав они не трогают, да? — Угадала. А что делают с чужими? Энке свирепо сощурилась, но руку убирать не спешила, вычерчивая на её коже неведомые узоры. — По краю ходишь. По очень острому краю, Проклятая… Попробуем ещё раз. Где сейчас солдаты? — А почему я должна знать? Иди, заберись к их командиру в шатёр и допрашивай хоть до рассвета, — в тон ответила Нира, втихаря стараясь развязать верёвки на запястьях. Воительница склонила голову набок, рука её замерла. Нира подняла на Энке непонимающий взгляд. В то же мгновение та, словно дикая кошка, впилась ей ногтями в шею. На ум мгновенно пришли вчерашние воспоминания о Варле. — Ты отведёшь нас к шатру, — зловеще констатировала воительница, довольствуясь выступившим на лице Ниры страхом. — Что? — фыркнула та, поздно заметив, что в глазах напротив теперь плескалась лишь странная пустота. — Ты серьёзно?! Вот так просто заявиться всем скопом и… Вы с одним ножом на них пойдёте?! — Первая пойдёшь ты. Отвлечёшь их, а мы двинемся следом — застанем врасплох. Оружием возьмём трофеи. — Ты тоже пробовала брагу? — обречённо протянула Нира, силясь вывернуться из хватки. — Я вырву его сердце, клянусь Банукай! Он ответит за то, что с ней сделали. Он ответит за их смерть. А потом и ты, серая мерза, — мечтательно протянула Энке. В рядах послышались разговоры. На середину вдруг вывалился побитого вида охотник. — Выступим сейчас! Пока шумит гроза, не будет слышно криков! ярость Машин с нами! — рьяно заголосил зачинщик восстания. Поднялся тихий гвалт. Банук стояли по кругу, в глазах их блестела жажда. Взгляды всех были устремлены на Энке, воинственно воздевшую украденный нож над головой. Нира поняла, что это конец. Она перебегала взглядом с одного лица на другое, не успевая понять, что же здесь не так. Кого-то не хватало. Умерли в пути? Всё тот же угрюмый воин поднял её за шкирку и отвязал, толкая к выходу. Она поспешно обернулась, сталкиваясь с жутким лицом воительницы, перекошенным гримасой безумной радости. Нира заартачилась, занося руку для удара, но в шею сзади вдруг ткнулся шип заточенного клинка. — Веди, — с ликующим упоением шепнула ей на ухо Энке, крепче вжав сталь в кожу. Нира, в безмолвном отчаянии заламывая руки, покорно двинулась вперёд. Дождь плотной стеной укрывал мрачное шествие. Она не знала куда идти. Запуталась меж одинаковых палаток. Рубаха на лопатках намокла от дождя и крови — Энке при каждом удобном случае колола её ножом, словно это помогало найти верный путь. Нира предполагала, что скоро воительница поймёт несостоятельность проводника и поспешит избавиться от неё. Впереди мелькнул свет огня. Послышались голоса. Банук, до этого момента тенями следующие за ними, метнулись в стороны, изготовившись, в отличие от Энке, у которой явно были свои соображения на сей счёт. — Только рыпнись, — прорычала воительница, одним ловким движением перекидывая нож в правую руку и поднося его к горлу Ниры. — Что ты… — она осеклась. Навстречу им медленно двигался целый отряд Карха. Судя по разразившимся сзади крикам, их уже окружили. Как они могли не услышать их приближения, Нира не знала, но очень хотела оказаться в этот момент на стороне чужеземцев. — Стоять! — отчаянно взвыла Энке. — Или я вскрою ей глотку от уха до уха! Мне нужен ваш командир! Сердце забилось где-то под горлом. Ниру замутило, усталость липкой тошнотой оплела сознание. Она вцепилась Энке в руку, чтобы не грохнуться на землю. Воительница, не ожидавшая такой выходки, брезгливо стряхнула её с себя. Кажется, потом Энке всё-таки очнулась от своего помешательства, но было уже поздно. Она успела лишь яростно обернуться — ровно в плечо ей прилетела стрела. Воительница рвано выдохнула, покачнулась, ослабив хватку и выпустив Ниру. Та, потеряв последнюю опору, влекомая нашедшей внезапно дремотой, начала оседать на землю, как полупустой, продырявленный мешок. Рядом приземлилась Энке. Одной рукой она зажимала рану, во второй поблескивал наконечник стрелы с обломанным куском древка. — О, крепкая земля, не слышь моих шагов, иначе камни расскажут, где я, и нарушат ужас, который подобает этой ночи, — монотонно пропела она, подползая ближе. — Небо, помолись за меня, ибо я отмщу за всех павших, в память о Синем Свете… Нира, пребывая в замедленной панике, не успела ощутить фальшь в её приторном голосе. Энке улыбнулась, порывисто занося руку и со всей силы протыкая острой гранью металлического осколка её ладонь. Боль пришла, опаздывая — когда Нира закричала, воительница уже каким-то звериным рывком поднялась на ноги и бросилась прочь. На месте, где она сидела, остался амулет с жвачником: дерево пропиталось кровью и почернело.***
— …а потом я очнулась здесь, — без энтузиазма закончила Нира. Она подковырнула комок земли носком ботинка и пнула в сторону. От неловкого телодвижения осколок в руке отозвался глухой вспышкой боли. Нира поморщилась, запрокинув голову и стараясь сосредоточиться на затянутом тучами небе, но от падающих на глаза холодных капель её лишь больше замутило. По спине побежала всё та же болезненная дрожь, неотступно преследовавшая с прошлого вечера. Тело ломило так, словно по ней маршировал весь треклятый легион Карха. Хотелось лечь в ближайшую лужу и проваляться там до рассвета. Нира свела взгляд вбок. Птица вальяжно поднялся и отряхнул шлем от воды. Пользуясь тем, что сокол отвлёкся на солдат, тащивших какие-то ящики, она впритык уставилась на него, рассматривая, как диковинную новую машину на охоте. За одно металлическое перо с его сверкающей брони торговец мог бы дать десяток осколков. Шлем бы Нира оставила себе. — Насмотрелась? — любезно отозвался Птица. — У-у. Как же, — буркнула Нира, нарочито быстро отворачиваясь. — Можешь посмотреть ещё. Твой рассказ вызывает вопросы, так что сейчас попробуешь на них ответить. — А иначе что? Вторую руку мне продырявишь? — нагло вскинулась она. — Нет, такой милости не окажу, — холодно осадил её сокол, разворачиваясь. Нира видела, как по лицу чужеземца пробежала глубокая тень, в янтарных глазах сверкнуло опасное спокойствие. — Почему ты не сбежала прошлой ночью? Я велел тебя вышвырнуть. — Моего верака больше нет. Теперь я иду туда, где умерло солнце, — гордо выпалила она. — Солнце не… Хорошо. Зачем тебе на запад? — На восток. — На запад, — с нажимом повторил Птица. — Я иду с вами к Стражу Рассвета. Вы идёте на восток, — разозлилась Нира. — Ты знаешь стороны света так же хорошо, как наше наречие. Солнце встаёт на востоке и садится на западе, — сокол показательно качнул головой, останавливаясь прямо напротив неё. — Впрочем, не важно. Ты могла бы идти. Так почему осталась? — Да не знаю я! — Нира порывисто вскочила, поздно понимая, что макушкой доходит тому лишь до шеи. — Меня три раза пытались убить, я толком не спала уже два дня, хочу есть, и ещё в моей ладони торчит кусок стрелы. Не удивлюсь, если твоей. Какие ещё вопросы?! — Их ещё достаточно, — лютым голосом заверил её Птица. Сокол со звериной быстротой перехватил её запястье и дёрнул на себя. Она запоздало шарахнулась в сторону, растеряв в один момент весь пыл, но не успела. С глухим шипением Нира повисла на чужой руке, вынужденная цепляться за украшения на броне. — Ну? — вновь начал сокол. — Я думала так безопасней! — взвыла она, стараясь лишний раз не шевелится. — Безопасней стать рабыней? Твои соплеменники скорее пожелают смерти, чем такого позора. Банук — вольные охотники. Врёшь, дикарка. Пока она тщилась согнать мысли в кучку и понять, что было от неё нужно, Птица скользнул пальцами к ране на её ладони. Нира в болезненном оцепенении забыла как дышать. Сокол повертел её руку перед глазами, смуро осмотрел осколок, покрытый запёкшейся кровью. — Проклятая Банук. Чем ты лучше той девчонки, что я отдал вчера своим людям?.. — в голосе его заскрежетали надсадные свирепые нотки. — Я больше не Банук, — прохрипела она. — Хм. — Девчонка? Ты сказал про неё. — Да. Из твоей деревни. Дочь убитого тобой. — Кайя, — на выдохе констатировала она, чувствуя неприятный холод внизу живота. — А Энке? Что ты сделал с ней? Ты убил её? — Нира оживилась, вспомнив, что воительница успела сбежать. — Нет нужды убивать рабов. Они — дань государю, воля которого диктуется Солнцем, — назидательно продекламировал Птица ей на ухо. — А Кайя и Реван, значит, не дань? — огрызнулась она. — Охотника убила ты, — парировал сокол. — Кто дал мне стилет в руки?! — Я. Для того, чтобы ты вскрыла себе глотку. — Тут и без меня желающие это сделать нашлись… Птица тихо рассмеялся. — Вот и ответ на вопрос. Ты хочешь жить, дикарка. Убила, чтобы спастись, осталась, чтобы не погибнуть. Честно говоря, у меня зубы сводит от предвкушения твоей смерти, — признался сокол, сжимая её ладонь в своей и жмурясь от удовольствия. — Да я тебе жизнь спасла! Если бы не я, Энке сплясала бы на твоих костях песнь Благословения, — возопила Нира не столько от боли, сколько от отчаяния. Выбора не оставалось, пришлось цепляться за соломинку, чтобы выплыть из бушующей реки. И соломинка эта, обломившись, приказала долго жить. — Значит мы квиты, — вдруг произнёс сокол. В его прищуренном взгляде ворохнулась терпкая горечь. Он ослабил хватку, позволяя Нире перевести дух. Та встала на ноги, всё ещё сгибаясь — выпрямиться и вздохнуть полной грудью она была не в состоянии. Нира подняла глаза, хмурясь от заиндевевшего выражения лица Птицы. Чувство смешанного с животным страхом любопытства застало врасплох. Сокол вдруг порывисто скрутил её конечность, выставив вперёд. Раздался упоительный хруст поставленного на место сустава. Она попробовала дёрнуться и зарыдать, но вместо этого лишь шипяще задышала сквозь зубы, не в силах даже пошевелиться. Птица, пользуясь замешательством в стане врага, ухватился пальцами за конец осколка. Нира вперилась в небо слёзным взглядом. Металлический наконечник вышел легко только благодаря приложенному усилию. Зазубрины на его гранях распороли успевшую затянуться рану. Леденящее онемение сковало руку от кисти до плеча. Тяжело дыша, Нира просто свалилась на чужеземца, не отдавая себе никакого отчёта в действиях. Боль крупными красными всполохами плясала на веках закрытых глаз. Она отупляла, уносила в забвение. — Не слышу благодарности, мелкий объедок. Я только что тебя спас, — с надменным весельем прозвучало над ухом. — Лучше бы медуницу приложил… — выдохнула Нира, проваливаясь в мягкую тьму.