be my sense

Может, начнешь уже говорить то, о чем думаешь, а не то, что нужно аудитории? Может, хватит тупых шуток про русских реперов? Не заебался повторять себе об отдыхе в долгожданном молчаливом одиночестве? Не надоело врать самому себе, что все хорошо? Сначала привычные линии вен странно потемнели на ступнях, но из-за торопливости Игорь это проигнорировал. Торопливость сыграла с ним злую шутку, как и со всеми. На самом деле нам кажется, что мы идём со временем в ногу, но срок уже вероятно предопределён. После очередных съёмок, уже дома, принимая душ, Игорь заметил свои чернеющие лодыжки. И это заставило парня замереть и нахмуриться. - Серьезно, блять? - Лавров выходит из душа и сразу садится на диван. Капли воды стекают и бьются об пол. Он внимательно вглядывается в будто матовую поверхность кожи, затем неуверенно дотрагивается пальцами. Привычно холодная нога. Он пытается не замечать, что за три месяца чернота уже на коленях. Но Лавров точно подмечает, что пустеет, что вокруг вакуум или глухая бесконечная пустота. Ему не страшно, нет. Глупо переносить неминуемое. Карты раскрываются неожиданно и быстро. Стас неторопливо переодевается в образ Пемпа. Он стягивает майку, а затем с него летят штаны. Парень витает где-то в облаках и не замечает шокированного взгляда Лаврова. Игорь стремительно подходит к нему. - Что? - Брови Конченкова недовольно сдвинуты, он замирает. Игорь видит такую же темную кожу, как у себя. Только у Стаса она уже выше колен и сейчас уже занимает половину бедра. Холодная светлая кожа ярко контрастирует с чернотой. - И ты все это время молчал? - Игорь отрывает взгляд от ног Пемпа и смотрит в карие глаза. - Я хотел… - Стас замолкает, а Игорь разворачивается и чуть ли не бегом уходит из студии. За ним никто не пойдет и вряд ли кто-то остановит. Так даже лучше. Лавров заходит в какой-то бар. Садится подальше от шумихи и уже хмельных людей. Еще по дневному светло, хоть и часы показывают пять. Разгадка вопроса не дала ответов. Стало только хуже и тяжелее. В голове плыли мысли и разжигал их огонь крепкого алкоголя. Но все связывалось с тощим другом, воспоминаниями и другим бредом. Хотелось кричать, бить голыми руками о бетон и кусать локти. Но Игорь в очередной раз заливал в себя спиртное. Так лучше, так легче и так не больно. Он вышел из питейного заведения, пошатываясь и вызывая такси. Мысли мелькали с частотой кадров на телеэкране. Он неожиданно понял. Он - Величайший, он сможет все и вытерпит все. *** В дверь настойчиво и долго звонят, кажется, что звук прекратится только когда дверь просто выломают. Стас встает с дивана и идет открывать. За дверью кто-то нервно ворчит и неровно стоит. Стас с первого «бля» узнал своего гостя. Конченков раскрывает дверь и на него валится пьяное и тяжёлое тело. - Если ты создан для меня, то примешь меня любым, - Босс кладет руку на плечо Стаса. В мыльном взгляде читается понимание и решительность. Стас боится поднимать взгляд и сломать все. Дрожащая рука касается щеки сутенера, и он все же устремляет взгляд на парня напротив. Между ними медленно усекаются сантиметры и лица непозволительно близки. Рамки ломаются, и легкое касание губ превращается в нечто более чем головокружительное. Это как таблетки от смерти. По телу проходит дрожь, руки соскальзывают на тонкую талию и обнимают. Их языки скользят и сплетаются. Стаса кидает в жар, а во рту приятно горчит. Стас упирается рукой в грудь Лаврова и судорожно вдыхает воздух. - Давай я уложу тебя спать, - он слегка задыхается и быстрее пытается восстановить дыхание, - а завтра разберемся. И Босс согласен, его как ребенка раздевают и кладут на диван. Он засыпает мгновенно, на нем сказался выпитый алкоголь. Стас лежит на кровати. Ему странно тепло и душно. Его душу будто унесло. Кто-то добавил слишком ярких красок в его палитру. Мир несет, все искажается и плывет. Почему бы не уснуть с Игорем? Не такая плохая это идея. Он приходит в гостиную, в темном свете уличного фонаря чего-то яркого не увидеть. Но Стас видит. Видит, как на ногах Лаврова затягивается чернота. Пигмент просто исчезает, ничего после себя не оставляя. Конченков мило щурится, смотря на это, а затем ложится радом с Лавровым. Со спины его обнимают, и он мирно прикрывает глаза.