Говорящий со зверями: Песнь бубна

Ветер перемен дышит в затылок. Еще в душах людских, скованных льдом, обитает зима, еще так далеко до весенних трелей птиц в лазоревом небе. Но он уже подул... лихой ветер перемен, обволакивая людские души светом надежды. Выходит шаман на берег огромного озера-моря, смотрит открытым взором бельм глаз на только ему видимые пути. И то, как звезды озаряют эти замысловатые тропы, посеребренные вешками мудрых, радует его душу, наполняет счастьем и уверенностью. И в этом году мир будет жить, процветать и радоваться солнцу. Он размашисто ударяет в свой расписной мерцающий орнаментом по натянутой коже цвета бивней мамонта волшебный бубен... Все только начинается, ритм бубна сплетается с песней подхваченной жизни народом леса. Поет бубен, подвывает ему народ, вторя шаману, толкает колесо жизни на новый оборот, задавая изначальный ритм. Все сливается в неудержимую всепоглощающую мощь, что пульсирует со всех сторон, и подхватывает шамана-кудесника, накрывает всего с головой. Камлает* шаман, раскручивает над своей белоснежной головой гудящий великой силой бубен мира и отпускает его ввысь, а тот, взмывая вверх, растворяется в темно-синем ночном небе среди вызвездивших по мощному морозу мириадами звёзд. Жил не тужил в одном сибирском городке на берегу полноводной реки парень. Внешности самой что ни на есть обычной, славянской, ничем особым не выделяющийся. Пацан как пацан, звезд, как говорят, с неба не хватал, но и конченым придурком не был. По первости, как и положено, балду пинал, после школы со среднестатистическим аттестатом поступать в вузы не стал — лень за жабры душила сильно, но и бегать от призыва тоже оказалось еще больше в лом. Так что, как и положено, отдав долг родине, через два года вернулся домой. И снова закуролесил, погрязнув в странных метаниях и томлениях. То порывался к деду мотануть на дальний кордон в егеря. То с дружками, с которыми периодически безбожно квасил, в партию к геологам податься в чернорабочие. То на стройку, то в нефтянку — но обязательно в какую-то глушь, а то вообще в Заполярье. Отец же, дав дитю побеситься после армии и посмотрев на безалаберное отношение к жизни, а именно полный просер оной своего единственного отпрыска, попытался сына под жопу пнуть в универ, так как надоело папашке практически год каждый день наблюдать, как его дитё со своими дружками то балду пинает, то пьянствует, то еще какой херней занимается, витая в непонятных облаках и чужеродных далях. — Поступи в ВУЗ! — в который раз заявили своему отпрыску прямо в лоб после очередной всесторонней попойки. Сынок валялся в подъезде возле дверей в квартиру и усиленно протрезвлял. — Не, я лучше к деду в тайгу уеду... — мямлило пьяненько чадо, вяло отбрыкиваясь. — Кому ты нужен, если ты не специалист и без диплома? — отец сходил в дом и, налив холодной воды из-под крана в гулкое ведро, окатил без сожаления невменяемого детину. Парень, охнув, даже захлебнулся, а после, сузив стальные глаза в похожие, что смотрели на него сверху, прохрипел, явно протрезвляя: — А кому с этим сранным дипломом? Не хочу оставаться в городе, он словно меня душит. — Рановато что-то... — буркнул отец под нос, а позже, схватив сырого сына за шкварник, под зад запинал в квартиру. — Ничего, поступишь, отучишься, найдешь себе бабу, ребенка зачнете... — Чего? — пацан завис на последних двух пунктах, учитывая, что он рос без матери и только с отцом. Папка же никогда не заводил разговор по поводу его дев, да и о мамке его ничего не рассказывал. А тот, пару раз в детстве уткнувшись в молчаливую отцовскую стену, и вовсе прекратил спрашивать, так как знал не понаслышке, что его вопрос о маме будет всегда игнорироваться. И то верно, в их семействе с женщинами была всесторонняя напряженка. Даже отцовскую мать он не знал, не говоря уж вообще о родственниках матери. Да и не задумывался особенно, просто жил. Как-то так сложилось, что в их семье был он и отец, а еще дед, что приезжал к ним когда-то давно, когда эта пьяная детина, что валялась в ногах у отца в коридоре, еще только училась в начальных классах. Внук его особо и не помнил, только то, что дед ему показался очень странным, с выбеленными неестественно седыми волосами, в контрасте с вполне моложавым лицом выглядело это навязчивым бредом. Зато не перепутаешь с отцом, если лицом старшие мужчины были похожи, то шевелюрами резко отличались, во всяком случае папка седеть в ближайшее время не собирался однозначно. Отец, взяв за грудки сына, влегкую встряхнул его, хотя внешне мужчины в их семействе ни ростом, ни мощной фигурой не выделялись, отличаясь исключительно прогонистостью и поджаростостью. — Слышал меня, Володар? Ты завтра приводишь себя в порядок и идешь со мной подавать документы в наш университет. Или я пинками вышвырну тебя под голую задницу на улицу. Мне надоел твой разгульный образ жизни и непонятные заработки с твоими вечно датыми дружками. У тебя будет профессия, ты, сукин сын! Даже если мне тебя придется придушить вот этими самыми руками. Но я выколочу все дерьмо из твоей ленивой жопы и не дам рухнуть на самое дно, загубив окончательно свою жизнь на корню. В общем-то, этими двумя пунктами их семья внешне и отличалась от других. Полным отсутствием баб и странными именами, что нарекали в ней всех мужиков. Сын поймал душившие руки отца за запястья и без особых усилий убрал от себя как должное, просто снял и отвел в сторону, пьяно выдавив: — Остановись, Афанасий, я понял тебя... — а когда сполз совсем на пол, доизрек. — Хотя я так и не догнал, отец, зачем тебе от меня вдруг понадобился сын? *** В универе Володар оказался через пару дней, все же выглядел он неважно после дружественного распития, да и пах не фешенебельно, отчего отец-таки дал ему отлежаться пару суток и на третьи припер к своему дружку по жизни — ректору этого столь занятного в их городе учреждения. — Афанасий. — Анатолий. Володар тупо смотрел на мужицкие тиски, в которых его отец выглядел утонувшим худым подростком, и поток обычных житейских расспросов. Как семья, как работа, как жизнь? И при всем при том понимал, что други по жизни кроме положительных пунктов имеют в загашнике и негативные. То, как его отец зыркал на этого громилу, чуть ли не прожигая дырку в широченной груди, только подтверждало догадки Володара, папка не сильно желал этой встречи, хотя и вовсю показывал свою так называемую «радость». А ректор все пытался переключиться на сына Афанасия и отодвинуть отца в сторону. Словно тот не по своему желанию привел в университет сына и, как минимум, Володару грозит суд с вынесением приговора, а не простой разгрыз фундаментальных знаний. — Вот, привел своего, — нехотя сдался-таки Афанасий, отступая чуть в сторону. — Вижу. Давно пора, на хрена ты ему вообще разрешил в армии служить? Ректор казался грузным медвежеподобным сбитым громилой, неудачно воткнутым в дорогой итальянский костюм. Володар с такой заявы вообще выпал в осадок, чего это отцу запрещать ему отдавать долг родине и с каких щей этот медведь влезает в дела их семьи? — Ну, и куда хотим? — прервал ректор затянувшуюся тишину, так и не дождавшись ответа Афанасия. — На биолога или геолога, — хмуро подал голос Володар. — Это он шутит, думаю, на химика или физика, а лучше всего математика. Если учитывать его оценки и ваши рейтинги, то на юриспруденцию и экономический ему не пройти, — заткнул тут же Володара его хмурый отец. — И то верно, — ректор потер гладковыбритый подбородок, — но в этом году и на математику конкурс дай бог, а по химии твой сын, прости, но судя по аттестату, ни черта не соображает. А вот на физический у нас всегда недобор, так что пройдет, лишь бы сдал экзамены на трояки. И пока Володар хлопал ушами и скрежетал челюстями — его судьба была уже решена, более того, чтобы папка за ручку его не водил на экзамены, он сходил на них сам, на все три, что были, и даже один сдал на твердую четверку. Что ж, его ждало пять лет учебы в местном университете и, как радовался отец, работа исключительно в лабораторных условиях. Девушек на его курсе оказалось немного и потом им было из кого выбирать. Рассадник молодых мужчин любых мастей и возможностей. Володар же, кроме как своего имени и того, что над ним не висел призыв, ничем существенным не отличался. Афанасию явно было не по душе, что его сын и не думает обзаводиться милой подружкой. Володар же только зловредно хмыкал — что у папки обламывается великий план его фундаментальной женитьбы с последующим размножением. Так бы все и было замечательно, но зря пацан радовался. Вдруг из ниоткуда появилась Наташенька. Девушка без претензий, не блещущая красотой, якобы соседка из ихнего же дома. Что-то Володар эту деву совсем не помнил, он настороженно приглядывался к зачастившей к ним по пустякам гостье, которую хитро привечал его отец. Все это разматывалось до бесконечности в каких-то своеобразных параллельных полях: учеба на физическом, и эта мышастая, вечно снующая перед его носом Наталья, пересекаясь как раз на Володаре. Пока эта самая Наташенька не оказалась в его кровати, явно в нетрезвом возбудительном состоянии, полуголой, и главное — в гордом одиночестве, запертая в их квартире. Володар попытался ее одеть и выпроводить вон, но не тут-то было. Дева липла словно банный лист, цеплялась за него, терлась раскрасневшимися маленькими сосками титек, покусывала губки, пунцовеющие спелыми вишнями, и совершенно не желала его слушать. Ей хотелось целоваться, обниматься, и то, как перед Володаром раскрывали чуть полноватые бедра, наводило на странные мысли, не то об наведенном дурмане, не то об наркоте или спровоцированной течке. Хотя какая может быть течка у людей? Он провозился с ней минут двадцать, аж взмок, и, не думая, хлебнул воду прямо из графина, что у него обычно стоял на прикроватном столике... Только когда он рычащий и взмыленный вдруг очнулся в той же самой кровати, яростно покрывающий стонущую деву словно конь во время гона, до него дошло, что та вода, которую он с дуру хлебнул, запыхавшись с этой липнувшей к нему девицей, была явно с чем-то... и это самое «что-то» подложил не кто иной, как его же отец. Опьянение наплывало волнами, Володар то приходил в себя и пялился на дремлющую под боком измученную деву, то опять проваливался, чтобы снова, вынырнув на поверхность, оценить, как эта самая Наташка, закусив себе нижнюю губу, отрабатывает на нем следующий трахательный виток, пошло насаживаясь на его член в позе развратной наездницы... В возбужденном состоянии она ему даже показалась ничего так... прелестной. Хотя больше чем разрядки от взбесившегося организма Володар с нее и не мыслил получить. Отпустило их через сутки. Появился отец и увел всхлипывающую Наташку куда-то подальше от Володара, а тому грубо приказал отсыпаться. Через месяц всплыли дурные разговоры о женитьбе со стороны дамы, Наталья оказалась беременной. Впрочем, Володар даже не сомневался, что дева залетит от него, и даже сил злиться на отца уже не было, тот, что планировал — то и получил. Но вот вступать в брак он точно не собирался, упершись упрямым рогом. Конец учебного года его выбешивал тем, что Наташка, заметно округлившись, внезапно переехала в их квартиру. Отец отдал ей гостевую комнату и всячески поощрял молодых находиться рядом. И это было последней каплей, переполнившей чашу терпения Володара. Сначала он вдрызг поругался с отцом, сбежав из дома к друзьям, прокантовался по чужим углам с пару недель. А затем сразу после экзаменов записался в партию к геофизикам, благо ректор подмахнул все необходимые бумаги, ехидно при этом хмыкая в густые усы. Таким образом, не предупредив никого из своей семьи, Володар, послав всех и вся, лихо умотал на весь полевой сезон в экспедицию по Уралу.