Dynasty

[Imagine Dragons — Dream] … — Ты, кстати, не поздравила меня с днём рождения, — пользуясь случаем напоминает Лидии Стайлз. — Ещё как поздравила, — она перебирается со своего стула на кровать, осторожно, чтобы не потревожить задремавшую Аделаиду, — я подарила тебе классный свитер с мультяшным барсуком. Лидия, подтянув под себя ноги, садится по-турецки. — Подарила? Мне? Свитер с барсуком? — переспрашивает Стайлз, и брови его изумлённо ползут вверх. — Ну да, подарила, — утвердительно говорит девушка. — И тебе, знаешь ли, он очень понравился. Стилински смотрит на подругу, вытаращив глаза. Лидия между тем продолжает гнуть свою линию: — Но ты всё-всё забыл! — она выражается эмоционально, но — шёпотом. Поймав его вопросительный [это ещё мягко сказано] взгляд, Лидия снисходит до пояснений: — Случилась страшная авария! И тут Стайлз зависает. Намертво. Не сработает здесь даже чудо-сочетание клавиш Ctrl-Alt-Delete, не поможет никакая перезагрузка компьютера. Единственно верный выход из положения — снос винды и установка новой операционной системы. Стайлз лупает круглыми глазами, похожий сейчас, как ни странно, на свою двухлетнюю сестру. — Значит, — комментирует Лидия, — ты бежал. — Я… бежал. — Как под гипнозом повторяет Стайлз. — А грузовик, он… — девушка чуть поднимает руку и плавно ведёт ею в воздухе. Стилински следит за каждым её движением, не отрываясь. — Грузовик — летел! — тут Лидия энергично кивает. — Что? — непроизвольно вырывается у её собеседника, окончательно потерявшего нить разговора. — Как летел? Куда? — и она буквально слышит, как дребезжат шестерёнки мыслей в недоумевающей Стайлзовой голове. — Прямо тебе в затылок. — Лидия разворачивается к нему в анфас и, уловив некоторую перемену в его застывшем озадаченном лице, смотрит с выжидательным любопытством. Он в итоге ничего не отвечает, и тогда рыжеволосая сказочница проливает свет на чернеющий тупик воображения своего приятеля: — Грузовик был пластмассовый. Жёлтый такой. И он, несчастный, растерял все свои колёса в неравной битве с одной маленькой гиперактивной девочкой. — А-а-а… — выдыхает парень, припомнив, как прочувствовал на собственной шкуре [на собственной голове, если быть точнее] грузовикометательный талант Лидии. И после короткой паузы Стайлз, наконец обретший способность членораздельно изъясняться, уточняет: — Только этот «несчастный» потерял колёса в битве с одним не очень маленьким, но э-э… весьма гиперактивным мальчиком. — Лидия в ответ на сие высказывание скептически приподнимает бровь. — Что-о? — тянет он, — я был стопроцентно уверен, что смогу собрать его обратно! — тут же оправдывается нерадивый автомеханик. — О, тогда это круто всё меняет, — со знанием дела отзывается Лидия. Стайлз смотрит на неё серьёзным взглядом, а потом вдруг прыскает со смеху. Девушка грозит ему пальцем, тише, мол, Аделаида спит, но и сама бессознательно улыбается, еле сдерживая смех. Так они и сидят несколько минут, неожиданно счастливые, впитывая странное волшебство момента, такое пряно-пьяное, как глинтвейн. В течение трёх долгих месяцев они оба думали, пускай и ошибочно, что потеряли друг друга — никаких больше совместных расследований [от поиска очередного сверхъестественного чудища, забредшего в Бейкон Хиллс до выяснения причин пропажи луковых колец в меню любимого бара]; никаких «диванных» разговоров — странных ночных бдений на нераскладывающемся диване в Нью-Йоркской гостиной; никаких громких словесных перепалок; вылазок на солнечную крышу; объятий — когда «дело закрыто» или выиграла любимая команда, когда холодно, когда «ударился мизинцем на ноге». Всего этого в одно мгновение не стало, и вместо — только гулкая пустота. А теперь, позабыв обо всём, они смеются над всякими глупостями — вместе, окутанные необъяснимо уютной темнотой Стайлзовой комнаты, разбавленной только лишь крохотными жужжащими светлячками, вырывающимися из плена настольной лампы. — Я и правда купила тебе свитер, — вдруг говорит Лидия и тут же добавляет: — В Германии. — А потом отводит взгляд в сторону и быстро лопочет: — Но я не удержалась и оставила его себе. — Она меняется в лице, и её глаза в одну секунду загораются нездоровым блеском. — Ты знаешь, он так классно смотрится с легинсами! И всё сказанное ею — всё так, но… …но если бы её сознание умело неодобрительно цокать языком — оно бы непременно сделало это. «Я оставила этот дурацкий свитер себе, потому что мне нравилось воображать, будто он действительно твой», — не говорит Лидия. Стайлз, вовсе не обладающий способностью читать мысли, только морщится в ответ, припомнив, что имеет дело c Лидией Мартин. А Лидия Мартин, как известно, помешана на моде. * — Лидс, — Стайлз отрывает зачарованный взгляд от спящей [Аллилуйя!] и от того ещё более прелестной Аделаиды, — тебе ведь не обязательно уходить домой прямо сейчас? Лидия в этот момент, свесившись с кровати, усердно пытается вытащить из пыльных глубин подкроватной обители широкую книгу в кожаном переплете. Она узнала в ней старый-престарый фотоальбом, который они когда-то рассматривали вместе с шерифом. Странно — Стайлзу было позволено оставить альбом себе и, что ввергало Лидию в полнейший ужас, хранить под кроватью [вещь — ценная, переплёт — дорогой]. «Я бы не разрешила», — думает девушка, невольно воображая себя строгой мамой шаловливого неряшливого мальчишки. — Что? — переспрашивает Лидия, разгибаясь. Она стирает с обложки альбома пыль, чихает, недовольно фыркает. Стайлз бегло желает ей доброго здоровья, но повторять свой последний вопрос отчего-то не решается и спрашивает совершенно другое: -А… а что случилось с Мальчиком, бегущим с волками? Что было дальше, ну, в твоей сказке? Она вместо ответа открывает фотоальбом на последней странице в надежде отыскать ту самую детскую фотографию Стайлза, которая ужасно развеселила её в прошлом и могла бы сослужить очень хорошую службу в будущем, стань её приятель суперзвездой Голливуда — не фотка, а чистой воды компромат! Но снимка пылесосящего одиннадцатилетнего мальчугана, разряженного в розовые перья, Лидия не обнаруживает, зато находит стопку вложенных старых фото неважного качества, видимо, когда-то распечатанных самим Стайлзом на его «адском» струйном принтере. Девушка берет их в руки, и пальцы её предательски начинают дрожать. С первой же поблёкшей фотокарточки на неё смотрят раскрасневшиеся, счастливые шестнадцатилетние подростки — Стайлз, остриженный под ёжик; Скотт, старательно пытающийся «наставить рога» первому; она сама, Лидия Мартин, возомнившая себя фотомоделью, но не умеющая сдержать дурацкой улыбки. И ещё одна красивая семнадцатилетняя девушка — черноглазая, смеющаяся — Эллисон Арджент. — Ох, Лидс… — только и выговаривает Стайлз, взглянув на её чуть побледневшее лицо. У него и у самого при воспоминаниях об Эллисон болезненно ныло под ложечкой, но Лидия, казалось бы всегда бесстрашно укрощающая пустоту, поселившуюся внутри после смерти подруги, намного легче поддавалась натиску ностальгии, остро ощущая испепеляющую тоску. — Ладно, ты… — Лидия решительно не позволяет ему успокаивать себя, возвращает фотографию на место и закрывает альбом. Отдышавшись, она поднимает на Стайлза слегка повеселевший взгляд и спокойно заканчивает начатое предложение: — Ты хочешь знать, что случилось со сказочным мальчиком дальше? Стайлз, малость растерявшийся, кивает. — Что же, — Лидия придвигается к своему заинтересованному сказкой другу [вероятно, заинтересованному вполне искренне] и кладёт голову ему на плечо, — тогда слушай. — Она прикрывает глаза и, шмыгнув носом, начинает [продолжает] свою историю: — Мальчик рос крепким и здоровым, любознательным и улыбчивым. Родители не могли нарадоваться на сына, предрекая ему большое счастливое будущее — в рядах армии королевских охотников или, может быть, среди служителей Зеленой границы, разделяющей территории людей и волков. Семья Бегущего с волками [как нарекла его сама Смерть] жила мирно и слаженно в том самом замке из белого камня, под могучим и великодушным крылом королевской семьи. Только самого Мальчика совсем не прельщала жизнь под знаменем короля, пусть даже тот и был справедлив и добр — служение замку казалось ему делом заурядным и, откровенно говоря, унизительным. Его влекла свобода — бескрайние просторы морей, непроходимые леса, все краски Подлунного мира — мира, не разделенного на отдельные части и не ограниченного никакими правилами, законами и людскими предрассудками. Он был мечтателем, стремившимся к неизведанному, и страдал от этого — у него не было друзей, никто из детей во дворце не разделял его увлечений, не понимал его сказок, не верил ему. Мальчика, к счастью, не слишком заботила невежественная приземленность сверстников, он засиживался допоздна в Большой библиотеке, увлечённый рассказами о приключениях путешественников, мореплавателей, первооткрывателей новых земель. Для них не существовало никаких границ [никакой Зелёной границы] — подумать только! Ещё у Мальчика была одна излюбленная книга, в которой рассказывалось о фантастической дружбе волка и человека. В ней волк выглядел совсем как обыкновенный мальчик — он ходил на двух ногах, был худ и бледен и говорил на человеческом языке. Только лишь когда восходила Луна — неприкасаемое божество всех волков, он превращался в могущественного зверя, который, несмотря ни на что, всегда защищал своего человека. Они преодолевали препятствия, смеялись, влюблялись, были свободны. «Были свободны…» — повторял Мальчик, и у него перехватывало дыхание. И тогда он стал разрабатывать план — ему необходимо было пробраться в лес, чтобы посмотреть на волков. Юный искатель приключений верил, что история, описанная в книге, если и не была правдива полностью, то, как минимум, приоткрывала завесу тайны, разделяющую два мира. Он перечитывал её снова и снова, ища подсказки и лазейки, которые могли бы помочь ему выбраться из замка и дойти до Зеленой границы. И вот однажды, пробравшись в библиотеку глухой ночью, он достал «Волчьи сказки» и, освещая страницы желтым пламенем восковой свечи, стал жадно проглатывать текст: времени у него — от силы — час. «Ты читаешь не ту книгу», — вдруг важно произнёс чей-то голос у него за спиной. Мальчик, напуганный до смерти, подскочил на месте и едва ли не заорал страшным криком, но отчего-то не сделал этого. Обернулся: прямо за ним, с толстенной потрепанной книгой в одной руке и со свечой — в другой, стояла сама принцесса. «Вот, — сохраняя невозмутимое выражение лица, девочка положила свою книгу на стол перед ним, прямо поверх его „Волчьих сказок“, — это то, что нам нужно». И она тут же садится на пустующий стул рядом с ним. «Что? Нам? — ошалело переспрашивает Мальчик, и взгляд его невольно скользит по названию её книги: — „История Белого замка“», — читает он вслух, и принцесса довольно кивает: «Именно! Ты же хочешь посмотреть на волков? — она раскрывает книгу на заранее отмеченной странице и тыкает пальцем в красочный рисунок посреди текста. — Это — план дворца. Все входы и выходы, все потайные комнаты! Остальное, добраться до границы например, это — раз плюнуть. Мы сбежим ночью и вернемся ещё до рассвета. Нужно только выбрать подходящий день!» Она смотрит на него своими большими чёрными глазами, так схожими с его собственными, взволнованная и счастливая, а он и слова вымолвить не может, потрясенный таким невероятным вниманием к собственной персоне. Но, в конце концов, Мальчик собирается с духом и спрашивает своё невразумительное, но так и вертевшееся на языке: «Сбежим? Мы?» «Да, мы. — Спокойно отвечает принцесса. — Иначе — я забираю с собой „Историю…“ и ухожу. А ты — продолжай читать свои глупые „Волчьи сказки“. Меня, кстати, зовут Эллисон». И она протягивает ему руку. «Мои сказки никакие не глупые, — возмущается Мальчик, но всё-таки протягивает ей руку в ответ, принимая такое заманчивое предложение. — Я — Мечислав». Мальчик называет принцессе своё обычное человеческое имя — он совсем не помнит другого, данного ему самой Смертью. — Чёрт, откуда… откуда ты знаешь, Лидия? — Стайлз, только что сообразивший, что ей известно его подлинное имя, визжит, как девчонка. — Ш-ш-ш! — Лидия, обернувшись на мирно спящую Аделаиду, в очередной раз за вечер прикладывает палец к губам, а потом говорит спокойно: — Давай договоримся, кричать — шёпотом. — Ладно, — нетерпеливо отзывается Стилински, — но… — Все знают, Стайлз. — Чуть раздражённо отвечает ему Лидия. — Твой отец проболтался, — и, вздохнув, добавляет: — Давным-давно.