Семнадцать мгновений

Здравствуй, дорогой дневник! — Нет, не так. Ну что за идиот додумается начать свою первую запись подобным образом? Не для того я выложила полсотни белли за эту макулатуру с принтом пончиков на переплёте, чтобы сразу же опозориться! «Дорогой дневник», фе. А если так? Привет, меня зовут Шайори Оосава… — Как будто бы никто не знает, как меня зовут! И ради этого стоило оканчивать Военно-морскую Академию? Чтобы сидеть чёрт знает сколько, дергаясь в конвульсиях? Неужели я так и не смогу сегодня написать пару вменяемо-адекватных предложений? — Старшина Оосава, — дверь приоткрылась, являя миру лысую макушку. — Там мужчина какой-то… пришёл. — На голове, что ли? А отчего же у тебя, дядя Руф, выражение лица такое, будто бы ты таракана утром проглотил? Впрочем, хорошо хоть не приполз, бедолага Бэкки уже умаялась всех неугодных через окно выпроваживать. Ей богу, стёкла новые не успеваем вставлять. А теперь сгинь где-нибудь на полчаса, будь добр. — Но старшина, он сказал, что его пытались ограбить, — голова мужчины просунулась ещё на два сантиметра вглубь комнаты. — Ая-яй, мир жесток, ой как жесток. Передай ему мои глубочайшие соболезнования и свали уже, наконец. — А как же… — Все мы дети Божии. Каждый несёт свой крест. Да и ничего же не случилось, так? Добро не пострадало, человек — тем более. Чего панику разводить? Бумажки заполнять, начальство дёргать, нервы трепать… И себе, и людям. — Да знаю, кэп. Просто тип приставучий попался. — Дядька Руф, ты здесь уже, без малого, тридцать лет отпахал. Неужто не знаешь, как дела делаются? К мадам Буффо посылал? — Клиент оказался осведомлён. — А к Мэтту из сыскного? — Мэтт заболел. — Опять?! Он хоть больничный взял? Пусть просиживает штаны дома — на здоровье, но только не за государственный счет. — Взял, кэп, не волнуйтесь. У него цинга. — За идиотку меня держишь? Какая цинга на суше? Вон, всего-то и делов, что на рынок сходить да мандаринок купить, аскорбинками в аптеке запастись. Да и кто пьет чай без лимона? — Начальница, не ко мне вопрос. — Да, точно. Вернётся в строй — устрою ему форменную трёпку. Или премии лишу. Свободен. — А что делать с клиентом? — Вот холера! Кто у нас ещё из бездельничков есть… Дай подумать. Миссис Бэйзиль? Малыш Тобби? Вэст Маримба? — Миссис Бэйзиль в положении. — Сколько можно детей рожать. Второй или третий? — Четвёртый, старшина. — Надо же, плодятся со скоростью кроликов. Тобби хоть, надеюсь, в порядке? — Ну, понимаете… Его вчера жёнушка с Лили Симпсон в постели застукала. — И? Мне глубоко плевать на личную жизнь своих подчинённых. — У него фингал под глазом, сломанный нос и лёгкое сотрясение мозга. А ещё рука вывихнута. Обе руки, кэп. И ноги. — Это шутка, да? Что с Вэстом? — Накидался. — Чем на этот раз? — Марихуаной. Помните, позавчера полкило у бармена в стрип-клубе «Танцующий стульчик» конфисковали? — Дурдом. А мне потом отчёты подделывать. В общем, так. Отправляй клиента к старине Вэсти, пускай разбирается как хочет. — Вы уверены? — Или сам. Мне всё равно. Задача решена? Решена. К нам претензий нет. Короче, дядька, иди уже, не зли начальство, то бишь — меня. — Честь имею, — лысая макушка с тихим вздохом исчезла из поля зрения, и массивное бронированное «нечто», каким-то образом именуемое в простонародье «дверью», с грохотом захлопнулось. — Итак, продолжим. На чём мы там, господа присяжные, остановились? Ах, да! Мы же даже и не начинали, потому как не можем битый час две строчки худо-бедно связать. Подумать только, а ведь по литературе твёрдая «пятёрка» некогда стояла. Вот именно, что «некогда». Может, вообще без прелюдий? Утро сегодня не задалось. Бабуля в очередной раз пустилась во все тяжкие и, видимо, решила вспомнить молодость, так что за завтраком меня поджидал «сюрприз» в виде очередного ухажёра моей горячо любимой родственницы… — Да что такое-то, а? — вырванная и размалёванная страничка полетела в мусорное ведёрко к своим ранее почившим товарищам. — Всё! В конце концов читать эту чушь буду только я, и никакая гнида не увидит сии литературные изыскания. Потом только надо бы черновики спалить, чтобы подчинённые ненароком не наткнулись. Знаю я этих дармоедов, только ржать над начальством и горазды. Впрочем, неважно. Эта гламурная тетрадка принадлежит мне, Шайори Оосаве. И, если она отчего-то не лежит в верхнем отделении моего рабочего стола на базе Морского Дозора в городе Шеллз-Таун, который, в свою очередь, находится на территории Ист Блю, то… Бред какой-то получается. Впрочем, может статься, этот дневник в итоге окажется у бабани. Бабань, валерьянка как всегда в нижнем шкафчике на кухне, если ты всё же решишь почитать о личной жизни твоей внученьки, люблю-целую. Итак, зовут меня Шайори Оосава*, пишу в двадцатый раз красивым почерком. И, нет, это не шутка. Зовите меня просто — Сусанин. Теперь, судя по заранее отмеченному мною плану, стоит указать свой возраст. Двадцать один год, пять месяцев, семнадцать дней и два часа сорок восемь минут. Упс, уже сорок девять. Работаю, занимая статус старшины в Морском Дозоре, разгребая со своей свитой время от времени мелкие городские делишки. Если подумать, неплохой карьерный рост в столь юном возрасте. Впрочем, у меня ещё всё впереди. Глядишь, лет, эдак, через десять и до мичмана доберусь. Наверное. Весьма маловероятно. — Старшина! — Ну что такое? — Там это… того… Сантаклаус Красный Нос опять в участок заявился. Давясь душераздирающими рыданиями, этот тип во всеуслышание заявил, что «малютка Шай опять бухло зажала». — Видать, разгром стрип-клуба оказался для бедолаги сущей трагедией. Оформи его на пятнадцать суток в общей камере и принеси мне потом газировки. — Есть. — Святейшие чайки, отчего только я такая расторопная? — дверь в очередной раз захлопнулась. Теперь по списку идёт хобби. Интересно, поедать различные виды пончиков можно считать хобби? Наверное, нет. А жаль… Хотя постойте! Есть у меня увлечение. Виртуозно рисую чёртиков на бумаге. И в профиле, и в анфасе и даже… кхм… в разрезе. Но это только когда скучно на совещаниях становиться, а так — ни-ни. Кстати, вот. Высунув от усердия кончик языка, пририсовала на полях рогатое, ехидно ухмыляющееся «нечто». Домашние животные: нету. Голуби считаются домашними животными? Неважно. Главное — я так считаю. Кроме того, каждое утро плюшками с барского стола подкармливаю. Нахалы даже по окнам принялись с восьми утра долбить. Вот и жалей после такого откровенного борзёжа бедных-несчастных птичек. Меня б кто пожалел… — Старшина! — Кто-то помер? — Да нет. Просто у мистера Добби пропали носки, вот он и пришёл заявление о пропаже писать. — Борода Сэнгоку… Не всех больных война убила. — Что вы там бормочете, кэп? — Позвони святому отцу Марку, это по его части. — Уже. Но он слегка опоздает, а мистер Добби, между тем, носится по отделению в чём мать родила и мешает работать. — А Бэкки чем занимается? — Кэп, Бэкки всего десять. Пожалейте психику ребёнка! — Отлично. Значит окновыбиванием займёшься ты. — Что-что? — Что слышал. Вольно, — бедолага Руф, успевший отрастить за годы службы пивное брюшко и седую козлиную бородку, нервно сглотнул, храбрясь. Да, я решила завести личный дневник для того, чтобы стать более пунктуальной, спокойной и уравновешенной. И искоренить такое плохое качество своего мозга как излишняя рассеянность. Торжественно клянусь во что бы то ни стало достигнуть этой цели! — Отлично, — удовлетворённо улыбнулась, откинувшись на спинку кресла и свысока рассматривая свои неровные калякули. — Заявляю, что первая страница моего личного дневника — закончена. Пам-парам! — Старшина! — подняв столб из кучи документов, отчётов и бумаг, молниеносно смахнула со стола тетрадку. Дядя Руф ловко уклонился от пролетевшего в опасной близости Великого и Ужасного Годового Отчёта. — Наше отделение вот уже минут двадцать пираты штурмуют. Думал, вам будет интересно. — Чего?! Почему мне об этом сообщают в последнюю очередь? — Вы были заняты важным делом, — с каменным лицом ответствовал дядька Руф. — Где моё ружье? Я пристрелю сначала тебя, за халатное исполнение прямых обязанностей; затем — придурков, посмевших посягнуть на святое; а потом самоустранюсь, пустив пулю в висок! — Пожалуйста, — дядя Руф жестом фокусника извлёк из-за спины дробовик. — Позвольте удалиться? — Вот уж нет. Пойдёшь в качестве живого щита. — У меня семья: четыре сыночка и лапочка дочка. — И жена, — хмуро добавила, запирая кабинет на ключ. — И жена, — мужчина поправил козырёк. — Мне до пенсии всего полтора года осталось, кэп. Прорвёмся! — Так что за кучка клоунов решила узреть в скором времени небо в клеточку? Эх, поймаю засранцев: протокол составлять, на дознание вести, начальству доносить, отчётности подправлять, статистики пересчитывать, собрание созывать, листовки перепроверять, ещё и места в арестантской выбивать. Количество свободных камер-то ограничено! Люблю свою работу, чтоб её.