я передумал

Перикись с шипением прижигает рану на губе. Оля хмурит брови, пытаясь не отпираться от обработки, но Игорь лишь с силой удерживал голову дочери на одном и том же уровне за подбородок, продолжая обрабатывать разбитые губы. — Почему ты постоянно в крови? — спросила Наташа, опираясь на дверной косяк, наблюдая за мужем и дочерью. — Прогрызала к вам путь через фанаток. Ухмылка, которая ставит собранность Игоря под сомнение. Слишком много произошло за последнее время. Слишком это опасно — продолжать одалживать дочери свои футболки, ведь «она уже достаточно взрослая, чтобы купить себе свои» — говорила Наташа, с горечью осознавая, что их брак рушится день за днем. Женское чутье не подводило и раз за разом Натали находила дочь спящей в кровати Гарри. Молчала, конечно. Делала вид, что не замечает, ведь ссориться с Олей не хотелось. Ведь это Игорь поддался искушению. Ведь это он попадает под статью. — Как ты себя чувствуешь? — осторожно спросила Наташа, заботливо поглаживая ладонь Ольги, пока чайник неспешно закипал. Как и ее мозги. — Хорошо. Болезненная улыбка израненными губами и во взгляде Наташи читалось недоверие. Она видела, что Оля ломается. Видела, что в ее жизни что-то произошло. Что-то, что заставило вновь приехать. — Я же вижу, что что-то не так. Кровотечение возобновляется, когда сдают нервы и в носу начинает предательски щипать. Слишком больно признавать это. Слишком больно прощать себя за весь этот пятилетний ужас. Слишком больно вспоминать их последнюю ночь на Земле. — У меня… Задержка. — девушка выдавливает из себя слова, чувствуя, как слезы катятся по щекам и никакое «прости» не поможет уже так, как раньше. — Тест делала? — Оля отрицательно качает головой, осознавая, что жутко боится и не желает знать результат, — Думаешь, от Игоря? — Откуда ты… Договорить не получилось, потому что язык онемел. Потому что руки не слушались с силой сжимая плечи матери, а ненавистные слёзы пропитывали её футболку. Оля боялась. Оля боялась ответственности, боялась детей, не хотела детей и тем более — рушить чью-то семью из-за своей глупости. Да, это настоящая глупость — влюбиться в Игоря и, как последняя стерва, манипулировать его эмоциями, лишь бы получить тепло. И Наташа всё понимала. Уже давно понимала, когда относила дочь в её кровать. Когда находила упаковки от презервативов в рюкзаке. Когда узнавала, что дочь не общается с парнями. Когда видела её слёзы по ночам и синяки под глазами по утрам. Она знала всё. Знала, как Оле плохо. Как её мучает совесть и как сильно она хочет всё забыть. Но помочь было нечем — оставалось лишь ждать, пока девушка сама не остепениться. Натали тихо надеялась на преданность мужа и его разумность. Но всё зашло слишком далеко. Слишком часто она оставалась у них. Слишком резво мужчина рвался в снежный Мурманск со словами «мало ли что». Даже после скандала. даже после рождения дочери, ничего не изменилось. Но теперь, кажется, нужно оборвать всё и Наташа видит, что Оля тоже этого хочет. — Хочешь, мы сделаем аборт? — предложила мать и услышав утвердительный ответ, облегчённо вздохнула. — Откуда кровь, если честно? — Подруга мозги вправляла… — расслабленная ухмылка и жить стало чуточку легче. Скрывать больше нечего и теперь их ждал долгий, длиною в ночь, разговор по душам. Как мама с дочкой. Как соперницы. Как лучшие подруги. Как заклятые враги. Откровенный, без сарказмов, с литрами слёз и кофе. — Ему была важна семья, а я поняла это слишком поздно… — договорила Оля, выпивая третью кружку крепкого кофе. На часах пол четвёртого утра и дрожь в руках почти утихла. — Ты любила его… Как так вышло, я думала, Игорь умный мужик? — рискнула спросить Наташа, намекая на их последний раз. — Мы слишком устали… Это было слишком необходимо… Видимо, ему казалось, что так будет лучше. Натали понимала, что секс делал их ближе. Понимала, что, возможно, это спасло Олю от бездны не взаимности. Понимала, что так было лучше. И ревность не разрывала её внутренности, наоборот. Казалось, так и должно было закончиться. Оля теперь уедет навсегда — строить собственные отношения на руинах прошлого. Сможет забыть всё. Сможет выдохнуть, устремив взгляд в холодный космос, что дарил ей Северное сияние. — Всё будет хорошо, обещаю. — крепко сжать ладонь дочери и надеяться на спасение в Раю. Всё. Будет. Хорошо. — Ты скажешь ему? — помогая девушке одеться на выходе из больницы, спросила Наташа, обеспокоенно заправляя волосы под шапку дочери. -…Нет. — твёрдо и до ужаса устало. Пять лет прошло, Оль. Она устала. Действительно устала настолько, что уже даже никакая смерть не спасёт. Нужно было вернуться в пустую квартиру с бутылкой вина, сесть на холодный пол и смотреть в окно, даже не моргая. Недели две. Или три. Чтобы никто не трогал. Чтобы телефон был отключен. Чтобы даже друзья ни о чём не знали. Чтобы восстановить нервы и почти забыть о том, что в мусорке лежал её ребёнок. Мёртвый ребёнок от Игоря. — Так будет лучше. — Натали вложила справку Оле в дрожащую ладонь и, попрощавшись с персоналом клиники, помогла ей выйти на улицу, где у входа уже ждало такси до вокзала. Нужно сесть на поезд, который до Петербурга уже не идёт. Билет в один конец и «счастливая» улыбка, в которой больше вранья, чем в её отношениях с отцом. Что бы не случилось, но Оля знала, что Наташа теперь сможет жить как прежде, воспитывая живую дочь с любимым мужем. Что разводиться не придётся. Что без неё им будет лучше. Всем без неё будет лучше. Даже ей самой. Раскрытая дверь уютной машины и кто-то с силой удерживает девушку на локоть, разворачивая к себе. Не специально, наверное. Зелёные глаза теперь вызывали лишь тошноту и бесконечную боль. Садись в машину, Оля. — Снова сбегаешь? — грустная улыбка и замёрзшая ладонь поглаживает снежные волосы, прижимая к себе сломанное тельце, которое пережило страшную операцию. Ты мудак, Игорь. Шесть минут осталось до завершения спектакля. Таксист не позволит ждать больше, а Наташа замерзает. Но Оле плевать. Оля сжимает в объятиях того, кого так сильно ненавидит, что захлёбывается любовью уже пять лет. Пять лет страха и боли ради такого конца. Сойди с крыши, не сойди с платформы. А где больнее? Глупые мысли. Глупые люди. Глупая Оля. Маленькая. Глупая. Девочка. Это не твой город. Не твой человек. Не твоя жизнь. Отправляйся домой, Оля. Отправляйся в свой космос, в свою Вселенную, где будут замёрзшие киты и вечные зимы. Где Полярные ночи станут бессонными. — Не кури, пожалуйста. — шепот на ухо, напоминающий о чём-то важном. — Не делай мне больно, пожалуйста. — холодный тон напоследок, как бы доказывающий — «я в порядке», «я в полном дерьме». До поезда двадцать минут. Перед заплаканными глазами знакомые дома, дороги, мост. В наушниках знакомый, до мурашек, голос. Машина неспешно катится по заснеженным улицам Питера, в последний раз сверкая яркими огнями. В последний раз напоминая о его тепле и запахе. Мысли только о том, что дали бы ей второй шанс — она бы всё исправила. Она бы осталась лучше в детском доме. Она лучше бы вообще не родилась. Но теперь она тут и она любит город, в котором живёт. Мурманск где-то там, далеко, но сердце уже чувствует его сияние и больно укалывает льдинками. Рюкзак на плечо. Сходи с платформы, не сходи с крыши. Кроссовки утопают в сугробах и теперь появилась ещё одна мысль: «нужно было подумать о сапогах». Родной северный воздух и почти никого на перроне. Вот она — отдушина. Вот она — новая жизнь. Жаль, что не срослось. Выдыхай, Оля.