***
— ...человек толковый тщательно отбирает то, что он поместит в свой мозговой чердак. Он возьмет лишь инструменты, которые понадобятся ему для работы, но зато их будет множество, и все он разложит в образцовом порядке, — в своей любимой манере начинает урок МакКолл в тот момент, когда опоздавший студент врывается в кабинет, нарушая тишину замершей аудитории. — Это Артур Конан Дойль? Верно? — выкидывает Данбар с порога вместо положенного приветствия. МакКолл поворачивает голову и осматривает взъерошенного парнишку, улыбаясь уголками губ. Он уже начал думать, что и не увидит Лиама, ведь именно его пара у парнишки стоит в планах на сегодня (нет, Скотт не заглядывает в расписание мальчишки, дабы узнать, где можно ненароком пересечься с Данбаром, нет, абсолютно точно нет). — Верно, — кивает преподаватель, разрешая студенту войти, видя, как сам Лиам уже улыбается и бежит к своему месту, — итак, начнем занятие. Данбар весьма быстро раскладывается на парте и достаёт тетрадь, презрительно фыркая на ноутбуки соседей. Какие ноутбуки, когда они занимаются литературой? Когда они проникаются духом, изложенным на бумажных страницах? Какая вообще техника здесь может быть уместна? Лиам сам себе качает головой, а затем продолжает внимательно слушать. Не то чтобы он не знал все то, что здесь сейчас проповедовал МакКолл, но студент с нескрываемым интересом слушал лекции, рассказанные с душой. То, что юный Скотт всю душу вкладывал в свои занятия, видно было даже невооружённым взглядом, а уж Лиам всегда уважал и восхищался теми, кто настолько углубляется в работу и в то, что он любит. — Конечно же, вы знаете сэра Артура Игнейшуса Конан Дойла из-за создания им классического детективного персонажа — Шерлока Холмса, и я не о Бенедикте Камбербэтче, — Скотт улыбается на смешки аудитории и продолжает, — конечно, он гениальный литератор, но кто-нибудь из вас знает что-то о нем, помимо его книг? Лиам оглядывается по сторонам и не видит ни одной поднятой руки. Он фыркает — зачем идти на такой факультет, если ничего не знаешь в литературе? — Он был врачом, — решает спасти безвыходную ситуацию Данбар. — По образованию. Поэтому в его книгах нет анатомических или медицинских неточностей и ошибок, которые допускают современные писатели. В XIX веке многие литераторы имели медицинское образование. — Верно, — Скотт довольно улыбается, и Лиам чувствует себя самодовольным индюком и самым умным в своей группе. Это чувство ему нравится. — Но в его жизни было и серьезное противоречие. Знаешь, какое? — Спиритуализм, — студент кивает, а потом оглядывается, чувствуя, как у него чешется спина от многих взглядов, но оборачивается обратно к преподавателю. — Да, ты снова прав, — МакКолл окидывает взглядом аудиторию. — Ну, может, кто-нибудь, кроме Лиама, ответит на вопрос, что такое спиритуализм? К счастью, в этот раз слышится голос девушки с задних парт, и, боже, Скотту кажется, или Лиам действительно окидывает ее ревнивым взглядом? — Мистическое учение о самостоятельном существовании души независимо от материи... ну, от тела. — Совершенно верно, мисс Ромеро, — хвалит литератор и снова не может поверить, когда уже явно видит ревность в глазах Данбара. Серьезно? Он так лично воспринимает подобное? Скотта это трогает и одновременно как-то по-хорошему поражает. — Итак, мы с мистером Данбаром и легкой помощью мисс Ромеро разложили почти все по полочкам, — МакКолл разводит руками, улыбаясь. — Кто же подведет итог, в чем было противоречие жизни Конан Дойла? — В том, что он знал, что существование духа отдельно от материи невозможно, — не дал никому сказать Лиам, и Скотт вновь как-то умилился этой литературной ревности. — Как врач он понимал бред этой теории, но все равно исповедовал и придерживался своих взглядов. — И почему же он так делал? — МакКолл парирует, сам не зная, зачем: то ли усмирить парнишку, то ли наоборот разжечь его пыл. — Официальная версия в том, что он изучал этот феномен для написания книг, — Данбар откидывается на спинку стула и слабо вздергивает подбородок. — Но ты, видимо, не веришь этой версии? — преподаватель заинтересованно вскидывает брови. — А Вы умеете различать сарказм и скептицизм, — Лиам тихо усмехается и кивает. — Я считаю, что спиритуализмом он справлялся с военной депрессией. Ситуация в мире не могла не отражаться на таком литераторе. — Правда? — Скотт уже видит, как загораются глаза студента. — И что же ты думаешь на этот счет? — Я думаю, что, как и многие другие участники военных действий, он старался справиться таким образом с потерей близких людей, — отвечает Лиам, явно окрыленный тем, что ему дают высказаться. — Ведь с помощью спиритизма можно утвердить для себя факты того, что твои родные люди, друзья и товарищи все еще живы... просто отдельно от тела. Что, возможно, их души рядом: витают или же переродились, зависит от того, какой ветви этой теории придерживался писатель. Многие считали его сумасшедшим на стадии исповедования, — Данбар качает головой, — но я считаю его отчаявшимся. Нудная пара для всех, но впечатляющий диалог для двоих проходит довольно быстро, и Данбар даже расстраивается, что оживленное обсуждение классиков XIX века, в том числе его излюбленного Конан Дойля, заканчивается так скоро. МакКолл поражается знаниям и умениям рассуждать своего нового студента, порой он и сам забывается, когда парнишка, пылко доказывая свою теорию, смывает границы «педагог-студент», обращаясь к учителю на «Ты» . Одногруппники недоумевают такому успеху новенького заучки, но не спешат ему навредить — своих дел с учебой по горло. А Лиаму остается лишь вздыхать, слыша очередное оповещение о конце лекции, и собираться обратно, чтобы слушать ехидные шутки друга о его страсти к литературе (к МакКоллу, если быть слишком уж точным) в кафе за столиком, поедая блинчики.***
— Да брось, — Мейсон разрезает свой блинчик и сует кусочек на вилке в рот, задумчиво смотря на шторку кафе. — Ты никогда даже не любил литературу. — Мейс, — Лиам, улыбаясь, отпивает колу из стаканчика. — Я с седьмого класса занимал призовые места в литературных конкурсах. — Да ладно? — друг серьезно удивляется, переводя взгляд на Данбара. — Почему я этого не знал? — Потому что все вокруг были слишком увлечены моими успехами в лакроссе? — Лиам пожимает плечами и гладит котенка, сидящего у него на коленях. Вообще-то с животными сюда нельзя, но кого это волнует, когда все официантки с ума сходят от взрослого юноши с маленьким котенком с острыми ушками? — Я так и думал, что ты продолжишь заниматься спортом, — честно признается Мейсон. — Ну, ты видел, как я был удивлен, когда ты поехал вместе со мной, и выяснилось, что поступил в литературный вуз. — Это было не так-то просто, — Данбар тихо смеется и скармливает котенку кусочек своего блинчика с повидлом. — Ректорша на собеседовании увидела во мне потенциал, иначе я и не прошел бы. — Прошел по-любому ради МакКолла, правда? — Хьюитт в шутку играет бровями. — А ты уходишь ночами через окно по-любому ради Кори? — Лиам делает ответный жест, и его приятель смущается, пока сам Данбар заливается смехом. — Вот так-то! Скотт МакКолл, с улыбкой смотря на веселящегося и смущающегося учеников из окна соседнего кафе на улочке, расплачивается за свой обед и встает. У него в голове не укладывается, что пока практически вся группа ввалилась в дом к Нейтану и отмечает там непонятно что, непонятно зачем и непонятно с каким количеством алкоголя, Лиам Данбар сидит в кафе со своим лучшим другом, ест блинчики с яблочным повидлом, держит на коленках котенка, а из сумки на спинке стула торчат корешки библиотечных зачитанных книг. Мысль о том, что этот его студент слишком идеальный для того, чтобы быть реальным, не отпускает парня до самого вечера.