Маленький Принц глупого Короля: Столик на одного

4. «мы научились различным трюкам - так, что не снилось и циркачам. стерпим уход и врага и друга, небо попрём на своих плечах. если ты сильный, пока ты молод - что тебе горе и нищета? только когда настигает холод - Бог упаси не иметь щита. это в кино всё легко и колко - помощь друзей, волшебство, гроза... здесь на окне ледяная корка, и у метели твои глаза. если бесцветно, темно и страшно, выход не виден и за версту... ...те, кто однажды вступил на стражу, будут стоять на своем посту.» «Химеры-Хранители». Джек-с-Фонарем. (Пунктуация автора) Music: Rag’nBone Man - Human Когда ты в лесу лоб в лоб сталкиваешься с разъяренным медведем, беспокойство о клещах резко становится неактуальным. Похоже, что похоронный администратор Миша, обреченно болтавшийся в железной пятерне Короля, думал также, потому что, когда из бокового коридорчика на их живописную компанию вдруг бросился некто, заламывавший руки и потрясавший ими перед мишиным носом, тот даже бровью не повел. Только устало вздохнул, недовольно тряхнул головой, поморщился, типа «отъебитесь все, я на рандеву с маньяком» и продолжал опасливо косить правым глазом на своего страшного спутника. Некто, оказавшийся молодым парнем с зализанными гелем в «хвост» волосами, чем-то крайне недовольный и негодующий, был одет в сверкающую аляповатую рубаху, у Короля даже в глазах зарябило. Казалось, что несчастного долго и безжалостно возили корпусом по заляпанной всеми возможными красками палитре. А потом на этот акварельный кошмар в безумном угаре налепили кило два стразов. А он-то был уверен, что это только костюмеры его театра курят на ночь самый крутой алоэ. Ниже красочного безумия кокетливо красовались скромные синие спортивные шортики, а на тощих ногах трогательно смотрелись теплые домашние тапочки с оттоптанными задниками. Нормальный рабочий вид артиста перед выходом на сцену. - Слушайте, ну что происходит, а? Здесь хоть кто-то за что-то отвечает?! – Парень явно был в отчаянии и уже находился на грани того, чтобы вцепиться несчастному Мише в глотку. – Я от кого-нибудь добьюсь внятного ответа?! Нам дадут желтые штаны?! Я вас спрашиваю! Король вопросительно посмотрел на администратора. По его профессиональному мнению человека, около двадцати лет выступавшего во всевозможных костюмах разной степени адекватности, именно желтые штаны могли довести внешний вид парня до окончательного цветового коллапса, и Королю стало интересно, как это может выглядеть. Теперь они вдвоем с парнем в тапочках смотрели на Мишу, но тот, похоже, уже перешагнувший все существующие уровни страха, не выказывал ни малейшего желания возвращаться к своим административным обязанностям. Он покорно стоял рядом с Королем, даже не пытаясь вырваться из жесткого, но аккуратного захвата, и печально созерцал в пространстве коридора что-то, видимое только ему одному. Может быть, новое место работы. Поняв, что похоронный администратор откровенно сломался под давлением неуправляемой ситуации, Король решил разрядить обстановку и пошутить. - Дадут белые, - негромко, но весомо сказал он парню. – А потом сильно испугают. Когда Король нервничал, он мог пошутить и хуже. Сейчас он нервничал, злился на себя за это, но никак не мог взять себя в руки и от этого нервничал и злился ещё больше. В глазах парня в тапочках он увидел нарастающее изумление – тот явно пытался осознать алгоритм перехода белых штанов в желтые путем испуга. Сзади захохотало. Король повернулся на звук – «крейзи-парус», согнувшись вдвое и держась рукой за стену, ржал в голос, зажимая рот ладонью. К тому, что над его шутками смеются не все, иногда – так вообще никто, Король давно привык. Обычно, когда он что-то изрекал – невозмутимо и уверенно – на какое-то время наступала тишина. Окружающие словно прикидывали, что лично для них будет безопаснее – засмеяться (а вдруг он не шутит, вдруг он – всерьез?) или сделать вид, что не поняли. Многие предпочитали делать вид. Короля это не парило ни секунды. Всё, что ему необходимо было выразить для самого себя – эмоции, переживания, ощущения – можно было протанцевать, а что не поддавалось танцевальному выражению, не представляло для Короля никакого интереса. Как, например, анекдоты или шутки. Как можно протанцевать - анекдот? Хотя, конечно, тут всё будет зависеть от постановщика, и если у того будет интересная хореографическая концепция анекдота… Поэтому Король шутил из уважения к окружающим, и исключительно в своей хореографической среде. Вне этой среды он не то что шутить – он не всегда понимал, о чем вообще можно разговаривать с людьми, странно живущими вне мира танца. Но сейчас над его шуткой даже засмеялись, и это можно было считать почти победой. - Да дадут, дадут, конечно, - парень-«парус» уже разогнулся, одобрительно посматривая на Короля. В его прищуренных глазах еще таилась смешинка, хотя говорил он спокойно, обращаясь к коллеге в тапочках. – И белые дадут, и желтые дадут. Пойдем, покажу, где взять. Миш, не переживай, я отведу. Он развернулся в сторону коридора, откуда и выскочил парень с «хвостом», на мгновение замер, а потом, словно решившись, хлопнул Короля по плечу: - Ну, ты молодец, бро. Честно. Удачи тебе. И… извини за зал, ладно? – И решительно, не оглядываясь, пошел по коридору. За ним, хлопая тапочками по пяткам, побежал обрадованный парень в безумной сверкающей рубашке. Король подозрительно поглядел им вслед. В этой жизни он отлично разбирался в двух вещах. В хореографии, потому что она была самим его существованием, и в педиках – потому что сам был таким. И сейчас оба его основных жизненных знания словно подталкивали под локоть, что ситуация смутная и невнятная. Слишком обрадовался, когда Король внезапно обрушился на них с Мишей у двери служебного входа. Слишком демонстративно дал понять, что не собирается мешать агрессору проникнуть в святая святых «Теремка» - закулисную часть. И вот сейчас – оперативно увел со сцены явно лишнее действующее лицо, словно расчищая путь Королю к его цели. Да и в зале особо сильно не наезжал, просто предлагал какие-то дерьмовые услуги, раз так было кем-то велено, а смотрел при этом с пониманием и каким-то странным сочувствием. То, что парень в «парусе» - педик, Король срисовал еще в зале, за своим «столиком на одного». Десятилетнюю практику все же не пропьешь. Как и то, что у пацана явно есть хореографическая подготовка – судя по тому, как он двигался в своих шифоновых тряпках. Ну, и в чем интрига-то? Обругали? Нахамили? Наорало руководство или распустил руки пьяный клиент? И человек с горя решил запустить в недра бара неуправляемое зло в лице Короля? А Король, действительно, сейчас неуправляемо злой. И при этом еще и крайне любопытный. Он пройдет по всем местным коридорам, перетрясет каждое попавшееся ему навстречу двуногое, но выяснит, что это за фишка и в чем прикол. Похоже, скоро придется покупать отдельный блокнот, чтобы «в столбик» записывать всех, кто с момента появления в его жизни хвостатого гада, то и дело, прорывает замкнутую орбиту Короля и нахально вторгается в его личное пространство. Вопреки всему Король даже обрадовался. Если во всем, что касалось постановочного змееныша он мрачно допускал, что в последнюю секунду может просто развернуться и уйти – вот вот взять и уйти на хуй, потому что самому до сих пор неясно, а за каким дьяволом он вообще сюда припёрся – то теперь у Короля появилась реальная «точка». Точка приложения сил. И хер вам он теперь отсюда выйдет, пока не выяснит, что происходит с «крейзи-парусом», кто тут до парня докопался, а заодно можно приглядеть, как и чем развлекается поганец, и напомнить ему о надвигающемся спектакле. Чтоб не сильно зарывался, после такого-то номера… Сука длинноволосая. Чертов гений. От мыслей о постановочном гаде привычно заболела голова, запульсировало в правом виске. - Пошли. Веди давай. – Король несильно встряхнул печального Мишу, похоже, впавшего в сонно-гипнотическое состояние, и потянул его вперед. – Раньше закончим – раньше уйду. Администратор жадно посмотрел на своего жуткого спутника, словно надеялся увидеть на его месте нежный, трепетный женский лик, в очередной раз разочаровался в увиденном, и неожиданно бодро затопал по коридору, параллельному тому, в который убежал загадочный парень в шифоне. Они быстро шли по слабо освещенному узкому коридору, стены которого были собраны из пестрых пластиковых панелей, и облокачиваться на которые явно было опасно из-за их шаткости. Слева из-за стенки звучала музыка – там был зал, в котором всё ещё продолжалось шоу. Король не понимал одного - какое шоу вообще может быть после ТАКОГО номера, что создал из собственной души и собственного нутра хвостатый поганец. Если этим, сидящим за пластиковой панелью, не хватило эротики – настоящей эротики, от которой перехватывает дыхание и останавливается сердце, и которая будит в тебе что-то первобытное, запредельное – то они просто конченые извращенцы… Они странно расстались после того случая с гриппом – как-то скомкано, сумбурно, невнятно. К вечеру третьего дня Принцу стало ощутимо легче, и он уже не хватался горячими пальцами за ладонь Короля. Температура упала, кризис миновал, и пальцы у поганца были прохладными. Король много говорил с ним, особенно в первые сутки. Гладил по голове. Прижимал к себе, когда хвостатого змееныша мучили температурные галлюцинации, и он с рычанием метался по кровати. Позволял хватать себя за лицо, за волосы, за шею, когда поганец бредил, и даже специально подставлялся, чтобы тому было удобнее хвататься. Менял уксусный компресс на лбу. Готовил питье, разводя в стакане с водой шипучие таблетки. Варил клюквенный морс. Поил с ложки то шипучими растворами с пузырьками, то морсом. Постоянно обтирал уксусным раствором. Смешивал в стеклянной банке какао-порошок, мед, сок алоэ и нутряной жир. Варька материлась в трубку, что на всём блядском рынке нет гребаного жира, и никто не может ей сказать, где его взять. Он велел дать телефон продавцу и в двух словах объяснил, что ему нужно и насколько это важно. Через час Варюха примчалась с необходимым элементом лечебной смеси и печально смотрела на Короля – осунувшегося, с темными провалами под глазами после первой бессонной ночи, абсолютно уверенного в том, что он делает всё правильно и что всё будет хорошо. Она очень хотела помочь, но Король железной рукой отправил ее домой – грипп, или вирус, хрен его знает, штука заразная, она может тоже заболеть, и только этого ещё не хватало. Это было уже после того, как Варька привезла красную икру и свежую печенку – Король знал, что у больных может падать гемоглобин, и нужно было поддерживать организм. Внимательно слушал, что в бреду, в горячке, захлебываясь тяжелым дыханием, хрипел воспаленным горлом больной поганец – и осторожно кормил с маленькой ложечки красной икрой. И всё это время он с ним говорил. Рассказывал много смешных историй о своей «учебке», о хореографическом училище. Оказалось, что он многое помнит, и Король даже сам смеялся, прижимая потного хвостатого гада к груди и вспоминая тот или иной забавный эпизод. Рассказал, каким был лошарой и как своими руками чуть не довел себя до физического срыва и перегорания, если бы ему вовремя не вправили мозги. Рассказал, как ему нравятся работы поганца, что он в них чувствует удивительное созвучие со своим собственным миром, почему и соглашается с каждым предложением танцевать в его новых постановках. Сказал, что это очень странно и даже немного пугает. Признался, что в присутствии нового постановщика ему очень часто становится не по себе, и это крайне осложняет ему жизнь. Рассказал, почему у него в комнате на стене висит портрет Голейзовского. Ему было свободно и хорошо – он точно знал, что Принц его не слышит. На второй день поганец много спал, а когда просыпался, то уже не бредил, только молча пристально следил за хозяином дома красными воспаленными глазами. И Король стал намного меньше разговаривать, чтобы не утомлять больного. Теперь он больше возился в кухне, но строго по часам возвращался в комнату, когда было необходимо менять компресс, глотать чашку очередной лечебной жидкости, рассасывать столовую ложку лечебной смеси с медом и жиром, или просто приносил тарелку с печенкой в сметане. Измятые, влажные вещи своего гостя он закинул в стиральную машинку в первую же ночь, а потом аккуратно отгладил всё, от белья до рубашки, и сложил ровной стопочкой на кухонном подоконнике. На третий день состояние Принца немного стабилизировалось, и Король окончательно замолчал. В итоге первым прервать их парное молчание решился именно Принц. Стеснительно покашливая, он тихо попросил Короля подбросить его до дома – на следующий день был назначен спектакль, который никто не отменял, и нужно было приводить себя в порядок. Король, которому в связи со сложившейся крайне «внештатной ситуацией» руководство театра предоставило три дня отгулов, особо упирая, что его задача – откачать юное дарование и обеспечить его участие в ближайшем премьерном спектакле - посмотрел на мелкого змееныша, развернулся и, молча, ушел в кухню. Принца еще пошатывало от слабости, но Король уже отлично видел, что больной вышел из критической стадии и теперь, похоже, намерен справляться сам. Он не удерживал своего неожиданного гостя, понимая и уважая его желание побыстрее вернуться домой, принес выстиранную и выглаженную одежду, помог спуститься на улицу, завел машину, отвез по указанному адресу… Там они еще какое-то время молча сидели в автомобиле, припаркованном у дома Принца, слушали, как негромко работает двигатель, и ни одному, ни другому, похоже, не хотелось прерывать возникшую тишину. И двигаться тоже не хотелось. Принц сгруппировался первым. - Спасибо, - негромко сказал он, пристально глядя в боковое окно, словно видел свой девятиэтажный дом впервые в жизни. – Ты меня просто вытащил. Я хотел сказать… Если бы не ты… - Да ладно, - также тихо отозвался Король, внимательно разглядывая руль. – Тоже мне, проблема. А так - пришлось бы спектакль отменять. Было бы жалко. - Угу, - согласился Принц, еще помолчал, словно чего-то ждал, а потом уверенно взялся за ручку дверцы. – Ну, что, тогда – до завтра? - До завтра… - не глядя на пассажира, кивнул Король. Принц так и не узнал, что же, действительно, случилось в театре тем вечером, когда он заболел. Обрывочные куски, то и дело всплывавшие в памяти, больше напоминали вызванные болезнью галлюцинации, он сомневался в их реальности, а спрашивать кого-либо, уточнять, что же было на самом деле, не захотел. Желающих рассказать ведущему постановщику правду, как ни странно, во всем театре не нашлось. А Король и Принц, не сговариваясь, старались как можно реже пересекаться в пространстве, сдержанно кивая друг другу при вынужденных встречах. Они оба слишком многое поняли друг о друге, слишком глубоко ощутили друг друга за эти три дня, и чтобы осмыслить это понимание и это ощущение, чтобы как-то сжиться с ними, каждому требовалось время. Могло ли получиться так, что именно сегодня к ночи в эротическом баре «Теремок» это так необходимое обоим время вдруг истекло? Кто знает… Коридор внезапно оборвался. Король, тащивший за собой изнемогающего Мишу-администратора, вывалился в круглый уютный холл, в который хитро выходили еще два таких же узких коридорчика, и несколько узких дверей, похожих на двери гримерок. Было абсолютно непонятно, как всё это – и коридорчики, и гримерки – в принципе умещались в достаточно тесном закулисном пространстве бара, где они начинались и где заканчивались. Король совершенно не удивился бы, если бы оказалось, что обязательная для любого заведения общественного питания, включая-стрип-бары, кухня как раз и скрывалась в одной из этих самых гримерок. Коридор с хлипкими стенами-панельками ещё больше укрепил мнение Короля, что бар «Теремок» - отстойное и бесполезное место. Собственно, он-то в этом сразу не сомневался. А ещё через секунду, как только Король повернул голову вправо, вопросы архитектурного градостроения умерли для него на корню... **** Двумя днями ранее. - Варь, ты серьёзно? С третьей? Не с четвертой? Король внимательно смотрел на стопы стоявшей перед ним на паркете Варьки, которую двумя руками крепко держал за талию. Переход танцовщицы в пируэт – быстрое вращение в руках партнера – всегда выполняется с четвертой позиции, это классика, это основы. Балерина Мирзоева вот уже третью репетиционную попытку упорно входила во вращение с третьей позиции по ногам. И если первые два раза Король мог пропустить, списав их на невнимательность или вполне свойственное Варьке легкое репетиционное раздолбайство, то третий раз – это уже не случайность, это перебор. Позиция, мать её. Не положенная канонами четвертая, а вызывающая третья. Варька злится и даже не желает делать вид, что это не так. - Мне нормально. – И быстрый, какой-то нервный взгляд через плечо на стоящего за спиной партнера по репетиции, на Короля. – Давай ещё раз… Ну, блять, кто бы сомневался? Это у нас не просто смена позиции, это у нас демонстрация. Злую балерину Мирзоеву вполне можно приравнять к природному катаклизму, и остается только радоваться, что она сейчас только спецом «путает ноги», а не въехала своей пуантой кому-нибудь из присутствующих в ухо. Варька – она такая, она может. Кто-то несильно ткнул его кулаком в плечо. Король, не выпуская из рук Варьку, обернулся. - Не дергай ты её. Пусть сейчас делает, как хочет. Хвостатый гадёныш. Замер на пару секунд, словно хотел сказать что-то ещё, но потом тряхнул своим взлохмаченным «хвостом», скорчил рожу и пошел обратно в ту часть зала, где репетировал сам. И тоже злой, как собака. Ну почему вокруг Короля регулярно толпится столько злых людей? Но в этот раз поганцу, конечно, виднее – именно он сценический партнер Варьки, который сейчас не имеет ничего против, что его «пара» прогоняет свои вариации с другим танцовщиком. Поганец вообще теперь не открывает рта, когда Варька хочет прогнать что-то с Королем. Он занят своими прыжками, которых ему до хера насовали в схему танца. И его прыжки – сильные, высокие, с шикарным зависанием - наверное, главная причина, почему Король до сих пор так старательно участвует в этом сценическом убожестве. Ему нереально нравится смотреть, как гадёныш прыгает. Это фантастически красиво. Он словно выстреливает собой вверх, в какую-то только ему видимую точку, и, долетев до нее, мгновение висит, живет в воздухе, не связанный с землей никаким притяжением. Ради таких прыжков, ради того, чтобы регулярно видеть их рядом с собой на сцене, вполне можно потерпеть и всё остальное. Спектакль «Ромео и Джульетта» в театре ненавидели многие, если не все. Считавшийся «лучшей авангардной постановкой сезона» лет двадцать назад, несколько раз обновивший за пару десятилетий исполнительский состав, но не хореографию, являющийся принудительной данью уважения старшим коллегам и истории родного культурного учреждения, «РиД» был репертуарным «свадебным генералом» и страшно портил жизнь молодому составу труппы. Хореографическая лексика устаревшая, сольные и дуэтные сцены разведены спорно, а танцевать в нем приходится вопреки желанию, потому как – «история родного театра». Уж какие отношения связывали тогдашнего постановщика с руководством театра теперь не знает никто, но результатом этого сотрудничества стал спектакль, медленно превращавшийся в безысходный кошмар балетной труппы. Как чемодан без ручки – и волочь тяжело, и бросить не дадут. Из хорошего в нём были только шикарные костюмы и парочка массовых сцен, выстроенных по всем правилам историко-бытового танца средневековой Италии. Новое руководство театра галлонами вливало в дряхлеющий спектакль «свежую кровь», подписывая к обязательному участию в нём любое свежее лицо, появлявшееся на пороге репетиционного зала. - Право первой ночи, блин – печально сказала Королю Варька, стоя у доски с расписанием, когда их обоих безжалостно перемололо репертуарным колесом. – Пока тебя не поимел «РиД», считай, ты здесь никто. Король фыркнул и, согласно, списку новых участников спектакля, отправился знакомиться с внезапно свалившейся на него партией Тибальда. Тогда поганца ещё не было в театре, тогда всё ещё было спокойно. А сейчас, если уж говорить честно, несчастный Тибальд и является той самой причиной, по которой Варька яростно сопит и вызывающе путает позиции в ногах, а хвостатый гаденыш, аккуратно приписанный администрацией к образу Меркуцио, недобро сверкает глазами, злобно шарашит свои прыжки с места в потолок и, того и гляди, влетит коленом в стенное зеркало. И весь этот вызывающий данс макабр, который Король регулярно наблюдает на каждой репетиции «РиДа», объясняется тем, что и Варька, и поганец до трясучки ненавидят Тибальда. Не Короля, нет. Они на дух не выносят схему роли Тибальда, которую, счастливо перекрестившись и радостно опплевав через левое плечо треть репетиционного зала, сбросил на Короля, согласно приказу дирекции, более старший коллега по труппе. После чего даже скинул Королю ссылку на полное пошаговое видео партии для удобства изучения, а сам с воплем «Свобода!» бежал в кордебалет на подтанцовку второго плана. Наверное, злосчастный «РиД» был единственной балетной постановкой театра, роли в которой отдавались молодым дублерам с такой радостью и искренней готовностью доплатить, чтобы быстрее забрали. Король понятия не имел, кто премьерствовал в роли Тибальда в год выпуска спектакля, да ему это было и не нужно. О своем первом предшественнике он и так знал достаточно. Вот как разобрал по шагам своего Тибальда – так и узнал. Похоже, парень вообще не держал баланс, ни в каком виде – только пробежки, легкие дуэты и трио и вальсировка. Ни фуэте, ни вращений, ни прыжков. Ни-че-го. Хотя нет, ровно два прыжка у него всё же были – после дуэли с Меркуцио, за тридцать секунд до дуэли с Ромео и бесславной гибели. Конечно, Король вкладывал в эти прыжки всего себя – свою физику, мощь, талант, умение зависать в воздухе, готовность взлететь туда, к потолочным перекрытиям театра, но… Но этого всё же было нечеловечески мало. Особенно на фоне ярких, сильных, вихревых прыжков поганца-Меркуцио, который вдруг с какого-то перепуга воспринял партию Короля как личное оскорбление. Ну, а поняв, что новый постановщик злобно пыхает огнём, к нему на всех парусах с готовностью присоединилась балерина Мирзоева, и до этого скрипевшая зубами на убогую, кастрированную партию Тибальда, из которой трудоголик-Король каждый раз пытался выжать ещё хоть что-то, хоть немного сценической выразительности. «Ну, киска, ну ещё сто грамм…» Получалось плохо. Понятное дело, он подходил к руководству и в меру вежливо интересовался, может ли он рассчитывать на хореографическое усложнение образа. Руководство невнятно буркнуло, что «сценическое наследие не редактируется», а коллега по труппе, переваливший на Короля треклятого Тибальда, как-то нашел его в раздевалке и дал совет – танцуй молча, тогда со всем остальным репертуаром проблем вообще не будет. Ну, переклинило кого-то из дирекции на этом «РиДе», чтоб он сдох! Или память об амурных делишках молодости покоя не даёт. Это можно было если не принять, то хотя бы понять – теоретически. Но вот чего Король вообще не ожидал, так это скандала, который закатит по его поводу блондинистый гадёныш прямо в кабинете директора театра. Уж казалось бы, кому рот открывать – роль Меркуцио была выставлена грамотно, с интересными фишками и подачей, репетируй и радуйся. Но Король своими ушами слышал, как поганец рычал и даже, похоже, пару раз приложил кулаком по столу. Он случайно тогда проходил мимо администрации… - Вы вообще понимаете, что вы делаете?! Он вам не мальчик из подтанцовки! Он профессиональный артист балета! Он танцор от Бога! У него эталонные прыжки мирового уровня! Вот, что надо показывать зрителю! А не поплясушки, которые проковыляет любой выпускник училища. У человека на весь спектакль два прыжка, вы понимаете?! Два! Это не схема, а издевательство. И мне плевать, кто наворотил эту хрень! Я сам переставлю ему партию, и он будет прыгать! А сейчас он у вас гуляет по сцене, как модель по подиуму, а здесь, если я ничего не путаю, всё же театр… В ответ осторожно, успокоительно журчал голос директора. Это было уже после премьерного показа «Маленького Принца», и поганец мог позволить себе капризы и угрозы как молодая, внезапно засиявшая «звезда» труппы. Судя по тому, что несколько последующих «РиДов» Король продолжал «гулять как модель», диалог поганца с дирекцией зашел в тупик. Но теперь у Короля к одной головной боли – заунывному до тошноты Тибальду – добавилась вторая: злая парочка в лице поганца и Варьки, которая весьма скрашивала ему очередной тоскливый прогон. Король не знал, что ему делать. То ли ржать в голос на весь репзал, то ли закатать обоим в лоб, чтобы не рвали нервы ни себе, ни ему. Он не знал, как сказать, что всё уже немного не так, как было ещё год назад, когда он получил новую роль Тибальда. Что теперь лично его смиряют со сложившейся ситуацией именно прыжки Меркуцио, от которых слегка кружится голова и дыхание замирает на уровне груди, а ещё – с недавних пор - их с Меркуцио знаменитая дуэль на шпагах. Королю уже пару раз приходило в голову, что когда-нибудь рано или поздно именно во время этой дуэли они с гадёнышем дойдут до крайности и прикончат друг друга всерьез, прямо на сцене. Он сам не мог понять, откуда возникло это странное убеждение, но оно жестко засело где-то на уровне подсознания и во многом определяло его отношение к спектаклю. Было… интересно. Черт его знает, что стало толчком, может быть обещание нового постановщика принести на один из ближайших прогонов «РиДа» настоящие спортивные рапиры без фиксирующих наконечников. Поганец сказал, что это может придать сцене их дуэли «необходимый драматизм», которого со сценическим реквизитом явно маловато. И зло посмотрел Королю прямо в глаза. Король вызов принял – презрительно усмехнулся, не отводя взгляда – и охотно согласился на репетицию на спортивных рапирах. Теперь он уверен, что заунывная партия Тибальда таит в себе намного больше неожиданного, чем казалось на первый взгляд. Поганцу не разрешили изменить его партию, но кто помешает ему изменить рисунок дуэли? Это их дуэт, и только им решать, как он будет проходить. Главное – не выпасть из музыки, а постановочные сценические бои – дело настолько тонкое, что… Варька не знает о спортивных рапирах, никто не знает. Только они двое. Она злится, как ребенок, обижается за Короля, что ему принудительно дали одну из самых уродских схем, сердится – но главного он не может сказать даже ей. Королю искренне интересно, как далеко поганец зайдет в своем стремлении к драматизму. Он не намерен помогать, но и мешать не собирается. Он готов к дуэли на открытых спортивных рапирах и даже готов предоставить фору – пусть гадёныш сам решит, каким будет финал. Так, может быть, поэтому он – здесь? Для того, чтобы узнать, каким всё же будет финал дуэли в старой, давно никому не нужной постановке? Просто Король действительно не ожидал, что это окажется настолько непросто. ****