Baby, I'd kill for you...

      Аркхем… Психиатрическая лечебница, скрывающая за своими стенами не только самых опасных и отъявленных душевнобольных преступников, но и их истории, что не менее безумны.       Звук каблуков о плитку раздается по длинному коридору, отдаваясь эхом от стен и привлекая внимание пациентов к молоденькой и весьма симпатичной девушке. Психиатр Харлин Квинзель в этом месте не так уж и давно, но, несмотря на это, ей уже удалось зарекомендовать себя, как высококвалифицированного специалиста своего дела. Милая блондинка внешне — кремень и борец за равноправие внутри. Она из тех, что начинают кривиться от слов: «ты же женщина, это слишком для тебя», «слабый пол», «не женское дело», «Занимаешься гимнастикой? Так продолжай!». Феминисткой доктор Квинзель стала ещё в юности, как только начала задумываться о будущей профессии. Тогда ей многие говорили, что это не её, что она сломается. И где же теперь все эти умники? Да черт их знает! А вот маленькая девочка Харлин с отличием окончила университет, устроилась на работу в самую известную больницу города. И сейчас ей доверили одного из опаснейших пациентов — Джокера.       Психиатр уже провела несколько сеансов с ним, и было это, мягко говоря, не просто… Настроение этого мужчины меняется за считанные секунды, из-за чего пытаешься до малейшей детали продумать каждый вопрос. То он приветливо (на сколько может) улыбается, то пристально сверлит глазами, что ты вот-вот почувствуешь, как разъедает твою кожу. Но самое обезоруживающее — это смех. Звонкий. Раскатистый. Иногда ей кажется… Иногда она слышит его. Этот смех преследует её… Везде… Будь то дорога домой или же, когда доктор допоздна засиживается, делая какие-то пометки в своём блокноте. Даже во сне девушка слышит его.       Но есть и плюсы. До неё все врачи сбегали от Джокера буквально на первых же минутах сеанса. Кому-то из психиатров и самим понадобился специалист. А Харлин Квинзель, «зелёный и неопытный психиатр» — как говорил о ней главврач, справилась и сумела даже работать по выверенному ей плану.       Доктор Квинзель уже затрагивала вопросы о детстве, семье, школе и даже успела сделать некоторые выводы… Сегодня по плану пришёл черед вопросов личного характера, и оптимизма у доктора поубавилось…       Она подошла к одной из многочисленных палат. Два охранника отступили в сторону, отчищая путь к электронному ключу. Обычно их сеансы проходили на нейтральной территории, но разговор должен располагать к «доверительному», а это можно устроить только в палате пациента (так считает Харлин, конечно же). Её пытались отговорить… Но даже огромное количество «против» не заставило девушку изменить своё решение. Такая уж она — доктор Харлин Квинзель, полна решимости, уверенна в себе и своей правоте. Ей единственной удалось наладить контакт с Джокером (если это можно так назвать), поэтому главврач согласился на данную авантюру.       Шумно выдохнув, доктор опустила дверную ручку и зашла в обитель вселенского зла.       Мужчина лежал на кровати и пристально смотрел в побеленный потолок, словно там действительно было что-то интересное… — Здравствуйте, мистер Джей, — попыталась она привлечь внимание своего пациента. Но он даже глазом не моргнул. — Мистер Джей? — Девушка подошла ближе с повторным обращением, прижимая плотную папку к грудной клетке. — До-о-октор… — протянул он, всё ещё не отрывая своих светлых глаз от потолка. — Сегодня… нет сеанса. Он закрыл глаза, словно готовясь ко сну, чем вызвал недоумение у своего доктора. — Да… — шепнула она. — То есть… нет, — чуть громче добавила девушка. — Мне разрешили провести дополнительный курс, если вы не против… Услышав это, Джокер резко поднялся с больничной койки, заставив Харлин подскочить на месте. — Против? Против? — переспрашивает, растягивая губы в широкой улыбке. — Разве я могу быть против, докто-о-о-р? — от его взгляда бросает в жар, такое ощущение, что он видит тебя насквозь. Серые глаза то опускаются на ноги, то поднимаются к лицу блондинки, словно пытаются просканировать… — Значит, начнём… — сказала она, подойдя к столу, стоявшему в центре комнаты и отодвинула стул на железных ножках. Этот скрежет металла о кафель заставил Джокера покривиться. У него чертовски болит голова. Нет. Она не просто болит… На обычную боль мужчина давно перестал обращать внимания. Она ему даже нравится (особенно, если он сам её причиняет…). Но это… Хуже всякой пытки… Как будто ему этот кусок железа в черепную коробку воткнули. А всё из-за шокотерапии. С каждым разом мужчина всё дольше и дольше от неё отходит, а врачи всё увеличивают и увеличивают длительность терапии… «Милая-милая Харли, выдернуть бы тебе руки…»       А девушка улавливает еле заметную недовольную гримасу на лице своего пациента и замирает, неловко поджимая губы, словно в попытке извиниться.       За что тебе извиняться, глупая? За то, что он сумасшедший маньяк-убийца, и его лечат? Так ты его и лечишь! С чего столько сочувствия к его персоне? Неужели ты ему импонируешь, Харлин?       «Глупости… У него просто болит голова, а я, как любой нормальный человек, пытаюсь быть добродушной» — оправдывает она себя. — Начнём, — повторил Джокер за ней, похлопав ладонью по пустому месту рядом с собой. — Ну же, доктор… Вы же… не боитесь меня?       Она замирает на месте. Конечно, она боится! Этот мужчина расправился с таким количеством людей, что дурно становится. Её руки белеют от того, с какой силой пальцы вцепляются в спинку проклятого стула; сердце начинает барабанить как сумасшедшее, а дыхание перехватывает. Какого черта ты решила, что сможешь справиться? Откуда в тебе было столько уверенности? Даже отказалась от смирительной рубашки… Глупая, самоуверенная и неопытная… Он замечает страх в её глазах и хочет рассмеяться, но понимает, если сейчас не сдержится — все его старания пойдут насмарку. Он хочет довести всё до «логического» конца, поэтому лишь вопросительно на неё смотрит. — Это запрещено уставом, мистер Джей… — тихий лепет срывается с её губ. И где ты растеряла всю свою решимость, Квинзель? Где твоё твердое «всё идет по плану»? В кабинете главного врача ты была куда увереннее… — У меня заберут дело. Или уволят за несоответствие с занимаемой должностью. — Значит… Вас останавливает только устав? — в глазах играют чертики, а место, где должны быть брови, приподнимается в напускном удивлении. — Вы… его уже нарушили. И, правда… Одно из главных правил гласит: «Не проводить сеансы в палате больного, без сопровождения». Она нарушила это правило и, кажется, что не только это… Но ведь ей разрешили. Почти… — Должно быть, вы сильно раздражаете… — он сделал вид, что вспоминает имя. — Мистера… «Всё под контролем!»       Квинзель было не трудно догадаться, о ком идет речь. Аарон Николсон — глава больницы, постоянно повторял эту фразу. Чтобы ни случилось — у него «всё под контролем». Но девушка не понимала, к чему ведет Джокер. — Почему я должна его раздражать? — спросила она. — Вы — черная лошадка, доктор… — усмехнулся он. — Не желаете подчиняться сходу всем этим правилам… — последнее слово было произнесено с крайним презрением. — Во всяком случае, вы не следуете им слово в слово. Поэтому находитесь здесь… Сейчас. Со мной.       Он словно наслаждался её смущением, как наслаждался бы убийством… — Но… — с трудом начала подбирать слова она. — Это… — запинается. — Безумие. — Да — сказал он с чуть вопросительной интонацией в голосе. Как будто не понимал в чем проблема. — Я же знаю… ты этого хочешь, Харли… — он как-то по-особенному произнес имя, с каким-то томным придыханием.       Харли… Так Джокер начал называть своего психиатра с самой первой минуты их знакомства… Тогда он сказал, что станет её другом. С чего столько доверия? Она не знает. И не знает, может ли сама доверять собственному пациенту. Но она должна провести этот сеанс — один из самых важных… «Для этого нужно довериться… Иначе он не доверится тебе. Но не будет ли это ошибкой?»       Конечно, будет, Харлин! Ты уже делаешь огромную ошибку, начиная об этом задумываться!       Её взгляд метался между его глазами и рукой, покоящейся на постели. Она искала… Искала, сама не зная чего. Наверное, хотела убедить себя, что не пожалеет. Что в его предложении нет никакого подвоха. А он ждал… Как выжидает дикий зверь свою добычу, буквально гипнотизирует. В предвкушение прыжка.       Её охватывает ощущение абсолютной вседозволенности и в то же время она чувствует себя полной идиоткой. Как девушка в мини-юбке, попавшая в темный переулок.        Джокер снова похлопывает по кровати ладошкой, замечая, как колеблется девушка. И она сдается… делает шаг, а затем снова встревожено смотрит на него. Его глаза напоминают глубокий омут, в котором она буквально захлёбывается. Черные круги — признак усталости и недосыпа, вокруг глаз отчетливо выделяются на фоне неестественно белоснежной кожи. Ей даже захотелось убедиться в том, что он не холоден, не мертв, что это не каменное изваяние перед ней.       Ещё один шаг, и он был в зоне досягаемости. Она снова тревожно посмотрела в его глаза и опустилась на кровать, соблюдая максимально возможную дистанцию, которая была равна буквально нескольким сантиметрам.       Она чувствовала его пристальный изучающий взгляд, а сама пыталась больше не пересекаться с ним. Почему-то ей казалось, если их глаза снова встретятся — она отсюда не выйдет. «Откуда такие мысли?» — дрожащими руками открыла свою папку, чуть не опрокинув её на пол.       «О господи, какая ты трусиха…» — с подобной мыслью она вздохнула и потянулась вниз за выпавшим листом, но мужчина оказался расторопнее. Ну, или любопытнее, чем ожидалось. — Семья. Детство. Школа. Личная жизнь… — вслух прочел он. — Вам интересно знать подробности? — игриво спросил он, выдергивая девушку из своеобразного транса. — Ну… — её щёки заметно покраснели, когда она постаралась сделать серьезный вид. — Ох, сколько ярлыков… — продолжал читать он, наблюдая за реакцией своего психотерапевта. — И что, по-вашему, здесь ярлык? — непонимающе спросила Квинзель. — Всё, — невозмутимо отозвался он, будучи увлеченным, чтением. — Хотя, постойте, доктор… — он заметно оживился. — «Секс» — это не ярлык, согласен. Ему было интересно, быстро ли она опомнится. Ведь подобного пункта в списке не было. — Что? Там не…       Харли и не заметила, как оказалась непозволительно близко к своему пациенту, пробегая по собственноручно написанному плану глазами.       Раньше ей казалось, что вся эта ерунда про «электрические» прикосновения бывает только в книгах. Но она поняла, как ошибалась, когда сама почувствовала этот странный электрический разряд, ударивший по подушечкам пальцев, стоило ей только случайно прикоснуться к руке мужчины.       Его кожа была шероховатой и мозолистой; костяшки его пальцев были покрыты твердыми рубцами. «Он заработал их, играя в свои жестокие игры» — подумала девушка. К её удивлению, сама кожа Джокера не была ледяной, как она думала ещё пару минут назад. Напротив, он был теплым, даже горячим, будто охваченный лихорадкой. Харлин нахмурилась, подумав, что он болен. — Что такое… доктор? — почти шепотом, издевательски спросил клоун, склонив голову набок, словно умиляясь такой её реакцией. — А любовь? — произнесла она, вопросительно взглянув на пациента. — Я верю, что «любовь» — не более чем выдумка… — слишком спокойно отвечает, словно и не сумасшедший психопат вовсе. Хотя постойте… «Психопат» — это тоже ярлык. Они же говорили об этом на одном из первых сеансов. «Люди просто боятся того, что я ясно вижу всё… что они не в состоянии разложить по полочкам, при всей своей „нормальности“…» — говорил тогда Джокер, яростно жестикулируя руками (насколько ему позволяли наручники и цепи, соединенные с кандалами). И доктор чуть не пошла на поводу у его размышлений. Её восхищали подобные выводы, которые она потом, по памяти, восстанавливала в своём блокноте. — Тогда, что же люди чувствуют, когда… — она не успевает договорить — Джей прерывает её: — Притяжение. Желание. Страсть. Даже ненависть… — с горящими глазами проговаривает он. — Острое желание прикоснуться к кому-то… — он ожидает, что после последней фразы она одернет руку, и уже приготовился рассмеяться, как же долго он ждал. Но доктор Квинзель, не осознавая своих действий, придвинулась ближе и соединила их пальцы в замок. Вывести из себя Джокера подобным действием? Легко! Неужели ты сама этого не понимаешь?       Она подняла взгляд, нарушив свой же запрет «не смотреть ему в глаза», и увидела, как резко меняется его выражение лица. Осознание собственной глупости пришло к блондинке лишь в тот момент, когда его пальцы сжали её руку, едва не ломая тонкие косточки. Она удивленно вскрикнула, когда тот резко потянул её на себя. Девушка потеряла равновесие, в то время как Джокер крепко прижал её к себе, лицо Квинзель уткнулось в грубый материал его больничной рубахи, и через секунды оказалась прижатой к кровати, прямо под её пациентом. У мистера Джея сильные «объятия» — стальные, не позволяющие выбраться или выскочить из них. Что он собирается делать? Его хватка становилась сильнее, он буквально выжимал из доктора воздух, придерживая, не отпуская, не позволяя даже свободно вздохнуть. — Вот! Тоооо… Что чувствуют люди, когда «влюбляются»… — в голосе отчетливо слышалась злость, хотя мужчина улыбался, словно сейчас попивает кофе со своим другом, мило улыбаясь при всём этом. — Ты не можешь дышать… Пальцы окоченели до потери чувствительности? — заботливо спрашивает он, наклонившись к девушке. — Разве одно слово — «любовь», может описать все эти чувства, а, Харли? — шепчет на ухо, опаляя его горячим дыханием. «Твою мать, Харли! Во что ты вляпалась?!» — она убьет себя, если, конечно, он не сделает этого…        Она видит перед собой его открытую шею, на которой виднеется яремная вена. Она пульсирует, привлекая своё внимание, и Харли понимает, что есть единственный выход… Доктор Харлин Квинзель буквально вцепляется в шею своего пациента зубами, кто бы мог подумать? Она укусила Джокера изо всех сил, и тот невольно ослабил «объятие». Девушка воспользовалась этим мгновением… Она никогда не считала себя размазнёй. Во всяком случае, у неё было бесспорное преимущество: она хорошо питалась, регулярно спала и продолжала заниматься гимнастикой.       Блондинка свалилась на пол, желая побыстрее отстраниться. С трудом она поднялась на ноги, ощутив ноющую боль в ребрах, дыхание её только начало восстанавливаться.       А он… А он начал смеяться. Джокер, как ни в чем ни бывало, лег на кровать и зашелся диким хохотом. На его шее красовался отпечаток её зубов — две багровые изогнутые линии. Кожу она, конечно, не прокусила, но у него однозначно останется крупный синяк. Правда, самому мужчине, по всей видимости, было наплевать на это…       Харлин чувствовала себя так, будто её предали, а он просто смеялся в ответ на её яростно-прожигающий взгляд. «А что ты хотела, идиотка?!»       В этот момент открылась дверь, и какая-то часть девушки готова была закричать: «А ещё позже не могли зайти?!».       В палату вошел испуганный охранник, видимо услышал смех… — Доктор Квинзель! — воскликнул он. — Вы в порядке? — Я хочу уйти отсюда, — сказала она, гневно глядя на всё ещё смеющегося Джокера. Он согнулся на кровати, задыхаясь от смеха. — Ему нужны успокоительные.       К сожалению, Николсон дожидался её прямо за дверью. — Ты хоть понимаешь, что он мог тебя убить? Чем ты только руководствовалась, заходя к нему без сопровождения?       Он смотрел на взъерошенную девушку, видимо ожидая оправданий. Но Харлин продолжала молчать. И Аарон понял, что играть в молчанку сейчас бесполезно, так же как и держать её здесь. В таком состоянии. — Ладно, Квинзель… Иди домой. И поразмысли над своим поведением. Даю тебе отгул. Вернешься в понедельник и передашь дело Джокера другому психотерапевту. Я назначу тебе новых пациентов.       Ей понадобилось несколько секунд, чтобы осмыслить сказанное главврачом. Потом девушку охватила невиданная ей ранее ярость. За последнее время дело Джокера она начала воспринимать как свою собственность. И она уже открыла рот, чтобы возразить, сказать, что это несправедливо, но доктор Николсон лишь поднял ладонь. — Ничего не знаю, Квинзель! Впредь будешь знать — ещё одна подобная выходка, и ты вылетишь отсюда как пробка. И я сейчас не шучу, мисс.       Несмотря на угрозу увольнения, она одарила начальника злостным взглядом. Впрочем, у неё хватило ума промолчать. Психиатр, всё-таки…