Страсть

— Просыпайся, почтенный представитель семейства сов, ты опаздываешь на лекцию… Просыпаться Ричарду не хотелось совершенно, как и выбираться из-под теплого одеяла, да еще ради того, чтобы глотнув кофе и не жуя проглотить завтрак, оказаться в утренней промозглости старого Лондона. — Ну не-е-ет… — простонал он, разлепляя глаза только для того, чтобы встретиться взглядом с насмешливой синевой, — еще минуту… пять… — Напомнить тебе инструкции, которые ты выдал мне вчера вечером? — Рокэ, склонившийся над натянувшим на голову одеяло Ричардом, дернул это самое одеяло на себя. — Там было что-то про холодную воду… — Черт с тобой, — выдохнул Дикон, хватаясь за край ускользающего одеяла, — встаю… не нужно воды… — То-то же, — оскалился довольный быстрой победой Алва, — быстро умылся и за стол… Ричард фыркнул и, изображая вселенское негодование, поплелся в сторону ванной комнаты, щелкнул выключателем и на миг залюбовался во вспыхнувшем зеркале собственным сонным лицом, на которое украдкой выползала довольная улыбка. — Утро доброе, Окделл… Еще месяц назад, куря под моросящим дождем около крыльца факультета, Дик и предположить не смел, что жизнь его сделает такой кульбит и в кои-то веки в лучшую сторону. Конечно, наладилось все не сразу. Когда Рокэ появился в Лондоне и просил Ричарда если не о втором шансе, то хотя бы о прощении, Дик взял время для размышления. Думал о том, что решил сразу, несколько дней, мучительно выдерживая паузу и запрещая себе сразу броситься по адресу, который оставил ему перед расставанием Рокэ. Что это было? Упрямство? Невозможность поверить в то, что происходящее реально? Страх снова обжечься? Ричард сам не мог бы сказать, отчего тянул, мучая себя и Алву. Но когда выдержка его была исчерпана, он оказался перед дверью, за которой ожидал его решения Рокэ. Постучал, не слыша звука, который заглушал стук бьющегося сердца, и в ту же минуту оказался стиснутым в неловких объятиях Алвы, который безошибочно считал выбор Ричарда по лицу. Ни слов, ни сомнений, ни колебаний. Рокэ целовал его, затаскивая через порог. Ричард позволял, чувствуя, как медленно и мучительно из него по капле выходит напряжение последних дней, смешанное с загустевшей со времен Испании болью. Рокэ целовал не так, как в номере «Лестницы в небо», — доминируя и властвуя, сейчас это не было борьбой. Поцелуй походил на мольбу. Ричард принимал его, чувствуя, как подгибаются колени от собственного облегчения и чужой нежности. Рокэ отстранился, отступил, заглядывая Ричарду в глаза: — Твой ответ «да»? — Определенно, — задыхаясь, кивнул Дик, притягивая к себе Рокэ. Теперь целовал он, настойчиво и жадно, неожиданно для себя поднимая из глубин сознания откопанную в нем когда-то Алвой безудержную, опаляющую их обоих страсть. Губы к губам они, не отрываясь друг от друга, дотанцевали до гостиной, где упали на диван. Поспешно и неграциозно избавились от одежды, поддаваясь требованию изголодавшихся по страсти тел, слились в экстазе, громко и яростно втекая в яркий конец. Нежность и прочие желания пришли позже, как только немного был утолен дикий голод. — Я словно и не жил все это время, — выдохнул Рокэ, поглаживая левой рукой покрытую испариной спину Ричарда. Тот в свою очередь скользил пальцами по некрасивым шрамам, темневшим на смуглой коже Рокэ, испытывая смесь самых разных ощущений, одно из которых можно было назвать тревожной растерянностью. Время первых эмоций прошло, уступая место разговорам, возможно, не самым приятным. — Что будет дальше? — озвучил Дик свое основное беспокойство. Да, Алва смиренно упал к его ногам, покорно ждал, пока Ричард разберется со своей гордостью и желаниями, но по факту они оставались там же, где были в тот дождливый испанский день. Как бы то ни было, наученный опытом Дик видел пропасть между ними, которая с завершением Рокэ карьеры матадора немного уменьшилась, но не исчезла окончательно. Сколько Рокэ сможет торчать в холодной и неприветливой для южанина Англии? Как надолго останется в Лондоне? Думал ли он о том, как жить с тем, что каждый из них имеет? — Я надеялся, что ты захочешь остаться со мной, — произнес Рокэ, касаясь губами шеи Ричарда. — На ночь? — Дик зажмурился, принимая ласку Алвы и понимая, что снова голоден и готов выйти на второй круг, — останусь… — Насовсем, — вкрадчиво произнес Рокэ, заставляя Ричарда вздрогнуть и открыть глаза. — В каком смысле? — Дикон вмиг стряхнул с себя возбуждение и внимательно глянул на Рокэ. — Ты же понимаешь, что я не могу с тобой уехать, даже если бы захотел, моя учеба не закончена, до защиты еще два года… — А кто говорит про уехать? — Алва выглядел серьезным. — Я больше не смогу выйти на арену, потому мне без разницы где, важно — с кем. Лондон, Нью-Йорк, да хоть, прости Создатель, Париж — главное, чтобы ты был рядом. Кроме того… — на лицо Рокэ набежала тень, и Дик понял, о чем тот собирается сказать. — Мне нужно время, чтобы затянулась рана, и я сейчас не про сломанные кости… Мне, отлученному от боя, очень… непросто находиться там, где коррида — это часть культуры. В общем, я планирую на какое-то время обосноваться в Лондоне, — Рокэ глянул на Дика, — что скажешь? Ричард согласился, конечно. Не сразу веря в свалившееся на него счастье. Привыкал по капельке, опасаясь сойти с ума от осознания того, что Рокэ больше не охуительный призрак из прошлого, а живой, горячий, страстный и совершенно неуемный в желании секса сумасшедший испанец, который полностью принадлежит Ричарду. И, разумеется, Дик не сразу смог переломить себя и перебраться из общежития в прекрасную квартиру, принадлежащую семейству Алва. Рокэ стоило немалого труда убедить Окделла в том, что совместное проживание не является содержательством. Также он, не один раз возвращаясь к теме тех испанских денег, уверял Ричарда в том, что посылая их, не имел в мыслях ничего предосудительного и неприличного. Он был так красноречив днем и ненасытен ночами, что однажды Ричард решился остаться, позволяя Рокэ втянуть себя в совместный быт, но взяв с Алвы слово, что как только появится возможность, он будет вкладываться в расходы по содержанию их жизни. Рокэ не возражал, конечно, но с условием, что Дик не станет дурить в поисках той самой возможности, а посвятит себя учебе. На том и договорились. — Шевелись, mi amor, твой кофе почти остыл! — голос Рокэ, доносившийся с кухни, заставил Ричарда оторваться от созерцания собственной неприлично счастливой физиономии. Дик закатил глаза и, усмехнувшись, приступил к водным процедурам, думая о том, каким образом гроза всех быков Испании и заносчивый звездный засранец, который прежде плевать хотел на нужды окружающих, превратился вдруг в классическую наседку. За то время, что они жили под одной крышей, Рокэ заботился о Ричарде куда лучше, чем это делала госпожа Мирабелла. Оказалось, что Алва без привлечения посторонней помощи и всяких там оруженосцев даже в условиях неполной подвижности правой руки отлично умеет приготовить приличный ужин и совершенно сногсшибательный завтрак для своего юноши. В Памплоне они провели вместе слишком мало времени, чтобы Дик мог узнать о Рокэ такие подробности, там все мысли матадора были заняты корридой, теперь же львиную долю собственной жизни Алва посвятил Ричарду, изредка отвлекаясь на семейный бизнес, который синьор Альваро Алва вел в Англии. — Заканчивай плескаться! Тебе выходить через пять минут, Окделл! — Рокэ довольно натурально изображал гнев. — Я не могу допустить, чтобы ты опоздал на лекцию, и уж тем более чтобы ушел голодным, легкомысленный ты мальчишка! — Уже иду… — фыркнул Ричард, спеша на кухню и вслушиваясь, как Рокэ с английского легко соскальзывает в непереводимый испанский фольклор, звенящий той самой знойной страстью, которая когда-то свела Ричарда с ума.