Границы пунктиром

Жизнь Талии – нескончаемый побег от прошлого и перспективы надвигающейся смерти, пометки красным маркером на старой карте, обозначавшие места, в которые не стоит возвращаться, и уходящая в бесконечность серой лентой серпантина дорога без конечного пункта назначения. Она проносилась обезличенными днями в пути, сладким вкусом батончиков «KitKat», которые добывал на завтрак из ближайшего супермаркета Лука – ловкость рук, улыбался он, никакой магии, – и вечерами, когда Талия засыпала, прислонившись щекой к чужому теплому плечу. Лето опустилось на Калифорнию внезапно для тех, кто практически не следил за сменой календарных дат, разлилось огненным дыханием пылающего в безоблачном небе светила по сухой земле. От жара непроизвольно плавились в тягучий кисель мысли, а ленивая усталость сильно замедляла продвижение. Названия городов на основательно измятой карте теряли резкость, плыли размытыми чернильными кляксами, из-за чего Талии приходилось постоянно щуриться, чтобы сориентироваться в этом круговороте дразнящее-нахальных букв, которые, казалось, репетировали сложные акробатические трюки. Когда цель не в прибытии в какое-либо место, а в самом процессе, выбирать очередной пункт для краткосрочного отдыха можно было наугад. Быстрым движением пальца по разбегающимся точкам ближайших городов и ломаным линиям побережий, очерченных кромкой голубой воды. Маршрут, проложенный с закрытыми глазами, – Талия совсем-совсем не подглядывала сквозь опущенные темные ресницы – упирался в яркую гладь соленой воды и город Малибу. Они шли к океану. Прошлое резало по зарубцевавшимся шрамам тупыми осколками воспоминаний и видами, будто вырванными с туристических открыток и рекламных брошюр известных курортов, которые совсем не в творческом беспорядке скапливались когда-то на столе Берил Грейс. Прошлое отступало блеклыми картинками, когда Лука брал Талию за руку, чтобы не потерять в оживленном людском потоке, где вполне мог затаиться очередной мифический монстр. Сжимал ее ладонь бережно и почти привычно, растворяя эфемерные, как миражи в пустыне, воспоминания в непостоянном «здесь и сейчас». Пляж «Эль Матадор» – дикий и уединенный, с рваной каймой берега и шумно накатывающими волнами, посеребренными морской пеной, – едва ли походил на фешенебельные обломки жизни матери Талии. Однако завораживал великолепными видами. Из прозрачно-синей, переливающейся в свете солнца радужными бликами воды выступали, словно ступени за дрожащую бледной дымкой линию горизонта, массивные валуны, собирались причудливыми инсталляциями на суше и тянулись к силуэтам скал, изрезанных соленым ветром и сводчатыми гротами. Песок мягко шелестел под ногами мелкими гранулами, искушал скинуть кеды и пройтись по нему босиком, зарыть ступни в горячие светлые волны. И Талия не собиралась противостоять этому искушению, сбрасывая обувь и тяжелый рюкзак, оттягивавший уставшие, бронзовые от загара плечи. Она обернулась, ожидая скептичного взгляда Луки, – бег от монстров научил ожидать подвоха даже от самого безобидно выглядевшего места и самой милой, пахнущей теплым молоком и шоколадным печеньем старушки, – но он лишь усмехнулся той редкой озорной усмешкой, которая отражалась игривыми искорками подлинного веселья в глазах. Его рюкзак, а следом и клюшка для гольфа, уже давно служившая оружием против чудовищ, опустились на прогретый песок. И Талия не смогла не улыбнуться в ответ: Лука, конечно, старался быть серьезным и собранным, тем, на кого всегда можно положиться, однако так и не научился отказывать ей. Когда прошлое – рассыпавшиеся по карте кресты, тянувшиеся персональным кладбищем надежд, а будущее – петляющая по изгибам опасного лабиринта дорога из желтых кирпичей, которая, быть может, вела в тупик, существовало лишь «сегодня». Непостоянное, ломаное «сегодня» с раскаленным солнцем, плавящем глянцевую небесную лазурь, одной на двоих бутылкой отвратительно теплой газировки и выпущенным на волю весельем, вспенивавшимся на губах звонким смехом и рикошетом ударявшим в голову безрассудством. И не хотелось упускать ни одного мгновения. Они чувствовали себя почти школьниками на каникулах, блаженно вдыхая свежий морской бриз, собирали ладонями пригоршни прохладной воды – волны при этом едва не сбивали их с ног – и брызгали в друг друга. Бегали по мокрому песку, по-детски пытаясь как можно сильнее облить временного противника, однако выигрывала, как всегда, Талия. А Лука смеялся, когда после признания его поражения она старалась пригладить топорщившиеся, словно иглы дикобраза, мокрые волосы, но те только льнули темными прядями к щекам и торчали острыми кончиками в разные стороны. День таял так же быстро, как клубничный пломбир под калифорнийским солнцем, осыпался огненно-рыжими отблесками заката на ресницы, пока полубоги возводили песчаные замки с покосившимися башнями, больше напоминающими гибкие щупальца гигантского спрута, и кривыми зубчатыми изгородями. Влажный песок высыхал слишком быстро, крошился мелкими комьями под ладонями, и Талия, силясь прекратить разрушение, то и дело соприкасалась испачканными пальцами с руками Луки. Приятное тепло от этих прикосновений распространялось солнечными поцелуями по коже, грело. Солнце лениво опускалось за линию горизонта, последние лучи окрашивали бледной карамелью пушистые силуэты облаков, растворялись в колышущейся воде тепло-золотым мерцанием и прятались в причудливых изгибах скал бронзой и пурпуром. Первые призрачно-тусклые звезды-светлячки проступали на стремительно темнеющем небосклоне, а на землю опускались прозрачные летние сумерки. Талия с видимым недовольством поднялась с песка, отряхая от желтоватой пыли потертые джинсы. Приближалась ночь – время риска и чудовищ, затаившихся среди чернильно-синих теней, время опасности, которое лучше всего не встречать где-то на открытом пространстве. – Пора возвращаться, – словно прочитав мысли спутницы, произнес Лука, однако во взгляде его, обращенном к воде, едва заметно проступала бледным фантомом тоска: они знали, что будут скучать по этому оазису беззаботного веселья. – Давай еще вернемся сюда? – Талии не была свойственна подобная сентиментальность – карта пестрила лишь косыми линиями пометок об угрозе и пятнами от мерзкого кофе из автоматов, но это место, день, расслоившийся на картотеку ярких, как вспышки фейерверков, кадров, определенно стоили повторения. – Конечно, вернемся. И Талия верила. Не могла не верить тому, чьи обещания являлись единственной константой ее жизни, кто был рядом в любой ситуации и никогда не подводил, насколько бы безнадежным не было очередное их негероическое приключение, которое не вошло бы ни в один сборник мифов. Счастье искрилось статическим электричеством на кончиках пальцев и прорастало невесомыми сильными крыльями между лопаток, чтобы, подняв к окаймленным плавленым золотом облакам, сбросить, как опьяненного свободой Икара, вниз, на острые камни. В следующий раз в Калифорнию Талия возвращалась одна.