Perfect body

Спустя три напряженных дня, едва проснувшись, Боунс решает наведаться в отдел обеспечения прямо в ночной пижаме и попросить новый комплект формы — закончилась выдержка и терпение лопнуло. Потому что Джим Кирк, его лучший друг, чертов придурок, кажется, положил глаз на Эбигейл Вару, а Леонарду это пока как-то все не очень. Все три рабочие смены подряд, если они пересекались в одном помещении, Джим обязательно самым наглым образом, игнорируя подчиненных вокруг, пялился на него. Рассматривал, изучал, приглядывался, любовался. Это вообще ни разу не здорово, не смешно, и не прикольно, учитывая его с Джимом странные служебные отношения. Такое что-то среднее между пренебрежением и безразличием. На самом деле, Маккой и хотел бы каких-нибудь более теплых, да хотя бы просто более уважительных отношений с капитаном, и несколько дней назад он сделал попытку, помог Джиму добраться до каюты, только вот учитывая дрянной характер капитана… Что уж поделать, если Кирк сам выбирает, с кем ему состоять в близких отношениях. Да чего уж там близких, хотя бы просто дружественных. Леонард задумывается о прежних своих отношениях с Джимом. Никакой романтической подоплеки или чего-то похожего. Да, задорный парень из Айовы чуть ли не заново склеивал его после развода, помогал морально, поддерживал. Кирк даже помогал физически — писал за Лена разные работы, когда у него была практика в госпитале и он просто физически не успевал. Джеймс Ти. Кирк всегда убирался в их апартаментах, стирал и готовил тоже за двоих, он вообще как-то освободил во время учебы Маккоя от бремени ведения нехитрого студенческого хозяйства. Справлялся Джим не ахти чтобы круто, не как заправская домохозяйка конечно, но в их комнате всегда было чисто, аккуратно и светло. И в отличие от других кадетских комнат, уж точно ничем не пахло. Кирк и он — это пьянки в клубах и барах, выходные на бейсбольных матчах и рок-концертах, отдых за городом во время увольнительных, сотни сумасшедших воспоминаний и ощущений. Это приободряющие похлопывания по спине, радостные объятия и незначительные касания руками. Потом, после Академии, когда началась служба на Энтерпрайз — это тревожное «Боунс? Ты в порядке?» из коммутатора во время миссий и почти безэмоциональное «Будь аккуратнее, Джим» в ответ. Это разные шуточки про воздержание Маккоя и неспособность замутить с кем-нибудь, это сплетни обо всем на свете и самые сокровенные тайны Джима — те, что лежат на сердце и давят. Ну в самом деле, ну разве это влюбленность? Это нормальная адекватная дружба двух взрослых мужчин, понимание и поддержка. Это не дружба подростков, когда ты порывист и взрываешься от каждой мелочи, это когда ты принимаешь своего друга, как часть самого себя; принимаешь и заботишься о нем. Странно и тяжело думать теперь про все годы их общения в другом ключе, это же просто нелепо. Абсурдно. Да и потом, у Джима влечение к Эбигейл Вару, а не к Боунсу непосредственно. В животе что-то тяжело скручивается, кровь приливает к щекам. «О нет, только не ревность», — проносится в голове у Леонарда. Это же вдвойне абсурдно! Маккой приходит в себя уже у промотдела, ноги будто сами привели его. Японка средних лет встречает его недоумевающим взглядом и открывает в изумлении рот, услышав просьбу: — Два комплекта мужской формы медицинской службы, пожалуйста, — а потом Леонард протягивает свой ваучер. В этой серой пижаме он выглядит немного смешно, но даже до хозяйственного отсека ему не хотелось идти в платье. Стало слишком неуютно после той самой прогулки с капитаном, когда тот почти похотливо-грязным взглядом осматривал ноги Вару. О да, уж Леонард знаком с этим фирменным взглядом Джима. Держаться три дня — терпимо, но четвертого Боунс уже не выдержит. И если раньше ребята из научного отдела делали Эбигейл Вару комплименты, и это льстило непосредственно Маккою, то теперь стало неуютно. Не мерзко и противно, но пугающе. Ведь… Нет, думать о том, что может выйти из подобной связи, он даже допускать не стал. «Все ты умеешь испортить, Джим Кирк», — проносится у врача в голове. — А какой размер, мисс? У мужчин немного другие мерки, и я, если честно не уверена… — бормочет женщина, перебирая руками сложенную на полках упакованную в герметичные пакеты форму. Все простерилизовано, обеззаражено — ну хоть одну его мысль воплотили на корабле. Вещи не просто стирали и гладили, их еще и упаковывали в вакуум. «Джим, тебе недостаточно бактерий? Как насчет максимальной личной гигиены? Подумай головой!» — Ох, черт побери, не имею ни малейшего понятия, просто дайте что-нибудь, что как вы думаете, не будет мне жать. В результате, вернувшись в каюту с двумя комплектами формы, Маккой испытывает подавленность. День только начался, он еще не успел ничего сделать, даже позавтракать не успел, а уже устал. В голове какие-то глупые мысли роятся. А ведь еще нужно провести обследование свалившихся вчера от отравления трех старшин. Угораздило же их попробовать какие-то фиолетовые фрукты, напоминающие яблоки, на последней из планет. Ведь знают устав: не пить, не есть, не трогать животных… Только обвинять их после своего подобного поступка он теперь не может. Просто нужно помочь ребятам. В результате новый комплект оказывается очень даже хорошим. Маккой чувствует себя в своей тарелке, привычно, гораздо удобнее в брюках и водолазке, и это придает уверенности, сейчас бы он и Джима Кирка за любое глупое словцо растерзал. И хотя рукава кофты длинноваты, он закатывает их до локтя, так что завтраком в полупустом кафетерии Боунс наслаждается в полном спокойствии: читает отчет Чапел о тех ребятах и их состоянии, изучает результаты исследований этих самых фруктов из научного отдела и уже знает, что парней на ноги точно поставит. А уж завтра… Как же хорошо, что увольнительная не за горами, так хочется наконец спрыгнуть с Энтерпрайза на землю, побродить по любому городу, развеяться. Но тут у Маккоя над ухом раздается «Добре утро, доктор», и когда Эбигейл Вару поднимает голову от тарелки с мюсли (Маккой считает, что правильное питание необходимо независимо от того, в космосе ты или на Земле), то замечает Ниоту. Бог знает, что ей не понравилось сегодня, она конечно не такая придирчивая, как в самом начале службы, но все эти замашки еще при ней, ведь как иначе. Выглядит девушка немного взволнованно. — Мисс Вару, у меня к вам личный разговор. До начала смены десять минут, думаю, мы можем поговорить? — связистка садится напротив Леонарда и складывает перед собой на столе руки. — Да, пожалуйста? Что-то случилось? — доктор берет в руки чашку облепихового чая и отпивает; боже, дай счастья новому мастеру по репликаторам, теперь на корабле можно жить. Кружка обжигает пальцы, Боунс морщится. Отчасти потому, что прежде его разговоры с Ниотой заканчивались перепалками, но Эбигейл Вару, конечно, была тихой в отличие от своего кузена. — Это касается вас персонально. Я осознаю, что могу задеть весьма личную тему и пойму, если вы не захотите отвечать хотя бы на какой-то мой вопрос. На личную тему пообщаться Ниота пришла к Вару впервые, это и непривычно. Лен улыбнулся и махнул рукой: интересно, что будет дальше, раз вопрос личный? — Никаких проблем, лейтенант. — Мисс Вару, связан ли ваш сегодняшний внешний вид с недавним непристойным поведением капитана? — Ниота и сама, кажется, стыдится этого вопроса, ее лицо слегка бледнеет, Боунс же почти давится чаем. Краем глаза он видит, как Спок на другом конце комнаты останавливается у чашек и старается прислушаться. Не о чем волноваться, Спок. Разумеется это вызвало бы вопросы в любом случае. Так или иначе немного странно, когда полтора месяца девушка ходит в стандартной экипировке, а потом резко меняет форму одежды на мужскую. Леонард бросает в и так сладкий чай кусок сахара и шмыгает носом. — Лейтенант Ухура, это моя личная инициатива, не переживайте, — Ниота приподнимает бровь, а у Маккоя почему-то возникает непреодолимое желание выплеснуть чай ей прямо в лицо. Если бы он был несдержанным невротиком, то так бы и поступил. Какое ей дело до их общения с Кирком? — В госпитале я всегда работала в немного другом костюме, мне слегка неудобно, так и не смогла привыкнуть к этой вашей звезданутой форме одежды, весьма непрактично. Но смена формы не запрещена корабельным уставом, женщины имеют на это право, я знаю наверняка. Конечно ему удобно и в платьях, и в туниках — все это стало в итоге нормально, приемлемо, он смог привыкнуть. Но не признаваться же сейчас Ниоте, что Эбигейл Вару и правда решила никак не провоцировать своего капитана? Даже если Боунс и не совсем против. Лжет Эбигейл Вару конечно хорошо, даже лучше чем Леонард Маккой, но на Ниоту это не действует. — Капитан Кирк порой перегибает палку, и я говорю это как его… друг, — Маккой отводит взгляд в стену и думает, что у Джима осталось не так много друзей, и наверное в его жизни Ниота теперь занимает больше места, чем он сам, канувший в лету. — Ему требуется время, чтобы привыкнуть к новым людям, — лейтенант звучит слишком снисходительно, и это бесит Маккоя, он и без всяких нравоучений знает, какой задницей может быть Джеймс Тиберий Кирк. И вообще ему не нужен этот сеанс психотерапии. Что за глупости. — Я не понимаю, что вы хотите сказать, — Боунс вздергивает подбородок, поднимается из-за столика и идет к утилизатору, чтобы отправить грязную посуду в кулинарный цех. Как бы он хотел вот так же отправить все дерьмо, скопившееся в его жизни, на помойку. — Естественно, — Ухура мудро кивает головой и хмурится. — Это прозвучит нелогично, но вам не следует предвзято судить о нем. Мистер Кирк замечательный капитан, что он уже не раз доказывал во время различных миссий. «Но уж про его профессионализм-то не заливай, мы оба знаем, что этот засранец жив еще только из-за своего везения. И чего это вообще на тебя нашло, Ниота, м? Неужто решила заделаться в свахи?» — Конечно, — Лен ставит поднос в утилизатор и делает шаг в сторону от девушки. Почему-то она начинает бесить его. — А сейчас разрешите мне приступить к работе, — Ниота кивает ему, и доктор уходит. Маккой чуть ли не скрипит зубами по дороге в медицинский отдел. Весь день он работает без перерыва на обед, решает вопрос со здоровьем тех старшин, изучает в звездном каталоге планету, на которую они прибудь послезавтра и искренне радуется тому, что Лилиум — это искусственно созданная планета-курорт. Там тепло, много морей, около десятка огромных ландшафтных парков и зверинцев, и он знает, что четыре дня проведет наедине с природой. Маккой всегда был таким человеком, который чувствовал единение с природой сильнее, чем остальные. В Джорджии их дом стоял на краю леса, поэтому Лен знает все про грибы, растения и травы, уважает природу и отчасти поклоняется ей. В двадцать третьем веке людям все равно нужно искать себя в чем-то первобытном. Так что да, Лен рад. Сразу же в порту он планирует заказать трехдневный тур по заповеднику — как же чертовски хорошо, что в его распоряжении столько дней, спасибо Федерации за длинные увольнительные. Ему действительно необходимо восстановить жизненные силы, ибо с такой работой можно совсем чокнуться, действуют тут всякие Кирки на нервы. Возможно, он обратится к целителям, вдруг можно как-то вернуться в свое тело? Но сам себе он готов признаться, что почти отчаялся. Смена выходит вовсе не тяжелой, рядом под боком то и дело весело щебечет Кристина, никто не заходит с жалобами на боли или заболевания, и это вообще великолепно. Ибо редко когда среди четырех сотен человек все в отличном самочувствии. Он вспоминает про витамины и режим, который прописал Кирку, и хмурится. Интересно, следует ли тот его предписаниям, однако если брать во внимание ту роковую попойку Джима — определенно нет, не следует, ведь пить он ему очень не рекомендовал. Кто-нибудь, ради всего святого, подарите этому хулигану мозг. Как бы Леонард хотел не переживать за Джима, но он не может, это уже что-то на уровне инстинкта вроде отцовства. Вечером в каюте Леонард жалеет, что не обедал, однако чувствует себя таким выжатым, что даже и на ужин решает не выползать и не светиться перед офицерским составом лишний раз, сил смотреть на всех уже просто нет. Хвала инженерам, в каютах старшего состава есть простенькие репликаторы, поэтому ужинает он самым обычным черным кофе, разве что теперь, став женщиной, Маккой сыпет в него сахар. Много сахара. Наверное, пытается хоть как-то подсластить будни. Его взгляд падает на падд, который он не брал в руки уже неделю после последнего диалога с дочерью, и внутри что-то бухается вниз, когда он осознает одну вещь. И Джимовых сообщений не было уже около четырех дней; это странно. Леонарда впервые охватывает такое сильное любопытство и он теперь почему-то решает зайти в тот самый диалог. Ему и страшно, и интересно одновременно. Он примерно представляет, что может получить в свой адрес от друга, но его начинает мелко трясти, когда он открывает входящие. Боунс, куда ты пропал? Как ты? И почему не выходишь на связь? Черт возьми, Маккой, как только я доберусь до тебя, я надеру твой зад, клянусь. Леонард оставляет чашку на прикроватный столик и гасит свет — сообщений много, ночь тоже длинная, и с утра ему никуда не надо. Он пролистывает еще с десяток коротких сообщений и открывает написанное через неделю после его отставки. Хэй, Маккой, прекрати быть таким скрытным. Это даже не смешно, и почему кстати ты ничего не рассказывал про свою сестру? Она такая странная. Пожалуйста, пожалуйста, скажи, что это шутка. И возвращайся скорее, все переживают. Я тоже. Еще двадцать-тридцать сообщений вниз. По каждому из них он быстро пробегается глазами, но там лишь возмущение Джима по поводу Эбигейл Вару и просьбы выйти на связь на разные лады. Я думал, ты не предашь меня вот так, Леонард. Это, знаешь ли, неприятно. Насколько же ты эгоистичен, раз даже не можешь ответить мне. Это что, так сложно? У Маккоя тянет в груди, он буквально ощущает злость Джима. Хорошо наверное в твоем санатории или где ты там сейчас, сукин сын. Конечно хорошо, кто бы сомневался. А мне вот как-то не очень, знаешь. Я чувствую себя отвратительно — дерьмово осознавать, что тебя кинули после шести лет общения, даже не сказав «пока». Я всегда думал, что ты порядочный. Боунс, мне неприятно и мерзко. Возможно ты не заслуживал моего общения. Леонард прикрывает глаза и пытается отдышаться. Да, он по сути предал его, да, поступил глупо, но какая теперь уже разница? Сейчас он Эбигейл Вару, и разве обязан он брать на себя вину? Маккой сам себе на этот вопрос и отвечает — разумеется он виноват во всем этом странном поведении Джима, в его самочувствии. Это он добил капитана равнодушием, пренебрежением, халатностью. Хотя что он мог сделать тогда, не признаться же в том, что сменил пол? Это определенно не сыграло бы на руку. Но он мог отвечать на сообщения. Однако не задело бы это Кирка еще сильнее? Ты снова налажал, Боунс, в который раз. У Лена начинает шуметь в голове, становится тяжело, сил на каждое сообщение нет и он читает вырванные из контекста обрывки: Без тебя мне тут дерьмово, знаешь Когда ты вернешься, я ударю тебя прямо в лицо Почему ты кинул меня, Боунс? Я не прощу тебя, если ты не объявишься Придурок Ты нужен мне. Последняя фраза выбивает воздух из груди. Независимо от контекста. Леонард выключает падд и закидывает его под кровать. Гребаные сообщения, гребаный Джим Кирк со своими обвинениями и гребаная тупая ноющая боль в груди. Надо что-то менять.