Тёмные истории

      По тусклым, тёмным, холодным коридорам разносился звук приближающихся шагов, и выедающая остатки мяса с черепушки крыса нырнула внутрь груды костей, в своё импровизированное убежище. Захрустела кожа сапог с редким, едва отдающим шлепками босых ног; шелестом по полу протянулись полы мантии и едва слышно гремели крепления кирасы.       — Я не стану, — человек в рванье и капюшоне огрызался при любой попытке его затронуть, несмотря на свой совсем неважный вид.       — Но ты должен! Выпей! — монахиня протянула истязателю склянку с алой, точно рубины или сама кровью жидкостью.       — Я… не… стану! — Миддельтон лишь отмахнулся и склянка «крови» едва не выпала на холодные плиты, — пить… эту… гнусь!       Воитель покосился на истязателя, но продолжил сохранять — или, по крайней мере, пытаться сохранить не тронутое перепалкой и походом спокойствие. Несколько дней назад на группу с флагеллантом напали уродливые твари из внутреннего двора и москит, размером с добрую собаку вонзил острый нос в выпяченную грудь даже не пытавшегося уклониться мазохиста. Багряное Проклятье поразило многих — странная болезнь, похожая на наркотическую зависимость от красной жидкости, известной как «Кровь»; но Лигоньер видел и опиумные трубки и настойку опия, эти «вещи» совсем не были похожи на эту самую клятую Кровь. Хотя так же медленно убивали поражённого…       Однако фанатик стойко противился не своему — чужому желанию напоить его этой самой субстанцией и облегчить ношу и прекратить страдания, подарив его покрытому рубцами и шрамами более здоровый вид. Но Миддельтон противился, желая нести своё бремя без поблажек, побороть этот недуг, если лекари и госпитальеры не способны на это.       — Облегчи свою ношу, или проклятье поглотит тебя, — промурлыкала завёрнутая в жёлтые, точно гной одеяния антиквар. Несчастная Пиквини погибла в поисках лекарства, но вскоре приехала её соотечественница — Манвилл; хотя ей намекнули, что желтый цвет в городе, а точнее среди наёмников не пользуется популярностью, антиквар заявила, что он напоминает ей «родины пески».       — Язычница, тебе не понять сути настоящего бремени! — Флагеллант лишь отмахнулся и от неё, на что женщина лишь пожала плечами, вновь погружённая в свои мысли под собственное мурлыканье мантры.       В конце концов, сами же госпитальеры в городе его скрутят и зальют жидкость насильно, когда Миддельтон совсем изойдёт в агонии; быть может, он этого и хотел, получая некое садистское удовольствие от происходящего.       Руины остались позади, и группа возвращалась обратно мимо старой огромнейшей фермы. Именно у неё жадный смотритель закупал продукты и продавал их в несколько раз дороже и, судя по расценкам за пайки, уже мог бы скопить себе приличное состояние, но всё накопленное тратил то на бордель с игорным домом, то на комнату для самоистязания и молельню, впадая из крайности в крайность. В последнее время урожай на ферме оказался совсем скудный и бедный её владелец, известный как Мельник за, собственно говоря, обладание ещё и мельницей, горевал и тосковал как никогда, хотя набег Вволка удивительным образом не затронул его владений. Крестьяне продолжали батрачить, впрягая лошадей распахивать поля под колыхания веток пугала, всё было вполне привычно. На первый взгляд…       Дружинник тяжело вздохнул, утирая пот с морщинистого лба — вроде бы обошлось, даже истязатель сильно не буянил в этот раз. Старый вояка видел, как сходили с ума, не способные противиться Багряному Проклятью заражённые, но сейчас всё прошло спокойно. Но вот что ему казалось странным — вроде бы тёмные, пусть и освещённые пламенем факела коридоры руин, а свет совсем не такой, слишком холодный и не сочный; когда восходит солнце — оно светит ярко, тепло и греет, и именно так и должно было случиться.       А затем он поднял голову и замер в ужасе. Творящееся на небе действо поразило его сильнее, чем когда-то разорвавшееся пушечное ядро совсем рядом…       — Это случилось!       Рейнальд едва не подавился элем, когда в трактир ворвался явно взволнованный и смущённый, запыхавшийся Пашаль.       — Она… она вошла в нашу плоскость… она летит сюда! Падает!       — Кто, мать её за ногу? — поперхнулся Дисмас и недопитым элем заплевал воротник куртки.       — Комета. Осколок сияющего кристалла. Это он её призвал, он! — усы оккультиста задёргались на пляшущем от волнения лице.       Житель песков не прослыл среди товарищей маразматиком и сумасшедшим и на его волнения поглядеть и разобраться собрались едва ли не все; он сыпал непонятными для крестоносца терминами в попытке объяснить — «плоскость», «космос», «небесное тело», и прочими подобными, ведь церковь совсем недавно признала что Земля — круглая! Более-менее его смогла понять лишь имеющая академическое образование Бордетта, но и у неё возникали вопросы, и она вступила если не в полемику, то уж точно в диспут.        — Да ёб её за ногу! — вспылил Дисмас, - сначала та кровавая луна, теперь комета! Может уже, наконец, этот ваш Судный День наступит, а?!       — Так, ладно, это всё здорово. Но можно понятным языком объяснить — этот «кристалл» имеет какое-то негативное последствие? — поинтересовался прервавший спор Рейнальд. — Для нас и нашего окружения.       — Всё, что прибывает «извне» — крайне опасно и непостоянно. — Заявил Пашаль. — Воздействия могут быть необратимы — на разум и тело, но состоят из двух этапов: мгновенного при «падении» тела и постепенного, уже после.       — А упадёт она… куда? — осторожно поинтересовался Болдин.       — Мож’т на нас? — как-то воодушевлённо поинтересовалась следом Сигвайер, — может нам таки pizda?       — Сплюнь, язык-без-костей, — выпалила Ботин, — я помирать не собираюсь!       — Нет-нет, траектория падения она… иная, если расчёты не врут, — заверил оккультист. — Я в телескоп смотрел. Всё должно быть точно. — Житель песков извлёк из сумки размалёванную и расписанную в формулах карту, — она должна упасть во-о-от сюда. Кажется…       — Проклятье, это же Крестьянский Двор! — выдохнул Кардон. — Там же…       — Люди заправилы-мельника? — поинтересовался Гордон.       — Наши там. И им кажись именно то, что сказала Сигвайер, — пояснила Уистра.       — В любом случае, мы не можем их бросить, — заметил Альберт. — Возможно, стоит выдвинуться туда, после…       Небо озарила вспышка — сияющий, пульсирующий кристалл, вырезая в небесах полосу на огромной скорости, выгорая, стремительно падал вниз.       — …как оно упадёт?..       — ЭТО. КАРА. ГОСПОДНЯ!!! — Миддельтон не кричал, он орал во всю глотку, до хрипоты, в истерике, вытаращившись на падающий и пылающий в небе осколок кристалла. — Я готов её принять!       — Спасайтесь! Бегите! — призывала крестьян Фонтомея, но батраки как заворожённые в исступлении так же уставились на приближающуюся с небес гибель. Тогда монахиня кинулась к мельнику, едва ли отличавшемуся от своих рабочих, но он лишь мог выдавить:       — Он обещал…       — Оставь их, им уже не помочь! — мозолистая ладонь Лигоньера сжала её плечи до боли, — нам нужно убраться как можно скорее и как можно дальше!       — А проклятый, затмением религиозным пораженный? — поинтересовалась Манвилл, косясь на впавшего в экзальтацию фанатика.       — Он сам избрал свою судьбу…       Группа со всех ног рванула прочь от гиблого места, где замерло всё, буквально — даже животные и словно даже сорная трава тянулись к обжигающе холодному, сковывающее-липкому свету. Однако доспехи, кираса и длинные мантии не позволяли бежать слишком быстро в попытке покинуть зону неминуемой гибели, да ещё и трофеи, таки нужные сейчас, как никогда ценные. В суматохе антиквар оступилась и упала, сумки с золотыми монетами, драгоценными камнями, купчими и гербами упали на перепаханную землю, рассыпались и женщина принялась их собирать.       — Брось их! — в отчаянии крикнула сестра битвы, — пропади они пропадом, жизнь дороже!       — Должна исправить я досадную оплошность, — отрезала возившаяся с трофеями Манвилл.       — Проклятье, мы не успеваем! Живо в укрытие! — скомандовал воитель, когда группа резко прекратила движение. Однажды он не успел и не смог, но в этот раз он не повторит ошибки. По крайней мере, постарается не повторить…       Чем сильнее приближалась комета, тем больше странностей становилось вокруг — свет мерцал, менялся с холодного синего на обжигающе-светлый, переливался всеми цветами, сиял и тускнел, и ощущение всепоглощающего вселенского ужаса нарастало всё больше и больше.       А потом огромный кусок кристалла с треском врезался, ударил точно в мельницу, и та каким-то немыслимым чудом не разлетелась на куски, хотя грохот и треск стоял громче, чем при канонаде и добрый кусок здания рассыпался в труху. Последовавший хлопок и ударная волна повергли беглецов наземь, заходившую ходуном.       — Ты цела? — спросил у монахини дружинник, когда та смогла отойти от падения, но своего ли или кометы, ветеран не знал.       Когда сестра битвы упала, подкошенная мощным толчком он из последних сил стал на колено перед ней и закрыл щитом вместе с собой и металл кирасы и щита создал укрытие, о которые множеством ударились осколки кристалла.       — Твоими заботами, — Фонтомея выплюнула набившую рот при падении землю, — спасибо.       — Надеюсь, глупышка жива, — выдохнул Лигоньер, даже не задумываясь о судьбе истязателя. — Хоронить молодых — всегда тяжело…       Манвилл зашлась тяжелым, судорожным кашлем, когда комья земли набили рот и даже едва не засыпались в глотку. Ладони болели, когда стёрлась кожа вместе с ноющими от растяжения суставами и напряжёнными мышцами. Антиквар помнила, как что-то большое и гулкое за спиной треснуло и её бросило вперёд, словно пушинку; но на периферии сознания собирательница слышала знакомый звук — так рвётся пронзённая, израненная плоть. Более-менее прейдя в себя, она почувствовала рядом с собой что-то большое и отдающее даже не могильным, а каким-то иным, холодом, точно из глубин космоса, иного пространства. А затем обратила, что перед ней по богам упёрты в рыхлую землю две мощные, стёртые и сбитые ладони, одна из них в перчатке без пальцев. И что-то капало на спину…       Ужас сдавил грудь, волосы под платком встали дыбом, а к горлу подступил ком. Антиквар не могла помыслить о подобном, да и едва ли Миддельтон способен на подобное; она слышала, что «Флагелланты» носили не только обед безбрачия, но и воздержания от плотских утех; но, сколько она пролежала так, без сознания?.. Что это там капает? Боли сзади не было, и осторожно антиквар развернулась на локтях, чтобы увидеть его и замерла.       Да, он был сверху, упёршись руками в землю и скалился. Скалился от нескрываемого удовольствия. А из груди его торчал огромный, пробивший его насквозь отдающий холодом осколок; только капли с самого острия капали ей на мантию, остальная кровь вмерзала в кристалл. И струйка крови побежала по скуле вниз, упав ей на лицо. Этот осколок предназначался ей, он должен был убить её, а он…       — Бремя… нельзя… отложить. Смерть… нельзя… отсрочить… — Прохрипел он, когда Манвилл выбралась из-под объёмного религиозного фанатика.       — Спасением своим обязана тебе, — пробурчала она, сгребая ближайшие к ней сумки, когда флагеллант поднялся на колени.       — Иди… неси своё… — Выплюнул он вместе со сгустком крови и раскинул руки в стороны, точно стоя в распятой на диагональном кресте позе, когда кристальная крошка стала нарастать на нём, как сталагмит в пещере.       Что-то внутри неё сломалось и треснуло, как та проклятая мельница. Она едва была знакома с этим человеком, и у них не могло быть точек соприкосновения — разная вера, разные принципы, разное мировосприятие и мировоззрение. Но сейчас антиквару захотелось обменять все свои сокровища, все, что она нашла и нажила на его жизнь; или попытку её вырвать из толстого холодного кристалла.       — Спасу тебя я от бремени проклятья, иначе не имею права зваться «Дочерью Песков»! — шёпотом, едва слышно поклялась антиквар, приложив ладонь к плоской поверхности кристалла, сковавшей истязателя всего и полностью.       Даже через толщу сковавшего его кристалла истязатель будто бы услышал её и к удивлению последней кивнул, словно находится в толще воды, однако через мгновение полностью замер, а затем осколок и вовсе стёр все очертания, заполнившись непрозрачной пеленой. И сама земля стала меняться — это была не чёрная и не коричневая, но отдающая серостью и тусклостью пародия, словно раскрошённый и брошенный уголь. А осколки цветущим садом распластались по поверхности, прорастая не хуже сорной травы.       — Милосердный господь… — Оханье Фонтомеи над ухом выдернуло её из прострации. — Да хранит нас…       Только сейчас антиквар увидела тоже, что и она — батраки, целая их армия, но уже не похожих на себя: словно выгоревшие угольки, иногда конечности весели точно на незримых ниточках, тлеющие не тёплым красно-оранжевым светом, а мерзко-противным зелёно-синим свечением. Все — рабочие, лошади, даже пугала и зацветшие, ожившие в каменной форме кристаллы — всё уставилось на них пустыми белыми глазницами, во главе с возвышающимся над ними Мельником.       И пульсирующей в утренней заре, переливающейся всеми цветами спектра огромной мельнице; точнее, осколку внутри неё…

***

      И Лигоньер и Фонтомея смутно помнили, как добрались до города, как встретила их выдвинувшаяся вся ветеранская братия, наблюдавшая падение кометы и завалились в трактир, заливать пережитое алкоголем. Зато Манвилл поведала всё — и о судьбе Миддельтона, и об участи Мельника и о падении кристалла; она говорила нараспев, в своей манере, но холодно и сухо, словно её не тронуло ни что из случившегося, словно она переживает это не первый раз. Пашаль долго изучал документы, найденные в ходе различных экспедиций. В записях бывшего владельца владенья кое-где проскальзывала информация, что он — в очередной раз, поступив как последний мерзавец — виновник пришествия кометы, призвал её древним ритуалом, но, вероятно, что дожить до долгожданного триумфа, способного принести ему немало прибыли и покрыть убытки натворённых дел не успел.       — Эту «аномалию» следует изучить и, по возможности, устранить или обезопасить наши жизни и всех остальных, — заявил Оккультист. — И я твёрдо намерен это сделать прямо сейчас! Если она поглотила всю ферму, весь Крестьянский Двор, быть может, уже к ночи она заберёт всё! Но без помощи помощи не обойтись…       Пошёл ропот и перешёптывание — неизвестность хоть и манила, но пугала больше, сковывая желание идти в пустоту. Рейнальд уже хотел было вызваться в поход, но был одёрнут Ботин — та не желала, чтобы крестоносец рисковал понапрасну.       — Ошибку допустила я, и душу, скованную камнем, мне следует спасти, — жестко, но крайне решительно отрезала антиквар.       — Ты там на кой? — желчно сплюнул Гордон. — Ай, пёс с ним, если там есть чью башку раздолбать — я в деле.       — Кажется, это будет прекрасная баллада… если мы переживём поход, не так ли? — Ходенс перебрал трелью струны своей лютни, — что ж, двинемся в объятья гибели!       — Замечательная компания: надеюсь, вас не огорчит новость, что мне не хочется помирать вместе с вами всеми? — хмыкнул охотник за головами.       — Это ненадолго, поверь…       Небо в проклятом участке сияло как никогда раньше и факела не понадобились, зато остальное группа набрала едва ли не под завязку. Отряд выдвинулся под молчаливое одобрение остальных в опасное путешествие. Скрипнула ветхая калитка за спиной и товарищи двинулись навстречу пришельцу с далёких, необъятных звёзд…