***
— Ни черта что-то игра не идёт, — Ходенс поморщился, прожигая взглядом собственные карты. — Тогда бросай карты и иди спать, — промурлыкала Ботин в ответ, поглаживая рубашку собственных карт на столе. Гордон в напряженном молчании изучал собственную пришедшую ему «руку»; будучи закалённым игроком, охотник за головами рассчитывал свой каждый ход, и псарю стоило бы задуматься, поскольку его ход наступал именно после хода наёмника. Вместо этого мужчина окинул взглядом остальных игроков — Фонтомея изучает внимательно собственные карты, задумчиво; Пашаль вскинул руку к потолку с бокалом в тосте, чтобы одним глотком выпить всё его содержимое. Карты легли на стол. Отбиться оказалось не сложно и, хлебнув ещё пива из кружки, псарь выложил собственные карты рубашкой вниз. Битые карты ушли в отбой. — Пойду, облегчусь, — сообщил он, отодвигаясь со стулом от стола. — А то, что здесь дамы, тебя не смущает? — ухмыльнулся скоморох, — о таких делах… — Ой ли, кто бы говорил, — не осталась в долгу мародёр, — твои шуточки тоже… Дальних разговоров он не слышал, оказавшись за порогом игорного дома. Ему нисколько не хотелось выйти по нужде, но нужно было как-то отвлечься. Из головы всё никак не шёл тот самый случай с монстром и Кардон покрутил в мозолистых пальцах всё то же перо. Стоило ему рассказать ту историю и предъявить находку за игорным столом и тут же пошли слухи и разговоры. И что эта тварь обитала тут ещё в древние времена, и что именно от неё пошла порча, которая захватила не только местные земли, но и подземелья брошенного на холме поместья, и что это чудовище выклёвывает своим чёрным клювом из детских глаз те самые многочисленные драгоценные камни, оставляя в глазах лишь чёрный угольный страх. Неожиданно кроме песни сверчков и наставившей ночи мужчина различил ещё один звук, очень странный и непонятный, словно какое-то шарканье. Настороженный Кардон последовал за шумом, ведущим к их банковскому хранилищу, возведённом на с огромным трудом добытые ресурсы, хранилищем их денег и ценных вещей. В ночной мгле мужчине сложно было что-то различить, а факел зажигать стало не с руки, чтобы не спугнуть объект возни и копошения — а иначе быть и не могло, хотя всяких воришек вроде как уже изловили и извели. Лунный свет пробился через окно и упал на его собственный значок, от чего тот сверкнул на мгновение; и это действие заставило воришку дёрнуться на блеск. К своему вящему удивлению и ужасу Кардон разглядел в хранилище ту самую огромную птицу-мутанта, копающуюся в сложенных сумках. Но пораженный такой наглостью твари, вместо того чтобы броситься наутёк псарь что было духу засвистел в свисток, оповещая всю округу о чудовищном акте воровства. Впрочем, вместо того, чтобы заклевать образовавшуюся угрозу, нарушитель поступил по-вороньи — попытался улизнуть, бросившись в огромное окно, зажав в клюве сумку с отобранными вещами. Стекло с треском разлетелось и от этого на мгновение лишило чудовища связи с пространством, от чего оно со всего маху врезалось в чей-то курятник. К галдежу и лаю добавилось ещё и дикое кудахтанье и разлетевшиеся во все стороны вместе с перьями куры заполонили округу. В попытке понять что вообще твориться оно метнулось обратно, но из-за стены перьев снова не смогло найти нужного пути и влетело в дом мирно посапывающего Рейнальда. Вскочивший от карканья и грохота по всему дому крестоносец обнаружил чудовище, носившееся по дому в попытке хоть куда-то деться, и повалил за собой шкаф, на голову ему упал походный котелок. — Боже милосердный, что происходит?! — вопрошал Рейнальд в попытке зарубить непрошенного гостя мечом, когда тот всё же смог выскочить из перевёрнутого верх дном дома. Неизвестно, кто перепугался больше — воришка или его жертвы, но уже весь город гудел под крики Кардона «Держи вора, лови ворюгу». — Наши сокровища?! — шоку Сигвайер не было предела, она вытаращила на ворону свои глаза, вмиг налившиеся кровью, — а ну стой, сука! Воришке бы в этот самый момент взлететь, но во время переполоха он запутался тушей бельевую верёвку и развешанные постиранные на днях наволочки и по этому смог лишь бежать куда глядели его чёрные как сама ночь глаза. Издавая нечленораздельные вопли, полные ругани воительница гнала птицу по всему городу, дабы отнять заработанные кровью и потом вещи и в попытке зарубить её размахивала собственной глефой, не давая остальным своим товарищам загнать птицу в укромный угол или просто её поймать. — Стой, Pitukh yebanyy! — чувствуя, что теряет равновесие, она бросила в его сторону собственное оружие, но так и не попала — очень уж резвым и вёртким оказался гад. В этот самый момент чад кутежа достиг своего апогея. Ставший посреди улицы Дисмас распахнул полы пальто, сверкнув целой дюжиной заряженных мушкетов, но пальба ни с одной, ни по очереди, ни с двух рук сразу не дали результата — скачущая точно блоха тварь со звоном трясущегося на башке котелка носилась по городу с зажатой сумкой в клюве в попытке освободиться от верёвки и белья. Ножи и шприцы застревали в стенах, чумные или слепящие гранаты разбивались об пол совсем не рядом с птицей. Наконец твари удалось избавиться от верёвки и расправив чёрные крылья, она взмыла вверх, поджав лапы в попытке не попасться на брошенный крюк или щупальце. Уйдя от арбалетного болта в сторону, оно приложилось о крышу чьего-то дома и сорвало черепицу, растворяясь лишь чёрным силуэтом на фоне восходящей луны. Выбравшись из дорожной грязи, Сигвайер лишь злобно прокричала уже вряд ли слышащему её воришке: — Pitukh, blyat'! — Я знаю, где прячется эта тварь, собака взяла след, — заявил Кардон, едва сдерживая свою боевую подругу на поводке, — я это чудовище сюда привёл, я его и убью… — Грохнем эту курицу и заберём то, что она у нас украла, — поддержал его Гордон, — выследим эту тварь. — И что вы будете делать, когда она снова попытается улететь? — упрекнула их Уистра, догнав новоявленных охотников, — уверена, моя помощь не будет лишней. — Подождите меня! Я должен её изучить, — кричал торопившийся им в след Пашаль, едва не путаясь в полах своего наспех накинутого халата и с трудом удерживаемые в руках свитки. Глядя всей этой удаляющейся в сторону чащи Рейнальд махнул рукой — пусть идут, ведь по городу стоило навести порядок. В конце концов, они взрослые люди, сами знают на что подписываются; и всё же крестоносец молился, чтобы товарищи вернулись если не с добычей, так хотя бы живыми…***
На удивление они достаточно быстро достигли своей цели — стоящего на утёсе огромного дерева, к тому же, несмотря на столь поздний час, они не встретили по округе ни единой души, хотя один факел и сгорел, пока добирались. Группа вломилась в лавку смотрителя, и пока тот пытался прийти в себя, набрали всего, чего только могли и выдвинулись в путь, сославшись на то, что всё это они оплатят по возвращению. — Вон там он прячет свою добычу, — Кардон указал пальцем на больше, свитое из скрюченных веток и чьих-то костей гнездо, — теперь ему не уйти. — Если ему так дороги его пожитки, он будет драться за них до последнего, — заметил Гордон, — загнанная в угол крыса отчаянно сражается за свою жизнь. — И всё же, если его жизнь подвергается явной опасности, при условии поведения обычной вороны это существо бросит своё обиталище и попытается спастись бегством, — выдвинул предположение Пашаль, — вероятно, украденное он тоже оставит… — В общем, грохнем эту тварь! — решительно заявила Уистра. — Нечего наши вещи красть! Первым шёл охотник за головами, опасливо помахивая своим топором и крюком на цепи, следом едва удерживая на поводке собаку, следовал псарь, крепко сжимая дубинку; осторожно шагал следом оккультист, потирая свой кинжал в надежде вскрыть им тушу монстра для дальнейшего исследования; замыкала строй арбалетчица с взведённым орудием на изготовку. Существо склонилось над украденными пожитками внутри гнезда, однако заприметив незваных гостей испуганно крикнуло и уже хотело было снова улететь. Но взяв разгон, резко остановилось, устремив взгляд в сторону гнезда, задержалась на месте. Жадность боролась с инстинктом самосохранения, но когда на его голову обрушилось проклятье оккультиста, бросилось вперёд, с огромной силой стукнув Пашаля чёрным клювом. Халат покраснел от расплывшегося кровавого пятна, а самого мужчину отбросило к старому дереву. — Ах ты… — Зарычал Гордон и что было силы всадил топорище в морду твари, но к своему удивлению обнаружил, что оружие не только не раскололо голову вора, но и застряло в слое плоти и пуха. Чудовище уже хотело было мотнуть головой в попытке отбросить незадачливого охотника в сторону, однако вскрикнуло, когда шипованная дубинка хорошенько приласкала её в висок. Арбалетный болт должен был впиться в грудь чудовища, однако то дёрнулось в сторону, и болт впился в один из черепов между веток. В этот момент ворона решила, что её гнездо подверглось атаке и с душераздирающим воплем метнулось к жилищу, волоча за собой вцепившегося в рукоять топора наёмника. Тварь оставила его только когда вцепившаяся в неё собака Кардона повисла на спине, впившись острыми когтями. Пока оккультист заканчивал перевязку и ритуалом заставлял зияющую дыру в груди затянуться, охотник за головами принялся рыскать по гнезду в поисках выскочившего из рук Вдоводела и ненароком зацепил что-то твёрдое, гладкое, большое и неестественно, но едва различимое в темноте. Это действие вызвало неописуемый гнев чудовища — оно изошло в дикой агонии в попытке заклевать или разорвать Гордона клювом. К счастью это больше походило на дикую и необузданную ярость, ворона толком не могла задеть извивающегося точно ужа на сковородке человека, лишь разметав по всему утёсу ветки и окончательно разворошив собственное же гнездо самостоятельно. Во все стороны летели золотые монеты и драгоценные камни, перья и черепа. Однако агония закончилась, когда болт впился в спину твари. Завидев уже реальную угрозу для себя, монстр взял разгон в попытке насквозь проткнуть охотника за головами, заприметив на голове Уистры бандану с мишенью. Попытка оказалась не самой удачной — арбалетчица прыгнула в сторону и повалилась на холодный камень утёса, когда огромная ворона со всего разгону ударилась всей тушей об ствол дерева, на которое ранее отбросило ударом оккультиста. Огромную пернатую тушу шатало из стороны в сторону, истекающая кровью и выбившаяся из сил ворона едва смогла выдавить из себя писк и на последнем издыхании попыталась улететь, слегка подпрыгивая при попытке начать взмахнуть огромными крыльями. — Стой, курица мокрая! Стой, дешевка! — Гордон бросил в её сторону крюк, и острое лезвие вцепилось в огромную птичью лапу; охотник за головами попытался остановить её попытку бегства, но желание вороны было столь велико, что от силы мужчину повалило на камни и потащило за собой в след, — ах ты ж… Едва тварь начала отрываться от земли, как в её бедро — или чем это было — в мощном прыжке вонзила свои острые зубы собака и повисла, заставив птицу каркнуть от боли, это действие ещё сильнее усугубило попытку спастись бегством, особенно когда мощное щупальце сильно ударило по крылу, осыпав утёс градом перьев. Когда цель была уже совсем близка, а шанс наёмника оторваться от земли при условии и отправиться в полёт, что он не выпустит цепь из рук, оказался совсем не призрачным, заточенный арбалетный болт впился в сухожилия на крыле, и под оглушительное карканье пернатая туша грохнулась на камни. Впрочем, просто так умирать оно не собиралось — качнув головой, клювом, словно веслом отбросило попытавшуюся укусить собаку прочь, словно отмахнувшись от назойливой мухи; шпорой своей когтистой лапы оно отшвырнуло охотника за головами и мощным взмахом крыла огрело поспешившего на помощь псаря. И даже когда выросшие через камни мощные щупальца, призванные оккультистом обхватили и сжали извивающуюся тушу, оно не ослабляло напора и силы в попытке спасти свою жизнь; лишь, когда прижавшая к земле сапогом арбалетчица нацелила своё орудие в открытый клюв монстра и выстрелила, издав свистящий предсмертный хрип, тварь затихла и замерла. — Допрыгалась, курица щипаная, — хмыкнул Гордон, поигрывая в руке топором, после чего сплюнул на камни кровавый сгусток, — тоже мне… — Какая странная форма, — Пашаль уже во всю принялся изучать изувеченное тело, — поверить не могу, что строение его тела могло измениться под действием порчи. Определённо это вызывает интерес. — Смотрите — наши пожитки! — Радости Уистры не было предела, когда в грудах хлама нашлась сумка с украденными безделушками. Пока вся группа мельтешила вокруг скрючившей когтистые лапы птицы, Кардон бросился к собаке; она не оказалась раненной и не пострадала, но забота о ближней подруге входила в первостепенные заботы мужчины. И всё же ему показалось, и слуга закона даже протёр глаза в попытке избавиться от наваждения — словно под его ногами хрустит какая-то крошка, а несколько маленьких теней промелькнуло около развалин гнезда и скрылись вниз по утёсу. Однако это не в коем разе не помешало отрубить голову поверженной птице — тащить всю тушу, как бы не умолял и не просил учёный никто не пожелал да собрать разлетевшиеся по округе драгоценные камни; кроме того наёмник срубил лапку в качестве трофея, несмотря на её жуткую вонь. По возвращению товарищей и возвращению ими же украденных ценностей была закатана пирушка, особенно радовалась Сигваер, вытанцовывая свой очередной танец после выпитого бочонка эля; она даже прицепила несколько перьев в своё одеяние, так и не пояснив значение своих слов, коими она одарила покойного воришку. Пашаль в любом случае оказался доволен оставленной головой существа, наречённого «Жуткий вопила» — действительно, его вопли оказывались крайне неприятными и душераздирающими. И всё же, допивая пиво, Кардона не оставляла странная, навязчивая мысль. Чего вдруг, если Вопила просто ворона-переросток начал так яростно защищать своё гнездо вместо того, чтобы просто сбежать? Ему не составило бы сыскать новых безделушек. Нет, там было что-то совсем иное, что-то другое, что потревожил Гордон, когда рухнул в гнездо. Гладкое… большое… круглое… твёрдое… хруст под ногами… маленькие тени. Холодок пробежал по спине; законник изучал повадки животных и птиц, и осознание пришло, совсем не принеся радости — это были яйца. Яйца, из которых вот-вот должно было вылупиться потомство этой твари, а безделушки — лишь подарки, попытка потешить непомерную алчность, собственную и своего же выводка. Вряд ли малыши примутся мстить за смерть родителя, когда подрастут, но повадки и желания передаются от предков к потомкам. Допив свою пинту, псарь попрощался с всё ещё веселящимися в празднике товарищами, сославшись на усталость. Действительно, это была вовсе не отговорка, сегодня был тяжелый день. Тяжелый, кропотливый, и от того отдых был столь желанным. Мужчина доплёлся до своей сторожки, заменившей ему дом, не без труда снял с себя промокшую от пота и крови — к счастью лишь чужой — одежду и взгромоздился на скрипящую от каждого движения кровать. Едва он улёгся, как у него в ногах устроилась его верная подруга; гладя её по голове, Кардон быстро ощутил, как ушло смятение и мрачные беспокойные думы, и не заметил, как провалился в сон до самого утра. Последней мыслью после брошенного взгляда на лежащее на полке чёрное длинное перо оказалось то, что встреча с пернатыми воришками едва ли оказалась последней…