6
8 апреля 2018 г. в 13:50
Запись от 7 декабря 2017 года
Позавчера ты весь день не отходил от меня ни на шаг, ни на минуту не оставлял одного. Ты не дал мне и секунды провести нормально… без тебя. Я задыхался, мучился от того, что ты рядом. Ты никогда не замечаешь насколько мне плохо рядом с тобой.
Про Марко за весь день ты не вспомнил ни разу. Хотя нет, кому я вру, вспомнил, конечно же, и не раз, но не показывал виду ни мне, ни себе. Ты вел себя, как ни в чем не бывало. Эгоистичная ты тварь! Тебе что совсем наплевать?
Ты был слишком нежен и ласков. Стоило щелкнуть пальцами как, хочешь — вот мне и любимые роллы с другого конца Нью-Йорка, хочешь — вот и горячая ванна, и так далее. далее. Ты словно боялся меня потерять. Смешно, но, наверное, ты думал, что я сбегу с каким-нибудь вшивым стриптизером.
Конечно, было заметно, что весь день тебя терзали разные мысли по поводу меня и скорее всего тебя впервые посетила мысль о том…, а что если я тебя не люблю? Было видно по тебе, по твоим чертовым глазам как тебя разрывают сомнения, мучают вопросы и тебе нужны на них ответы, но ты не говорил ничего, выходящего за рамки обычных стандартных нежностей.
Вчера произошло что-то… что-то… нет, я не знаю как объяснить. Днем к нам приехал Тим со своей девушкой, чуть позже Георг с женой. Мы сидели в гостиной, пили чай и разговаривали. Я не слушал о чем идет речь, но почему-то изо всех сил старался поддерживать беседу. Мне не хотелось, чтобы они уходили и вновь оставили меня наедине с тобой, а ты мешал мне. Мешал, тварь! Сидел рядом то и дело, целуя в щеку, плечо, губы. Хотелось оттолкнуть тебя, убежать и спрятаться, но ты держал меня словно питон в своих кольцах, отбирая кислород, оставляя следы на теле, прокалывая кожу двумя острыми клыками, впрыскивая яд в кровь. Яд? Странно, питоны не ядовиты и свою жертву они просто душат. Я когда-то смотрел много передач о них, представляя на месте какого-либо животного, обвитого кольцами змея, тебя. Как позвонок за позвонком ломается твой хребет, как змея заглатывает тебя всего целиком.
Значит ты не питон, а гадюка. Впрыскиваешь яд в кровь, а потом ждешь, когда внутренности жертвы заживо превращаются в кашу, которую ты после выпьешь на обед.
Вскоре позвонил Уайт, и эта тварь сообщила, что первая версия рождественского сингла вашей бездарной группы готова. Все так обрадовались, что не заметили той вспышки агрессии, на мгновение озарившей мое лицо. Затем у этой убогой свиньи Уайта появилась гадкая идея приехать нам в студию и прослушать эту гребаную песню.
И мы поехали? Да!
И я улыбался тебе, твоему долбанному брату с его потаскушкой, твоему другу и его женушке — второсортной шлюхе, а в мыслях я вас всех одного за другим собственноручно укладывал в гроб, закрывал сверху крышкой и сам же ее заколачивал гвоздями.
Мы приехали в студию, где нас и встретили Уайт и Густав.
Песня была отвратительная; притворное неживое звучание инструментов, под аккомпанементы которых завывал ты не своим механическим голосом, вызывая по коже мороз острыми иглами отвращения и ненависти.
Вы решили, что сингл нужно немного доработать, так как версия еще сыровата, поэтому весь остаток вчерашнего дня, а также ночь и сегодняшний день должны были провести на студии. Меня, пассию твоего братца и женушку Георга отправили домой. Видимо наша троица, настолько сильно изображала восторг, что нам дали по диску с записью этой самой ничтожной композицией.
Я взял твой феррари и помчал домой, радуясь, что наконец-то хоть и ненадолго избавился от тебя. Как же красиво звучит «избавился от тебя»!
А дальше все как в тумане. Я понимаю, что припев и вообще вся эта гаденькая песня намертво застряла в голове и раз за разом играет там, будто кто-то постоянно включает пластинку на повтор, и она играет и никак не выходит из головы. Я теряю управление и чуть не съезжаю с трассы, а эта песня продолжает играть у меня в голове. Я бью себя по щекам, больно царапая кожу, но ты не затыкаешься, а продолжаешь петь, выть, шептать в голове.
Я заехал в какой-то магазин и купил кучу пустых болванок. Я не помню, сколько их было. 100? 200? Может больше? Я не считая, брал их упаковками.
Приехав в дом, я тут же кинулся к компьютеру. Я копировал раз за разом эту песню на диски, и когда все диски были заполнены, я точно не помню, как и зачем я растопил камин.
Могу ли я объяснить, что происходило далее? Нет!
Пес жалобно скулил и вертелся где-то под ногами. Я погасил свет и медленно опустился перед камином на муляж белой красивой шкуры медведя. Рядом россыпью валялись диски. Один, второй, третий, диск за диском совсем легко падали в огонь и плавились, скукоживались, потрескивали, источая запах гари, а я смотрел как завороженный, улыбался и смеялся.
Мне показалось недостаточного того, что они слишком легко и беззаботно горели, не принося желаемого удовольствия, и я начал ломать эти диски в руках.
Я не помню, что было дальше.
Я сидел у камина, поджав ноги коленями к подбородку, и смотрел на тлеющее пламя и как-то странно раскачивался из стороны в сторону, совсем тихо напевая твою песню.
Когда пес начал скулить совсем громко и рядом, то это вывело меня из этого состояния. Я огляделся, приходя в себя. Везде были обломки дисков, пепел, все в саже, руки болели от мелких царапин, а в камине была черная тлеющаяся масса оплавленных дисков.
Мне стало страшно? Да!
Как? Что? Что со мной происходит? Я не контролирую и не могу объяснить свои действия. Это же ненормально?
Запись от 8 декабря 2017 года
Сегодня я ездил в город, просто, чтобы отвлечься и потратить твои деньги. Я не сказал бы, что мне нужны какие-то вещи, просто мне приносит удовольствие спускать на ветер ТВОИ деньги, которые ты зарабатываешь, пропадая ночами в студии или разъезжая по турне. Ты вертишься как белка в колесе, работаешь не покладая рук, выкладываешься на полную катушку, а я все трачу и трачу!
На улице я встретил мистера Янга- психолога, к которому я ходил на приемы чуть больше года назад. Неожиданная встреча, правда?
Начался сильный дождь, и мы забежали в какое-то кафе. Мы пили чай и разговаривали. Он сказал что-то вроде того, что я неважно выгляжу: бледный, дерганный, затем спросил как у меня дела и тут я начал рассказывать, даже не думая, что именно. Мне было важно, что хоть кто-то меня выслушает, а может быть и поймет.
Я говорил и говорил про тебя, про дом, про пса, про эту песню, про то, как разорвал фотоальбом, про то, что стал вести дневник. Я точно не помню, что именно рассказывал, но каждую минуту повторял одно и то же слово «ненавижу».
Мистер Янг слушал долго и внимательно, не произнося ни слова и только, когда я это заметил и спросил в чем дело, он, протянув мне свою визитку, сказал, что уже как полгода он переквалифицировался в психиатра и открыл небольшую клинику.
— Вы, Томас, так молоды и уже ломаете свою жизнь. Не стоит. Может быть, вы как-нибудь заглянете ко мне на прием? Мы просто побеседуем, и я может смогу вам чем-нибудь помочь.
Помочь? Мне? Психиатр? Мне нужна помощь психиатра? Что за бред?
Я что-то выкрикнув, вскочил из-за стола и начал надевать плащ. Трясущимися руками пытался застегнуть молнию, но она не поддавалась, также как и пуговицы.
— Успокойтесь. Это же не значит, что вам надо лечение или…
— Да как вы смеете. Я что, по-вашему, психически невменяемый? Я нормальный! Нормальный!
Я, кажется, кричал, а может, и нет, и вроде бы что-то даже разбил. Но я отчетливо помню, что ненавидел этого жирного мужика, который постоянно трет переносицу от очков. И это мне нужен психиатр? Он же трет переносицу, а я всего лишь мечтаю о твоей смерти! В голове крутились какие-то странные картинки убийства… не твоего, а его.
— Томас, прошу вас, успокойтесь.
Он схватил меня за рукав плаща, усадил на место, но я никак не поддавался и тогда он ровным и спокойным тоном начал быстро говорить слова, которые доносились до меня сквозь какую-то пелену.
— Ты сейчас же должен успокоиться. И да, тебе нужна помощь, потому что ты гробишь себя и его тоже. Вспомни свой дневник и расскажи мне, что ты там пишешь каждый день. Расскажи хоть что-то. Молчишь? А я тебе скажу, почему ты молчишь. Ты не можешь вспомнить ни единой записи, потому что когда что-то пишешь, это все на подсознании. Ты потерял себя, ты не живешь, а существуешь.
» Существуешь, существуешь» — эхом отражается в голове.
» Не живешь» — бьет по вискам.
» Ни единой записи» — стучит где-то внутри.
На секунду все стихло. Я не слышал ни звука, абсолютно ничего. Перебирая в голове файлы с информацией, но ничего касаемо записей. Я не помню абсолютно ничего, что пишу в этой чертовой тетрадке.
Я опустился на стул и закрыл руками лицо.
— Только что у вас был приступ неконтролируемой агрессии, правда, в легкой форме, но, вы, же понимаете …
— Мне страшно.
Я не помню, как приехал домой. В голове только крутились его слова: « Ты должен сам для себя вспомнить события, происходившие хотя бы в течение того времени как ведешь дневник. Вспомни какие-то мелочи и то, что тебя злит, беспокоит, а потом сядь, открой тетрадь и перечитай, как ты это описываешь и какие чувства испытываешь при этом. Сопоставь то, что ты вспомнишь с тем, что описываешь и тогда ты сможешь разобраться в себе. Главное не бойся, если что, то ты всегда сможешь позвонить мне».
Приехал домой, покормил пса, чтобы тот не мешал мне своим скулением. Ты должен был приехать ближе к ночи и поэтому весь вечер был свободен.
Вырванная страница.
«Вспомнить все»
Я сидел на кухне, курил и пытался вспомнить все последние события, одно за другим: дом, мы переехали в этот дом… Воспоминания путаются, переплетаются. Я даже не могу воссоздать в голове хронологию событий. Собаку ты подарил мне и, кажется, я жег диски. А еще эта история с Марко и что-то еще… Постоянно гости: твой брат со своей девушкой и Георг с женой. Странно, Густав к нам никогда не приезжает, а все из-за того, что полгода назад на какой-то совместной вечеринке я перебрал и мы разговорились. Он сказал, что не раз замечал мою наигранность и фальшивость, а я в свою очередь рассказал, что к чему и вообще как все началось, рассказал свое отношение к тебе и что-то еще. После этого он заявил, что ему неприятна вся эта история и что я не прав. Мы поругались в тот вечер и больше он к нам не приезжал. Мы пересекались лишь изредка на каких-то мероприятиях или в студии.
Я вспоминал еще и еще, смутно, но хоть что-то.
«Перечитать все»
Мне нужно перечитать дневник и я, открыв бутылку виски, устроился в кресле и начал читать слова, одно за другим. Сначала мне было забавно и даже смешно, но чем дальше я перечитывал написанные мной строки, тем страшнее становилось. Неужели я такой? Неужели это я писал все эти фразы, пожелания, мечты и фантазии? Этого не может быть. И мое отношение к тебе это страшно. Да, я не люблю тебя, не уважаю, не воспринимаю, но чтобы ненавидеть, настолько ненавидеть!
Я описываю, как я представляю твою смерть в том, или ином случае, но неужели на самом деле думаю так? Нет, нет, нет, я не знаю. Зачем? За что? Ты не сделал мне ничего, ведь так? И даже наоборот, ты для меня делаешь абсолютно все, а я ненавижу тебя!
Вспышки агрессии необоснованные, неадекватные, это же ненормально, ведь так? Взять бы даже ту историю с фотоальбомом. Зачем человек рвет фотографии? Что-то случилось и кто-то с данной фотографии вызывает негативные эмоции, быть может, неприятные воспоминания и тогда фото рвут, режут или жгут быстро, четко и на эмоциях, а я? А я рвал и не понимал, что я делал, я не понимал, зачем и что я этим добиваюсь. Я не испытывал эмоции, прилив адреналина или некого счастья… абсолютно ничего, а потом, когда все утихло, я не мог понять, что произошло, не помнил и вообще не пытался понять самого себя и объяснить хотя бы себе, что происходит.
Мне страшно из-за неадекватного поведения, вспышек необъяснимости и жгучей ненависти изнутри.
«Сопоставить воспоминания с написанным».
Сижу и перечитываю все. Мне плохо от этой ненависти и единственное, что кажется, я понимаю, так это то, что сам от себя бегу и дело даже не в тебе и во всей нашей с тобой жизни, дело во мне: это проблема, засевшая глубоко в голове. Я словно два разных человека, совершенно отдельные личности, живущие в рознь. Я словно боюсь хоть и на мгновение, но стать счастливым.
Зачем я так с тобой, ведь ты — это все, что у меня есть и это осознаю только сейчас. Кто мне поможет, потому что самому мне, кажется, не справиться?
Что я пишу? Я жалею тебя? Ведь ты виноват во всех моих проблемах! Ты сука, тварь, выродок и я ненавижу тебя, твой дом, твою шавку, всю твою семью, друзей и близких! Ненавижу!
В доме, где все твое я ненавидел и бил посуду, швырял предметы и смеялся.
— Том, милый, что случилось?
Из этого состояния меня вывел твой голос. Я лежал на полу, повсюду были осколки, клочки от чего-то и ты упал передо мной на колени и быстро приподняв с пола, прижал к себе. Ты спрашивал, что со мной, а я просто уткнулся тебе в плечо, и сильно сжав пальцами твою рубашку, завыл в голос. Мне было наплевать, что это ты и что ты видишь мою состояние, что ты рядом и касаешься меня. Мне было спокойно и тепло где-то внутри.
Нет! Это какая-то неправильная страница дневника! Я вырву ее сейчас, но не выкину, не сожгу, не порву на клочки, а сложу ее в 4 раза и вложу в эту тетрадь. Это будет память о том, что был когда-то день, когда мне рядом с тобой было хорошо, когда-то мне хотелось тебя, чтобы ты обнимал меня.
Я не хочу больше писать в эту тетрадь, и я надеюсь, что это была последняя запись.