Внутри меня

Уилл прекрасно понимал природу этих звуков. А ещё он прекрасно знал, кто их издает. Ему не следовало это делать, но он упрямо шел по темному коридору к спальне матери, где та, казалось, отдается очередному клиенту. Дверь была не заперта. В воображении Уилла вырисовывалась четкая картина, как её специально оставили открытой, преднамеренно, чтобы оставалась небольшая щель, достаточная для того, чтобы увидеть письменный стол в комнате, но и довольно маленькая, чтобы остаться незамеченным. От волнения у Уилла вспотели ладони. Он быстро обтер их о старую растянутую клетчатую рубашку и осторожно заглянул внутрь. Сердце забилось чаще, а воздуха стало катастрофически не хватать, будто кто-то наступил на горло, а на глазах навернулись слёзы. Эти очертания спины нельзя спутать. Грубые, яростные движения бёдрами, которые буквально вколачивали женщину в стол. Её не было видно, потому что она была повернута спиной. Он брал её сзади. Низкий, звенящий стон звучал очень наиграно даже для проститутки. Ей оставалось только держаться обеими руками за деревянный предмет мебели, ибо получить ведущую роль в этом спектакле не было никакой перспективы. Вся власть была в руках мужчины. Он целиком и полностью контролировал ситуацию. Для его развитого и сильного тела это было сродни легкой пробежки — у него даже не было одышки. Единственными звуками в комнате были визг Евы и скрип старого стола. Ганнибал впивался пальцами в её бледные бёдра, так, что, вероятно, позже проявятся следы. Он не давал ей сдвинуться с места, развернуться, поцеловать. Он делал то, что хотел он. Со спины он, казалось, и вовсе был полностью одет, только поднятая кверху женская юбка на Еве свидетельствовала о другом. Ганнибал и вовсе не смотрел на её тело и фигуру. Он смотрел куда-то вперед перед собой. Уилл медленно поднял взгляд, чтобы узнать объект внимания Ганнибала, но когда он встретился глазами в отражении со злорадством, которое плескалось в коричневой радужке, подчеркивая ухмылку на точеных губах, то бросился бежать прочь из дома, не дожидаясь конца спектакля. Ганнибал удовлетворенно посмотрел на себя в зеркало, которое висело ровно над тем самым столом, и в котором он только что наблюдал хрупкую фигурку, подглядывающую за ним из-за двери. Телефон звонил уже несколько минут. Ганнибал стоял рядом, но не спешил отвечать. Он догадывался, кто это мог звонить. Вздохнув, постаравшись взять себя в руки, он поднял трубку. — Алло? Да, здравствуй, Ева. Да, узнал, — от следующих слов с другого конца провода Ганнибал невольно напрягся. Он сжал кулаки и заиграл желваками. — Сколько дней его уже нет? Нет, не заявляй пока в полицию. Уверен, это подростковое и он скоро вернется. Позвони мне, когда появятся новости, а теперь извини, мне пора. Ганнибал сбросил вызов, и закрыл глаза, судорожно соображая, где искать пропавшего Уилла. По словам Евы он не появлялся дома уже трое суток. Из мыслей его вырвал звонок в дверь. Он посмотрел на часы — кто бы это мог быть в такой поздний час? Ровно половина восьмого. Ганнибал ухмыльнулся своим догадкам и поспешил открыть. На пороге действительно стоял Уилл. Спрятав руки в карманы куртки, которая была на несколько размеров больше нужного, он дико смотрел исподлобья, сжимая губы в тонкую нить от злобы. Ганнибал рассматривал этого мелкого парня, который напоминал ему сейчас храброго взъерошенного воробья, и мягко, едва заметно улыбался, но не спешил впускать его в дом. Они сверлили друг друга взглядом, пока, наконец, Ганнибал не отступил внутрь дома, впуская непрошенного гостя. — Уилл, где ты был всё это время? Твоя мать беспокоилась… — Вы понимаете не меньше моего, доктор Лектер, что это был лишь повод для Евы чтобы позвонить вам, чтобы вы её утешили… — Уилл смотрел на Ганнибала едко. — Как и три дня назад. — Я сожалею, Уилл, что ты стал свидетелем наших отношений с твоей матерью… — Ганнибал отвечал сдержанно, будто ничего страшного и не произошло, чем непомерно выводил Уилла. — У вас нет к Еве никаких чувств, доктор Лектер. Вы приходили в мой дом не за этим. Ганнибал ухмыльнулся. — Ладно, твоя взяла. Я хотел предложить Еве денег, безвозмездно, чтобы ей было легче растить тебя… — Которые она потратит на алкоголь и травку, — перебил Уилл. — Но она решила отработать эти деньги, — невозмутимо продолжил Ганнибал. — Вы трахали Еву сзади, доктор Лектер. Вы не целовали её, вы даже не смотрели на неё. На её месте вы представляли другого человека. Вы приходите в тот дом совсем не к Еве. И если она так отрабатывала деньги… — Уилл замолчал на несколько мгновений, — … то, в таком случае, мне тоже нужны деньги, доктор Лектер. И я готов их отработать. Ганнибал улыбнулся одними уголками губ, и в глазах появился хищный блеск. — Иди в душ, — он указал Уиллу жестом, и тот покорно двинулся в предложенном направлении. Ганнибал прошел на кухню. Он достал из серванта два бокала, в которые налил красное вино, однако в один из них он бросил таблетку снотворного. Сзади послышались шлепки, и Ганнибал обернулся. Полностью обнаженный, разгорячённый после душа, Уилл ступал по паркету босыми влажными ногами. От его кожи исходил полупрозрачный пар, и капли, формируя тонкие струйки, соблазнительно сбегали вниз по груди и прятались где-то в волосах внизу живота. Ганнибал едва сдержался, чтобы невольно не сглотнуть. — Выпьешь вина, или мама тебе не разрешает? — он протянул бокал Уиллу, который тот тут же отнял, принимая вызов. Парень выпил залпом содержимое сосуда, неотрывно глядя на Ганнибала. Он поставил бокал на стол, но в ответ не было никакой реакции. Ганнибал наслаждался напитком мелкими глотками и никуда не спешил. Ему было интересно. Тогда Уилл сам медленно подошел к нему, забрал из рук бокал, встал на цыпочки, чтобы дотянуться до губ и робко поцеловал. Ганнибал лениво ответил. Уилл пододвинулся ближе, обвил его шею руками, и попытался углубить поцелуй, но не получил желаемой взаимности. Он отстранился, разочарованно вздохнув, но в тот же час Ганнибал подхватил его под бедра. Уилл не ожидал. Он широко распахнул глаза и удивленно пытался прочитать что-то в чужом хищном взгляде. Ганнибал нес хрупкую фигурку в спальню, немного царапая тонкую молодую упругую кожу ягодиц, оставляя метки. В спальне он уложил Уилла на кровать. Тот тяжело дышал, его мокрые волосы завились в кудри и ореолом обрамляли раскрасневшееся лицо. Ганнибал медленно разделся, а затем лег на Уилла, опираясь на локти, перераспределяя вес, чтобы попросту не раздавить хрупкое юношеское тельце, и целовал размеренно, будто пробуя на вкус. Он мысленно удивлялся про себя, откуда столько смелости и похоти в парне, у которого, он был уверен, раньше не было сексуальных партнеров. Уилл трепетал в руках Ганнибала, стараясь прижаться как можно ближе, пытаясь доказать, что даже самая опытная проститутка не подарит того наслаждения, которое приносит желанное тело. А в том, что он был желанным, он не сомневался ни на секунду — он это видел. Ганнибал разорвал поцелуй. — Повернись… Уилл послушно принялся переворачиваться, но был остановлен, когда лег набок. За спиной послышался легкий шорох. Ганнибал смочил пальцы лубрикантом, и принялся медленно и осторожно растягивать Уилла. Один палец. Два пальца. Ганнибал был доволен тем, что его догадка о неопытности парня оказалась верной — он был невероятно узким. Уилл терпел, закусив губу. Он комкал в руках простыни, жмурил глаза, но, привыкнув, сам подавался назад, насаживаясь на длинные пальцы. Ганнибал обжигал его затылок дыханием. — Поверни ко мне голову. Уилл вновь послушался. Ганнибал придвинулся к нему ближе, отнял пальцы и накрыл его губы своими, и во время поцелуя, когда парень немного расслабился и потерял бдительность, резко вошел в него. На глазах у Уилла выступили слезы, он невольно вскрикнул, но это получилось почти бесшумно, как приглушенный стон, который потерялся в чувственном поцелуе. Ганнибал гладил худенькие бедра, успокаивая, проскальзывал ладонью между бледных ног, а затем начал не спеша двигаться. Уилл стал задыхаться, будто весь воздух выкачали из его легких. Ганнибал оторвался от нежных губ, прошелся поцелуями по щеке, уху и остановился на выразительной шее, кожа на которой тут же покрылась мурашками от ласк. Наращивая темп, он скользнул острыми клыками по выступившей тонкой венке, показывая свою мощь, свою силу, чтобы его боялись и воспринимали как повелителя, который в любой момент может перегрызть глотку, но не делает этого, а взамен дарует наслаждение. Уилл чувствовал себя странно. С накатывающим возбуждением смешивалась какая-то слабость. Он изо всех сил пытался отогнать терпкий дурман, окутывающий его, но веки предательски опускались вниз. Уже в полудреме он слышал томный голос над собой: «Твой дар бесценен, но ты не умеешь им пользоваться. Ты видишь много, но многого не понимаешь. Я научу тебя…» Он почувствовал нежные поглаживания, трепетные касания к волосам, поцелуй в висок и затем провалился в глубокий сон. Уилл проснулся один. Совсем один. Ганнибала не было ни в спальне, ни в доме. Часы показывали полдень. Уилл отметил про себя, что очень долго спал, но, списав это на проявление энцефалита, принялся одеваться. Сколько он не искал, он не нашел ни ключей от дома, ни какой-нибудь записки от Ганнибала. Он пытался убедить себя, что доктора просто очень срочно вызвали в больницу, но ничего не получалось — плохое предчувствие сжимало нутро. Уилл побрел к себе домой. На улице стояла тихая безветренная погода — будто затишье перед бурей. Как не пытался Уилл, он не мог отогнать от себя дурных мыслей, поэтому, войдя к себе в квартиру, он не удивился офицеру полиции, и матери, которая плакала навзрыд. — Билли! Что же ты наделал! — запричитала мать, увидев своего сына. Офицер покачал головой из стороны в сторону и достал наручники. Уилл вытянул руки вперед — бежать или сопротивляться не было смысла. *** — Встать! Суд идёт! Уилл поднялся со скамьи подсудимых. Он не оглядывался в зал — он и так слышал плач матери и знал, что здесь нет одного единственного человека. — Подсудимый, вы признаете свою вину в совершенном убийстве? Уилл медленно поднял взгляд. — Я никого не убивал. Я знаю, кто настоящий убийца. Я могу это доказать, а вы должны меня выслушать, так как у вас все равно нет никаких улик с места преступления, указывающих на мою вину. В зале суда повисло молчание. Никто не ожидал подобного поворота событий от парня, который на всех допросах молчал. — Кто убийца, по-вашему? — нарушил тишину адвокат. — Доктор Ганнибал Лектер, но его, наверняка, уже нет в стране. *** /Вулф Трэп, Вирджиния/ — Почему вам изменили имя? — не унимался Джек. — Меня обвинили в убийстве, которого я не совершал. Меня подставили, но с помощью своего дара эмпатии я догадался, кто на самом деле был тот преступник. Следствие длилось больше года, полиция так и не нашла ни единой зацепки, которая бы указывала на вину мою или вину человека, которого я назвал. Чтобы всё замять, меня провели по программе защиты свидетелей, — Уилл поставил противень с рыбой в духовку, не глядя на Джека. — Что вы делали потом? — Я разыскал отца, и переехал к нему. Обучился ремеслу механика, и стал искать своё место в жизни. — Вы много путешествовали… — Да, куда жизнь меня только не забрасывала, — усмехнулся Уилл, отмывая руки от специй под краном. — Виновным вы назвали Ганнибала Лектера… — Уилл ничего не отвечал, поэтому Джеку пришлось продолжить. — Вы в курсе, что он сейчас обосновался в Балтиморе, где пропадают люди? Уилл перекрыл воду, и обернулся к агенту, усмехнувшись. — Забавное совпадение, не правда ли? Джек нахмурился. — Спасибо, мистер… — Грэм. — Мистер Грэм, что ответили на вопросы, — Джек направился к выходу, и Уилл пошел его провожать. — Не стоит, агент Кроуфорд. Уилл стоял на крыльце своего дома и наблюдал, как машина федерала постепенно скрывается вдали, и лишь потом заметил небольшую корзинку на террасе, прикрытую белоснежным полотенцем. Он развернул её и встретился взглядом с двумя черными глазками-бусинками. Внутри был щенок, милый, но явно беспородный. Уилл взял его на руки. Животное дрожало от страха, и он начал его гладить по недлинной светлой шерсти, потом запустил пальцы между ошейником и холкой и провел вдоль кромки, пока не нащупал небольшую записку. Она была идеально ровно сложена вчетверо, а внутри каллиграфическим почерком было выведено «Они знают». После этих двух слов не было знака препинания, и Уилл точно знал, что это было уловкой — он должен был поставить его сам. И он поставил бы в конце утвердительную точку.