Баллады Убийцы

Саммари: Из концов и начал. Тони проходит в хвост джета, по дороге прихватывая набор инструментов. Минует лежащего в отключке Клинта (у Бартона солдатская способность спать где угодно и когда угодно, Тони ему завидует), и Брюса, дрожащего от усталости и пытающегося читать книгу. Бумажную книгу. Как будто технология не шагнула далеко вперед и вообще. — Дерьмово выглядишь, Брюс. Съешь одну из своих отвратительных гелевых штуковин, — предлагает Тони. Брюс глядит на него. — Джеймсу они нужнее, чем мне. Тони вздыхает. — Брюс, ты же знаешь принцип: сначала кислородную маску надевают на себя, а потом на своих детей? Вот и здесь так же. Позаботься о себе, хорошо? Кэпа мы уже по сути лишились. Нельзя, чтобы команда потеряла еще одного человека. — Я подумаю. — Меня окружают мученики, — стонет Тони, пробираясь к хвосту самолета. — Эй, Кэп, как у него дела? Стив слабо пожимает плечами. Волосы у него торчат во все стороны слипшимися прядями, а глаза почти светятся голубым по контрасту с окружающей их краснотой. Выражение его лица чуть не добивает Тони; разбираться с эмоциями других людей он никогда не умел, но с чем у Кэпа было хорошо, так это с тем, что он никогда по-настоящему… не имел их. По крайней мере, так думал Тони. Сейчас, до кучи ко всему, Тони сталкивается с неопровержимым доказательством, что Кэпа с головой захлестнули сильные и запутанные эмоции, и что спокойный, невозмутимый лидер команды, ставший ему другом, не имеет ничего общего с мужчиной, сидящим перед ним сейчас, и возможно, никогда не имел. Тони цепляет стул ногой и подтаскивает ближе к Барнсу. Тяжело садится. Вот почему он предпочитает изобретать. Ты корректно теоретизируешь процесс, тщательно его выполняешь, и все работает. Ты можешь его повторить. И каждый раз все работает одинаково, пока ты не улучшишь процесс. Легко предсказать, как процесс будет отвечать на внешний стимул. И ты никогда не обнаружишь спустя годы, что оно работало совершенно иначе, чем ты ожидал. Не то, чтобы Тони не допускал промахов в избегании эмоций, но опять же, все знают, что нахальство, энергетические напитки и лабораторная сессия на всю ночь — его защитные механизмы… А какие у Кэпа? Что он пропустил? Приблизительно раз в месяц Кэп истреблял боксерскую грушу…, но что еще? Или же все эти годы тот просто раздирал сам себя изнутри, а никто из них не поднял головы от собственных дел, чтобы это заметить? — Эти повязки скоро нужно будет сменить. Как только я закончу, попрошу Брюса взглянуть. — Спасибо, — бормочет Стив. — Эй, мы почти в Нью-Йорке. Если он столько протянул, продержится до конца пути, — Тони аккуратно извлекает отвертку из набора. — Тони… что ты делаешь? — настораживается Кэп. Черт, началось, — сокрушается Тони мысленно. — Снимаю его руку, Кэп. — Нет. — Кэп, вот только не надо выпячивать подбородок. Нет, слушай меня. Здесь я прав. Тут дело не в чувствах, а в безопасности. Когда ему больно, или одурманен, он бросается на окружающих и может кого-то убить. У меня имеются обязательства перед медицинской бригадой, которую я вызвал, ни о чем не предупредив — они не должны подвергаться риску, работая с ним. Плюс, его тело восстановится быстрее без дополнительного веса слева, сам знаешь, это та сторона, где сердце. Скажи, что я ошибаюсь, — Тони выжидательно вскидывает бровь. — Нельзя же просто снять часть его тела… — Вообще-то можно, и хотя я увлечен вопросами идентификации киборга и мнением Барнса насчет того, что является, а что не является его частью, этот разговор я буду вести напрямую с Барнсом, как только он поправится. В своей лаборатории. Куда тебе больше хода нет. Потому что, Кэп, серьезно, моя лаборатория — это зона, где нет места чувствам. От одного твоего вида у роботов подскочит уровень тревожности. Дум-И очень чувствителен. Ну и наконец? Дуться это не то же самое, что указывать на пробелы в моей логике. Тони практически уверен, что взгляд василиска, которым одаривает его Кэп, в параллельной вселенной мог бы убивать, но в этой он уже миновал стадию беспокойства, поэтому лишь наклоняется и принимается открывать доступ к источнику энергии руки. Барнс, похоже, в полной отключке, слава небесам. Ага, вот и маленький, сооруженный Барнсом на скорую руку, дуговой реактор. Который, размышляет Тони, я мог бы для него существенно улучшить, может быть, в виде подарка с пожеланием скорейшего выздоровления. Пока рука снята, можно даже… … И тут все очень быстро катится к черту. Мозг Тони улавливает лишь краткие фрагменты, в основном выраженные мыслью «вот дерьмо», когда все белеет от боли, кости в его предплечье, куда вцепился Барнс, трещат, а глаза Барнса открыты, но дома никого нет… Рядом возникает Наташа, приставляет пистолет к голове Барнса и говорит что-то по-русски — эффект нулевой, кости продолжают ломаться, и, Иисусе, до чего же больно, и Кэп орет на нее, и пытается перехватить пистолет и отвести в сторону, и Тони ухитряется выдавить: «пусть он меня отпустит, пожалуйста!», и тут Наташа говорит: — Поцелуй его. — Что? — в один голос переспрашивают Тони и Кэп. — Стив, поцелуй его. Физический стимул, не связанный с пребыванием в Гидре. Может вернуть его в реальность. Давай же — пока он не оторвал Тони руку. Стив касается губами рта Баки. — Бак, — шепчет он. — Это я. Ты в порядке. В безопасности. Отпусти Тони. Тебе же нравится Тони, а прямо сейчас ты делаешь ему очень больно. Пальцы металлической руки медленно, рывками разжимаются, как будто функционируют некорректно. Стив еще раз прижимается к Баки губами. — Вот так… прошу, Бак. Барнс ослабляет хватку. Тони валится с кресла на пол, прижимая руку к груди и стараясь не заорать. Наташа мрачно и с тревогой наблюдает, как металлическая рука с усилием опускается на затылок Кэпа. Она не успокаивается, пока движения руки не становятся мягче, пока не слышит хриплый шепот Барнса: — Черт, Стиви, что я натворил…? — Ты, эээ, сломал предплечье Тони. Он решил, что хорошей идеей будет снять твою руку… — Это хорошая идея — снять мою руку. — Говорил же, — хрипит Тони с пола. — Брюс! Можешь принести Тони болеутоляющие и перевязать ему руку? — окликает Наташа. — Стиви, сделайте это. Пока я вновь не потерял сознания. Тони объяснит тебе, как. Если не снимешь, это случится снова. — Но… — Стиви, черт возьми, хоть раз ты можешь просто сделать, как я говорю? Стив вздыхает и подбирает с пола микро-отвертку. Брюс уже склонился над Тони, вкалывая обезболивающее и перевязывая руку. Стив делает вид, что не замечает взгляда Брюса, в котором ясно читается, что его уже начинает доставать всеобщая тупость. — Тони, что мне делать? — спрашивает Стив. — Шаг первый: Четыре болта, фиксирующие реактор. Открути их, затем осторожно извлеки реактор, — руководит Тони. Стив принимается за работу. Он никогда не имел склонности к механике. Ужасно не любит механические проблемы, а то, что проблема приделана к Баки, ничуть не помогает. Но открутить болты он может, что и делает, извлекая реактор. Рука Баки отключается, и Стив не может подавить чувство отвращения, что сам стал этому причиной. Он складывает реактор и болты на поднос с набором инструментов Тони. — Теперь что, — шипит Стив. — И нечего хамить, — огрызается Тони. — Ух ты, отличное обезболивающее. Почему я никогда не подсаживался на болеутоляющие? Почти все остальное я перепробовал. Заметка для себя: пробовать больше лекарств, — он немного нетвердо поднимается, словно жеребенок, впервые вставший на ноги. — Я только чуточку прислонюсь к тебе, Кэп, — Тони наваливается на Стива и указывает на два отмеченных красным винта рядом с бывшим источником энергии. — Эти два — следующие, — затем на другие закрытые панели. — Еще шесть здесь, затем вся штука отцепляется. Верно, Джеймс? — … Ага. — Так, у него очень слабый голос. Надо поторопиться, Кэп. Рука отделяется. С одним финальным тошнотворным стуком левая рука Баки отделяется от плечевого сустава и ложится в руки Стиву. Тот не знает, что делать: плакать или блевать. — Убери ее к моим вещам. — Почему? — рявкает Стив. — Первое: она все еще весьма полезна в качестве дубинки, если Параноид проснется. Второе: я собираюсь ее усовершенствовать, потому что я хороший человек, который не держит обид. Или я перебрал болеутоляющих, и теперь мне все пофиг. Прямо сейчас, суд удаляется. Стив убирает руку (она тяжелая, куда тяжелее руки из плоти, как Бак компенсирует дополнительный вес?) в сумку Тони, затем проходит вперед, чтобы перемолвиться с Наташей. — Приземлимся через двадцать минут. Медицинская бригада готова. — Никогда больше не наставляй на меня оружие. Наташа прищуривается: — Я буду делать все, что нужно, чтобы обеспечить безопасность моих друзей. — Что случилось с «держи его близко и никогда не отпускай»? — Слушай, Стив, сегодня был поганый день. У Клинта сотрясение; рука Тони сломана; Джеймс лежит здесь с такой раной, которая бы убила любого другого. У меня действительно нет энергии влезать в ненужную драку. Мы наконец-то добрались. Дай мне посадить самолет, хорошо? — Хорошо, — Стив усаживается в соседнее кресло. — Я только что вернул его. Я не могу потерять его снова. — Валькирия, — шепчет Наташа. — Это же было самоубийство, верно? Стив не отвечает, что само по себе ответ, который ей требуется. *** Медицинская бригада ждет на крыше, когда садится джет. Стив конечно слышал о МакКое, но все равно поражен тем, какой он… большой, лохматый и синий. Три медсестры в медицинских формах стоят возле него: чернокожая женщина, рыжая и блондинка. МакКой жмет ему руку и берется за каталку, на которой лежит Баки. — Привет. Хэнк МакКой. Это мои медсестры: Джорджия, Кристин и Линда. — Стив Роджерс. Благодарю, что подоспели в такой короткий срок, — говорит Стив, пытаясь выдать лучшую улыбку Капитана Америка. — О, никаких проблем. Профессор Х обожает Джеймса, а я единственный квалифицированный врач для такого сорта… — Подождите, стоп. Откуда Баки и Чарльз Ксавьер знают друг друга? МакКой пожимает плечами. — Не знаю всех деталей в точности, но получив вызов, добрый профессор буквально выпихнул меня за дверь, а Логан пообещал взять на себя мои классы. Думаю, мы спросим у него, когда он проснется, — МакКой скребет мохнатый подбородок. — Хотя, Чарльзу все нравятся. Он добряк. Меня больше интересует вмешательство Логана… обычно он предпочитает быть единственным крутым парнем в квартале. Они спускаются вниз, на этаж, приспособленный МакКоем под операционную, с дополнительным освещением и внушительным количеством оборудования. При виде замешательства Стива, МакКой признается: — Я работал на людей, прошедших через экспериментальные программы. Кажется, они чувствуют себя комфортнее, если окружение как можно меньше напоминает лабораторию. Они вдвоем транспортируют пациента на хирургический стол. Баки такой бледный… Стив чувствует, что вот-вот сорвется. Должно быть, он на секунду выпадает из реальности, потому что МакКой осторожно встряхивает его. — Стив? Мне нужно, чтобы вы его разбудили. Требуется согласие пациента на процедуру. Он должен знать, что сейчас произойдет и согласиться на это. — …Да. Хорошо. Простите. Стив проводит рукой вдоль подбородка Баки. — Бак, можешь проснуться на секундочку? Здесь врач. Он хочет с тобой поговорить. — Мнх? — бормочет Баки. Затем что-то большое, пушистое и синее возникает в зоне его видимости. — Сержант Барнс? Я доктор МакКой. Друг профессора Ксавьера, я оперировал Логана, когда это было нужно, так что имею некоторый опыт с пациентами вроде вас. Пуля частично пробила вам сердце. -…Еще две… одна в бедре, дргая в ноге. Нспел втщить их рньше… — Вы даете нам разрешение на операцию? — А? Угу… — Хорошо. Можно вас усыпить? У нас есть анестетики, которые действуют на Логана… — Никаких парализаторов. — В Гидре ему делали укол седатива, который по большей части состоят из нейтротоксина, он говорит, не использовать на нем нейротоксины, — объясняет Стив. — Прошу вас, я же врач, а не варвар. Клянусь, это просто седативы. Сержант Барнс, по-вашему мнению, у вас будут проблемы в осознании, что вас оперируют не в Гидре? — Неа. В Гидре нет таких синих и пушистых… — Чудно. Моя великолепная красивая физиономия побеждает, как говорят детишки. Давайте начинать. Джорджия, чернокожая медсестра, ободряюще улыбается, показывая кислородную маску. — Поехали. Воздух в маске пахнет розами. И Баки начинает засыпать. * * * Баки было 16. Стиву 15. Это случилось субботним вечером в 1933, первый раз, когда они прошли всю дорогу до Музея Метрополитен. Пришли туда утром и торчали целый день, до тех пор, пока голова Баки уже готова была взорваться, переполненная всевозможными новыми цветами и способами выражения красоты, о существовании которых он и не знал. Стив таскал его из галереи в галерею, объясняя кто на картинах (за исключением тех, что со святыми, этих он знал), и о чем они. И как они хохотали над маленькой бронзовой статуей рядом с входом — та была вся темная и покрытая патиной, за исключением задницы — светлой и блестящей, видимо, половина посетителей музея шлепали ее по заду, проходя мимо. Охранники поглядывали на них, потому что от двух грязных бруклинских пацанов в таком месте не жди ничего хорошего, а Баки с вызовом смотрел в ответ, но Стив просто закатывал глаза и тянул его в следующую галерею. Кроме того, от Баки была польза. Он позволял Стиву прислониться к нему, пока тот рисовал, потому что у дурацких скамеек не было спинок, а он не хотел, чтобы Стив переутомился. Было забавно наблюдать, как быстро менялось мнение у охранников, стоило им заглянуть в альбом Стива. Это Баки нравилось. Уже заполдень они потопали домой. Начавшийся ярким и чистым, октябрьский день разродился дождем. Баки нервно подпрыгивал, мысленно подгоняя поезд F (можно подумать, это хоть раз сработало) довезти их до дома до того, как польет дождь — последнее, что им нужно — вымокший до нитки Стив, подхвативший простуду еще до начала зимы. Стив возбужденно болтал с ним обо всем, что они видели и уже строил планы вернуться, но уловив его нервозность, приглушенным тоном раздраженно спросил: — Что? — Я просто хочу добраться домой до дождя, — пояснил Баки. — Уф, я не растаю, Баки. Баки толкнул его в плечо. — А тебе не приходило в голову, что я не желаю мокнуть, щенок? — Я думал, тебе нравится мокнуть. Значит, не придется заниматься стиркой. — Ах так, Роджерс, — сказал он, отвешивая Стиву подзатыльник. Медленное продвижение через мост к Йорк Стрит прошло в толкотне и схватке, которыми они привыкли выражать свою дружбу практически с первого дня знакомства. В какой-то момент Стив отложил в сторону свой альбом на соседнее сиденье, чтобы уберечь его…, а когда они сошли на Йорк стрит, и тяжелые капли полились с неба, глаза Стива внезапно распахнулись. — Бак! Мой альбом… — Черт! Я заберу его. Иди домой, Стиви! — Баки уже слышал, как поезд внизу отправляется, поэтому он рванул к Джай Стрит, в кои-то веки радуясь, что поезд F был самой медленной линией подземки в Нью-Йорке после R. Когда он примчался на Джай стрит, легкие и ноги горели, он перепрыгнул турникет как раз вовремя, чтобы увидеть, как закрываются двери. Поезд отъезжал, он побежал по платформе и ухватился за поручень последнего вагона. Не то чтобы он впервые такое проделывал, заднюю дверь никогда не запирали. Он распахнул ее и попытался вспомнить, где именно они сидели. Пожалуйста, пусть он будет все еще здесь, пожалуйста. Так и оказалось. Вероятно, никто не позарился на потрепанный маленький альбом в картонной обложке. Что доказывает, как мало люди понимают, подумал Баки, хватая его и прижимая к груди. Он прихватил несколько брошенных газет, чтобы завернуть альбом, и сошел на следующей станции, пересаживаясь на обратный поезд к Йорк стрит. К тому времени, как поезд выехал на поверхность Йорк стрит, сверху лило. Хорошо, если Стив добрался до дома прежде, чем начался ливень, думал Баки. Он как можно крепче прижимал альбом к груди и согнулся над ним, дабы сохранить сухим, затем срезал путь до дома по короткой дороге, которой говорил Стиву никогда не ходить, потому как была там парочка не самых безопасных переулков. Он забрался по пожарной лестнице к квартире Стива — его мама взяла работу на выходные в больнице, так что ее не будет дома допоздна — и распахнул окно. Закутанный в одеяло Стив жался возле огня в одних боксерах. Мокрая одежда была развешана на спинках стульев. Когда он услышал, что окно открывается, он поднялся с загоревшимися глазами, по лицу расплывалась улыбка. Баки забрался внутрь и улыбнулся, протягивая обернутый газетами сверток. — Говорил же, успею. Одеяло упало на пол, и Стив внезапно обхватил его руками. — Баки, ты самый лучший. — Ты это говоришь только потому, что я выполняю вместо тебя все самые дерьмовые задания, — Баки мог с этим справиться. Он будет в порядке, пусть даже почти обнаженный Стив обнимает его. Он впихнул между ними альбом. — Вот. Лучше проверь, все ли там на месте. Я пытался сохранить его сухим… но, сам понимаешь… — он показал на поливающий за окном дождь. — Знаю. Я некоторое время ждал тебя. — Стив, — раздраженно застонал Баки. — Тебе стоит развесить одежду возле огня. Иначе никогда не высохнет. Кроме того, мама принесла домой новую мазь, которая должна пойти на пользу моим легким, вот я и решил, что ничего страшного, если я немного промокну. Баки выразительно посмотрел на него, но тот факт, что он сам был насквозь промокшим, вода капала с волос на глаза, а с его одежды на пол налилась лужа, которая все увеличивалась, несколько ослабил эффект. — Тьфу. Ладно. Он бросил ботинки в сторону огня, затем стянул рубашку и майку через голову. Стив уже аккуратно пристраивал его ботинки ближе к огню, и подтащил раму для сушки белья, чтобы развесить мокрую одежду. Его шерстяные брюки по ощущению весили 10 фунтов, и все из-за воды. — Пойду, выжму их над ванной, — заявил Баки, направляясь в ту сторону. — Хорошо. Постарайся не закапать весь пол. — Как? Это только его воображение, или Стив пялился на него, когда он топал в ванную? Он обернулся. Стив отвел взгляд. Тонкий ход, Барнс. Он отжал брюки от воды, затем повесил их на раму. Стив подвинулся, давая ему место возле огня. — Итак, где эта магическая мазь? Стив подтолкнул к нему баночку с неприятной на вид желтой субстанцией. Баки взял банку, будто опасаясь, что она может укусить, и открыл крышку. Подозрительно принюхался. — Стив, эта штука воняет. — Должно помочь, а я сам не смогу нанести ее себе на спину, верно? — спросил Стив, вздергивая подбородок. — Зря я вытащил тебя из той драки. — Заткнись, ты это любишь. — Подними руки вверх, ты, колоссальная заноза в заднице. Сначала намажем спереди, — Баки зачерпнул немного субстанции пальцами и растер грудь Стива и вниз по ребрам. Он был не до конца уверен, как далеко надо намазывать область легких, но решил, что чем больше, тем лучше. Пока Баки наносил мазь, Стив прикрыл глаза, и это, вероятно, было хорошо, потому что Баки смог еще раз восхититься длиной ресниц Стива, тонкостью черт лица, и вспомнить, что эти чувства неправильны. Но когда он касался Стива, ему казалось, что дыхание у того перехватывало (скорее всего, у тебя просто холодные руки, ты, большой идиот), а губы размыкались. — Так, поворачивайся. И можешь опустить руки, — Стив придвинулся ближе к нему и подставил спину. Баки провел большим пальцем вниз вдоль позвоночника, прежде чем растереть мазь по всей спине — по созвездию веснушек, более знакомому, чем звезды, которые сквозь нью-йоркский смог никогда не видно. Глаза Стива вновь закрылись, и Баки не мог противиться искушению коснуться губами ближайшего позвонка, так быстро и осторожно, что может быть Стив не заметит. — Готово. Чувствуешь себя лучше? — Да. Бак. Лучше. — Я собираюсь приготовить нам кофе, — Баки встал и потопал на кухню. Ладно, поцелуй можно игнорировать, но вот увеличивающийся стояк? Не очень. Хорошо что он успел встать, пока Стив не заметил. Стив смотрел на огонь, углубившись в мысли. Мазь следовало применять каждый день, так что это стало небольшой традицией — Баки наносил ее, затем целовал в спину и говорил «готово», и так вплоть до того дня, когда у Стива оказалось особо болтливое настроение, он был полон энергии и принялся хвастать, что Тина Гримальди улыбнулась ему во время урока математики, а Баки ляпнул: «эй, она же итальянка, зачем тебе с ней связываться», и не стал его целовать, потому что был слишком занят жалостью к себе. Поэтому он просто похлопал Стива по плечу и сказал: «готово». И тут Стив обернулся и заявил: — Но… ты не поцеловал меня. Поцелуй был лучшей частью. СТОП. НЕТ. ЭТОГО НЕ ПРОИСХОДИЛО. Стив сказал: — Бак… А ты сказал: — Что, — встал и ушел в другую комнату, потому что ты — угрюмый ублюдок. А потом Стив сказал: — Ничего, — вот и все. Кто, черт побери… — Пошел прочь из моего сна, — рычит Баки. — Я думал, Доктор Стрэндж объяснил тебе, что демон спрашивает трижды, — ответил голос Асмодея из хрупкого тела Стива. — Ответ «нет». Убирайся. — Ты мне должен за помощь в моем измерении. — Нихрена я тебе не должен. Я выиграл ту схватку сам. — Это твой окончательный ответ? — Не смей трогать эти воспоминания. Мне ничего от тебя не нужно. Убирайся сейчас же, или я найду способ убить тебя в своем сне, не надо меня недооценивать. — Ах. Какая жалость, что врач удалил основную пулю, но пропустил осколок, — Асмодей-Стив щелкнул пальцами, и Баки выгнулся от боли. *** — У него судороги. Должно быть, мы пропустили шрапнель, — МакКой протягивает лапу. Кристин стонет, шлепая свежий скальпель в его руку. — Кто-нибудь удивлен? В этом парне больше железа, чем в водопроводной системе Детройта. — Рановато, Кристин, — Джорджия держит портативную рентгеновскую установку над грудью Баки. — Ага, маленький ублюдок в нижней части левого предсердия. И с чего он вдруг туда прыгнул, удивляюсь. — Они всегда такие? — спрашивает Стив, съежившись в уголке и пытаясь отключиться от тревожных завываний мониторов. — Надо беспокоиться только тогда, когда мои сестры перестают отпускать ужасные шуточки, — комментирует МакКой. — Это в порядке вещей. Ничего более. Команда работает еще два часа, и лучше не становится, а шуточки постепенно уступают приглушенным проклятиям и утирающим вспотевший лоб рукам. Наконец заявляется Наташа и утаскивает Стива из комнаты в гимнастический зал. Указывает на боксерскую грушу. — Поколоти это, Стив. Стиву не хочется признавать, что Наташа права, но Боже, как же приятно что-нибудь ударить. *** * * * — Ты готов, милый? — спрашивает Пеппер, поправляя на нем перевязь для руки. — Ага. С моей стороны будет плохо заявить, что жду-не дождусь этого? — Ладно тебе, Тони. Ты всегда любил поиздеваться над прессой. — Он выжил? — Да. С ним будет все в порядке, — она чмокает его в щеку. — Иди и порви их. Тони улыбается и приветствует набитое репортерами помещение, входя в пресс-комнату Старк Индастриз. — Благодарю, леди и джентльмены. Итак, мы только что вернулись из Латверии! Милое местечко. К несчастью, именно там Красный Череп планировал свою первую остановку по пути к возвращению в этот мир. Серьезно, мы благодарны, что в час нужды Виктор фон Дум позвал нас на помощь. Тони представляет, как Пеппер за кулисами взмахивает рукой и делает лицо «ты ТАКОЙ ПЛОХОЙ». При этой мысли он морщит нос и продолжает. — Если вы слишком молоды, чтобы знать, кто такой Красный Череп, и\или спали на уроках истории, предлагаю быстренько глянуть в Википедию, пока не настало время вопросов и ответов. А теперь настоящее веселье. Тони улыбается лично Кристин Эверхарт, которая в последнее время накропала несколько особенно едких статей на тему устроенной Баки Барнсом резни. — Также Мстители хотели бы признать бесценную помощь Зимнего Солдата, который буквально пожертвовал своей жизнью, чтобы остановить Красного Черепа. В этом не было ничего, кроме желания уберечь мир от зла, с которым он знаком из первых рук с прошлого раза, когда он отдал жизнь за свою страну. Ну, знаете, ту самую страну, которая в настоящее время распинает его в прессе. Так что вот. Мы пришли, мы увидели, мы снова спасли задницу мира. На сей раз — с помощью Баки Барнса. Вопросы? Урих, вы первый. — Капитан Америка доступен для комментариев? — Не в данный момент. А на эту тему, возможно, никогда. Следующий? Джеймисон? — Будет ли Барнс выдан властям? — Насколько мне известно, на территории США он в настоящее время законом не разыскивается. Все мы знаем, что вы считаете, что можете превратить кого-то в преступника, просто потому что он вам не нравится, Джон, но слава богу, в реальном мире имеются ордера и надлежащие правовые процедуры. Эверхарт? — Как вы можете закрывать глаза на обширный список убийств Барнса? Включая президента Кеннеди и, нужно ли напоминать, ваших родителей? Тони окликает через плечо. — Пеппер! Ты мне должна сотню, — затем он снова поворачивается к Кристин. — Простите, у нас тут небольшое пари, у кого хватит наглости поднять эту тему. Хотя, вы были бесспорным фаворитом. Как бы то ни было, я никогда не говорил, что игнорирую его историю. Это сложно. Какой вес имеют его годы в рядах Воющих Коммандос? Многократное спасение жизни Капитана Америки за годы Второй Мировой войны? Как оценить его пребывание пленником Гидры? Или то, что как только он освободился от них, единолично истребил больше гидровцев, их последователей и обширной инфраструктуры, чем кто-либо? Сидя за клавиатурой легко создавать фальшивые моральные принципы. Это не столь легко, когда имеешь дело с реальными людьми. И я это заявляю с позиций человека, как вы очаровательно упомянули, оставившего в этой игре куда больше кожи, чем вы. Это все. *** Когда Баки просыпается, сияет солнце. У него кружится голова, но приятно, как после настоящего, долгого, очень долгого сна. Он не знает, как себя чувствует остальное его тело, но ответ вероятно — не слишком хорошо, из чего он заключает, что в ближайшее время лучше не пытаться шевелиться. Стив сидит в кресле, подтянув колени вверх и рисует. С миром все в порядке. — Снова рисуешь. — Ага. Заполучил обратно свой любимый объект, — Стив опускает глаза. — Он немного приболел и уезжал на некоторое время. — Я же говорил, что не умею сдаваться. — Я рад. Эй, тебе нужно что-нибудь? — Гм… помнишь, когда тебе было лет 15, и твоя мама принесла мазь для твоих легких? Стив заливается краской. — Да, — тихо говорит он. — А что насчет нее? — … Ничего, — говорит Баки. — Иногда с моей памятью происходят странные вещи. — Я ненавидел ее запах. И кажется она не помогала вовсе. Но ты целовал меня после, поэтому я был полон решимости наносить ее каждый день. Боже, я так глубоко похоронил это воспоминание… — Почему? — Зачем цепляться за то, что никогда не сможешь получить. — Иди сюда, Роджерс. Я бы сам, но МакКой вероятно покусает меня, если я попытаюсь шевельнуться. * * * Баки отсыпается почти неделю. Доктор МакКой проверяет его первые несколько дней, затем объясняет ему и Стиву, как будет проходить выздоровление, и собирается обратно в Вестчестер. — О, чуть не позабыл — Фатима написала тебе открытку с пожеланием выздоровления, — спохватывается он, выуживая письмо из кармана пиджака. — Она отлично учится в школе. Прекрасная студентка, и у нее много друзей. Баки смотрит на письмо, открывая его одной рукой. — На английском! Молодец! — Когда она приехала, уже знала немало. Ей просто удобнее было говорить по-арабски. Сейчас она, считай, билингвал. — Баки, кто такая Фатима? И откуда ты знаешь Чарльза Ксавьера? — встревает Стив. Доктор МакКой мягко шлепает Стива лапой. — Не надо допрашивать пациента, Стив. Смотри. Стив видит, что Баки заснул прямо во время чтения письма, головой в солнечном луче, как кот. *** СТАРК: Кэп! Эй, ты мне нужен в лаборатории, но только если пообещаешь не переживать пять минут подряд. СГР: Вроде как занят. СТАРК: Мне нужна помощь, чтобы прикрепить руку Джеймса обратно к нему. Сам знаешь, моя все еще сломана. СГР: ОК. Иду. СТАРК: Прошу, не надо одолжений. Ты понятия не имеешь, какой я сдержанный прямо сейчас. Пока они едут вниз в лифте с рабочей тележкой Тони, Стив выдавливает: — Спасибо за то, что ты сказал. На той пресс-конференции. — Это входит в мои услуги, Кэп. Учти, они не отвяжутся от тебя, и будут весьма грубыми, так что возможно стоит немного поразмышлять над тем, что ты им скажешь, — ухмыляется Тони. — Лично я считаю, что фраза «пошли нахрен» отлично работает, но не уверен, сможешь ли ты ее произнести столь же хорошо, как я. — Не знаю, Тони. Поживем — увидим. Стив толкает тележку с рукой и различными инструментами в комнату Баки, затем запоздало спохватывается, что оставил свой альбом в кресле, и, конечно же, Тони кидается прямо туда и уже перелистывает. — Стив. Они очень хороши. — Нет, это не так. Я давно не практиковался. Пожалуйста, положи. — Не обращай на него внимания. Он всегда дергался, когда речь шла об альбоме, — бормочет Баки. — О, привет, соня, — Стив запечатлевает поцелуй на растрепанных волосах, потому что может себе это позволить, и потому что самое лучшее в будущем: в нем есть Баки, и они могут целоваться когда захотят. — Тони произвел кое-какие модификации в твоей руке. — Самая очевидная — я изготовил тебе легальный дуговой реактор Старк-Индастриз, потому что я куда лучший инженер, чем ты. Без обид, это просто факт. Остальное — что ж, давай наденем ее, и я покажу. — Как поправляется твоя рука? Я… эээ. очень сожалею об этом, Тони. — Все в порядке. И, слава Богу, с меня сняли перевязь. А теперь, ты готов? — Да. Музыку включишь? — Вот это разговор. Металл или рэп? — Я это возненавижу, да? — стонет Стив. — «Готов Умереть»? — Джарвис, ты слышал человека. Следующую выбираю я, кстати. — И это будет Sabbath, верно? — …По всем признакам — да. Стив с удивлением обнаруживает, что ему действительно нравится музыка, которую слушают Баки и Тони, хотя она совершенно не в том жанре, который его привлекает. Они включают музыку слишком громко, но он думает, что возможно захочет послушать кое-что снова, только чуточку тише. Может быть, все дело в наблюдении за непринужденной перебранкой Баки и Тони, когда Тони нависает сверху и заново прилаживает металлическую руку. Всего три песни требуется им, чтобы закрепить ее на месте, еще одна — чтобы установить источник энергии, и Тони машет рукой, чтобы Джарвис понизил уровень звука, и он мог оценить реакцию Баки. — Эта вещь — прекрасный образец инженерии и дизайна. У меня есть сомнения, что все здесь базируется на технологии, доступной на этой Земле, но кое-что я мог бы усовершенствовать. На остальное у меня есть схемы, и я собираюсь их досконально изучить. — Да, — Баки сгибает и разгибает руку, вращает ею. — Она намного легче. — И такая же сильная, если не сильнее. Я подумал, что в долгосрочной перспективе компенсация лишнего веса не пойдет на пользу твоему телу. — Меня никогда не рассчитывали на долгосрочную перспективу. — Ага, что ж, ты объяснил им их ошибку. А еще, о, это самая лучшая часть. Держись. Я собираюсь коснуться твоей руки. Не бей меня, — Тони протягивает руку и нажимает большим пальцем на определенную пластину — новую, как заметил Баки. Мерцание и затем… он больше не видит металл. Его рука… его рука выглядит рукой из плоти. — ЧТО. Тони. — Я уберу сканер отпечатка пальца, это просто демонстрация. Здорово, да? Помнишь ту маскировочную сетку для моего костюма, с которой я дурачился? Я подумал о другом применении этой штуки. Как только освоишься с рукой, сможешь сам переключить нейронные сети на маскировку простым усилием мысли. Похоже, Баки ничего из его речи не слышит. Он смотрит на свою руку. Когда он наконец глядит на Тони, его глаза переполнены эмоциями и такие голубые, а голос падает практически до шепота. — Почему ты делаешь это для меня? Тебе что-то надо? — Джеймс. Баки. Я один из десяти богатейших людей в мире. Мне ничего не нужно. Просто, ты вроде ничего так, Параноид. А в нормальной жизни не все обменивается. Баки покусывает губу. — Это ужасно глупо, но… я хотел сходить потанцевать. Раньше я много танцевал. А после того, как Гидра слила прессе всю мою историю, решил, что никогда больше не смогу танцевать. Сам понимаешь, здоровенный парень с металлической рукой выделяется в толпе. — Вот и славно. А я было подумал, ты скажешь, что с этой штукой станет легче подбираться к людям и убивать их. — Ну, и это тоже. Хотя, для меня это не главное. — Иди сюда. Давай заменим эту временную плату и ты можешь поработать над тем, как самому контролировать процесс маскировки. *** Как только Тони уходит, Стив забирается на постель рядом с Баки и проводит пальцами вверх и вниз по металлической руке. — Я был в ярости, когда они ее сняли. — Я тоже, но это было необходимо, — Баки ерошит волосы Стива металлической рукой. — Эй. Спасибо, что разобрался с моим блефом. — Что? — Поверить не могу, что я умудрился сказать тебе, что я в порядке и сохранить невозмутимое лицо. Я просто… я был свободен, и по большей части вменяем, и был вне себя от счастья, что вообще функционирую. Я думал, что прошел так далеко, а сейчас понимаю, сколько мне еще предстоит пройти. Трудно быть человеком. Стив проводит ладонью по волосам Баки. — А я не сломан после пробуждения во льду. Тони не сломан после Афганистана. И Наташа после Красной Комнаты. И Тор — после потери Локи. А Клинт… ну, дальше можешь продолжить сам. Мы все очень хорошо умеем притворяться. Вдобавок, я же знаю тебя всю жизнь, и ты всегда был полон ерунды. — Да, но… я просто хочу извиниться авансом за всю грядущую чушь. И мы никогда не сможем быть… нормальными. Нас даже не должны видеть вместе. — Баки… Баки прикладывает палец к его губам и смотрит в глаза. Мир Стива останавливается, как бывало всегда. — Слушай, Стиви. Забудем, что народ США зол на меня. Подумай, как будет выглядеть, если Капитана Америку застукают целующим парня, который убил, к примеру, индийского премьера. Вот тебе и повод к войне. — Я не… Я не являюсь представителем… — Картина стоит тысячи слов, Стиви, ты это знаешь. (Прим. переводчика: аналог русской поговорки «Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать»). — Я оставлю эту работу. Баки стонет и перекатывается на спину. — Не будь болваном. Первое, это не будет иметь значения. Фото «бывший Капитан Америка встречается с печально известным киллером» ничуть не лучше. Вообрази, что бы ты подумал, если бы увидел Билла Клинтона, обнимающимся с Ратко Младичем. При таком раскладе, правительство США выглядит замешанным во всех моих плохих деяниях. А значит, это начнет влиять на множество невинных людей. Кроме того, — продолжает Баки, тыча Стива в ребра, — ты же любишь быть Мстителем. У тебя есть друзья. Которые заботятся о тебе. Лучше, чем смогу я. Вдобавок, я не брошу работу. Чем, черт побери, мне еще заниматься. — Бак… — Это делает меня счастливым. — Убивать людей? — Ну, не только. Просто… Идеально выполненное движение. Чистый выстрел с большой дистанции. Стать лучше, чем был днем раньше. Я годами тренировался быть идеальным оружием, и теперь я оно и есть, и это делает меня счастливым. Баки проводит ладонью по щеке Стива. — И ты тоже делаешь меня счастливым. Невероятно счастливым. И так было всегда. Но мы никогда не сможем сходить вместе выпить кофе. Никогда не пойдем вместе танцевать. Никогда не покажемся на людях. Нам придется таиться. Скорей всего всегда. И я не могу обещать, что не стану… странным. Или трудным. И, о Боже, в интимных делах со мной будет сложно, хотя я ужасно этого хочу. Мне нужно научиться быть любовником. И тогда Стив целует его, потому что ему никогда не надоест иметь возможность просто потянуться и поцеловать Баки. И он знает, что то, что он собирается сказать, наивно, но он также знает, что они сталкивались с худшими шансами и побеждали их вчистую. — Ничего. Мы будем оттаивать вместе.