Холод из душ

Дзы-ынь! Звонок противно отдался в ушах глухим звоном, донося собой то, что уже пора идти на урок. Толпы девушек и юношей активно начали выходить из раздевалок с недовольным бормотанием между собой и подавленным выражением лица, будто каждый съел по горькой дольке лимона. Да и, собственно, кому хочется проводить время на уроке физкультуры, который, как назло, является последним в расписании на сегодняшний день. Можно вполне с уверенностью произнести, что каждый предпочёл бы, завернувшись в шерстяной плед, пить маленькими глотками, дабы не обжечься, горячий кофе, дышать его тёплыми паром, грея замерзший нос и, конечно же, читать любимую книгу, перелистывая с одной шершавой страницы на другую. Ведь это, по сути говоря, и является настоящим наслаждением, ласкающим стенки души… Мужчина средних лет, одетый в красно-белый спортивный костюм неизвестной никому фирмы, прислонил к губам свисток. Раздался подтверждающий это звук, звонким эхом отразившийся о противоположную стену. Под него подростки выровнялись так ровно, будто в позвоночнике каждого был кол, и одно неровное движение могло проткнуть другой орган. И всё-таки как же ребята не хотели идти на урок — было просто неописуемо… И тот же самый мужчина, с седыми бровями и поблескивающей лысиной на затылке, которого все именовали физруком, как обычно приказал классу бегать круги; бег кругами он считал так называемой разминкой, но не многие соглашались с его мнением. Если посмотреть на это со стороны, то вполне может показаться, что физрук является дрессировщиком, а бегающие — просто напросто животными. И это сравнение, в целом, отлично подходило к данной ситуации. В проходе, ведущем в спортивный зал, робко встала девчонка с лохматой косичкой, из которой вылезла половина волос, прикрывая пухлые щеки; в сочетании угловатой фигуры щеки выглядели довольно нелепо, но ничуть не портили общей картины. Стройные ноги, облачённые в чёрные спортивные штаны казались еще худее, переминались с места на место; рукав толстовки то и дело вытирал вытекающие из носа сопли. А голубые глаза бегали взглядом из стороны в сторону, не желая смотреть ни на учителя ни на класс. — Стоять! — скомандовал классу он. Все по команде остановились; с недовольством, презрением, раздражением (в общем, со всеми отвратительными чувствами когда-либо существавшими), охая и шептаясь, показывали на неё пальцами, будто она является чем-то наиотвратительнейшим, что они когда-либо узревали. Физрук пригладил лысину, забыв, что волосы у него давным давно пропали… — Ты почему опоздала? — рявкнул он. От этих слов у девушки внутри органы сплелись в танце страха. Она перестала рассматривать свои кеды и подняла взгляд на учителя, уже догадываясь, что будет в дальнейшем. Раздался лишь тоненький голосок, с бьющимся в нём стеклом дрожи: — Пётр Ильич, я… — она уж было хотела рассказать правду, но, почувствовав злостные взоры одноклассниц, готовших её на месте сожрать заместо обеда, решила соврать, — я задержалась на химии, — она вновь принялась рассматривать старенькие кеды. Одноклассницы облегчённо выдохнули, но продолжили высверливать несчастной невидимые раны полными бокалами ненависти взглядами. Никто не должен узнать, что на самом деле её намеренно заперли в кабинете, дабы в очередной раз поиздеваться. — Что встала? Иди в строй! Все бегут ещё пять кругов! — рыкнул физрук и уселся на лавочку, заполняя классный журнал. Она была иной. Не такой как все. От них исходил холод, сковывающий её несчастную душу. Девушка с взглядом, отражающим весь океан страха: распахнутыми глазами и не менее большими зрачками — встала в свой конец. И девушки и парни одинаково отреагировали на фразу преподавателя про продление дистанции: кто-то топнул так, что эхо ещё долго звенело в ушах; кто-то издал стон раздражения; ещё кто-то просто уткнулся подруге в плечо, изображая рыдания. Раздался свисток, и все, включая бедняжку с растрепанной косой, побежали. Несладко пришлось ей: тот, кто был сзади — беспощадно наступал на края и без того потрёпанных кед, отдавливал пятки; кто спереди — постоянно размахивал руками, как будто и норовя сломать ей нос или воткнуть симпатичный нарощенный ноготь прямо в глаз. Бока и плечи её ныли периодичной болью от постоянных толканий. Но она держалась: ни слезинки не проронила. Потому что слёз не осталось. Внутри лишь пустыня. Сухая, обезвоженная пустыня. По сути, слёзы — та же кровь, только прозрачного цвета, ибо это не кровь тела, а кровь души. То, что было внутри — находилось на самом краю обрыва от глубоких мучений. Никакая физическая боль, никакие унижения не сравнятся с тем, что творилось в душе. На ней не осталось за все эти года ни одного живого места: синяки, порезы, гематомы. Не повезет тому, кто будет вскрывать её душу в аду. Рая никто живущий на земле не достоин — даже она совершала мелкие, но грехи. Они стояли словно стражи на воротах в иной сладостный мир… Подножка какого-то жалкого существа, и девчонка растянулась на полу спортзала как на мягком матрасе; но только её гримасса боли выдавала, что это далеко не матрас. Щиколотка больно заныла, и тут же на неё наступили. На спине, на рёбрах ощущались следы пинков кроссовок и кед. Никто не даже не обратил внимания на то, что на полу лежит человек, все вели себя так, будто она ненужная тряпка. — Стоять! Дайте этой подняться! — вовремя вмешался физрук. У него появились бы проблемы, если на его уроке была затоптана ученица…

***

Высокая шатенка, с криво накрашенными чёрным карандашом бровями, горделиво накручивала на наманикюренный пальчик локон, думая, кого бы взять в свою команду по волейболу. — Так-так-так… — она внимательно разглядывала одноклассников. — Я выбираю… Её сразу привлекли просящие глаза подруг и миловидные личики парней. Другой же человек, который выбирал команду, был темноволосым парнем среднего роста с довольно накаченными ногами, вид на которые открывали подвергнутые спортивные штаны. И вот, буквально, спустя минуту, абсолютно все одноклассники были распределены на две команды, кроме скромно сидящей на лавочке девушки с той же растрепанной косой и больной щиколоткой, больше походящей на забытого всеми бродячего котёнка. — Что сидишь — штаны протираешь? — мерзко зыркнул физрук на неё. — А ну, выбирайте, куда она пойдёт, — обратился преподаватель к капитанам команд. Шатенка недовольно скривила лицо в рожу, состоявшую из отвращения и ненависти, будто её попросили съесть кучку говна. — Фу-у… Пётр Ильич, а можно она будет играть в третьей команде из неё самой? — издевательски предложила она. И криво улыбнулась, оценивая своё жалкое подобие пошутить. — Команды лохушек! — выкрикнула одна из её подружек. — Дурёха с кривыми ногами! — Она даже мяч поймать не может. — Фу-у, отстой! И весь класс залился смехом, даже у самых суровых губы дрогнули в улыбку. Физрук покачал головой. — Да возьмите вы её куда-нибудь ещё! — оглушительно крикнул он. Девчонка опять опустила взгляд на кеды. Уж лучше смотреть в пол, чем на их бездушные лица, в которых лишь холод. Вокруг лишь холод, идущий из грязных душ. — Иди, — раздался приглушённый голос паренька с подвёрнутыми штанами. — Теперь ты играешь с нами. Шок отразился изумлёнными лицами старшеклассников. Никто не мог вымолвить ни слова, даже глупые шутки вылетели из голов. И тут она, впервые за продолжительное время, подняла глаза, посмотрела на своего спасителя. Да, именно такое она думала про него в данный момент. Он ей улыбнулся и поманил рукой. Лицо покрыл стыдливый румянец радости. Девушка сделала неуверенный шаг, но больная нога сделала своё: её обладательница опять упала на ровном месте, растянулась на грязном полу чёртового спортзала, пачкая и так грязную форму. Застывшая в удивлении публика стала наблюдать новую картину: парниша подал ей руку. Сюжет чем-то напоминал какой-то смазливый фильм, но не всё так банально, как казалось на первый взгляд… Она сначала немного потупила взгляд, но после вложила в его тёплую ладонь свою холодную потную, от излишних переживаний, ладошку. Раздался бурный шёпот обсуждения ещё одного неожиданного поступка молодого человека. Выходки которого всё более и более приводили в недоумение одноклассников. Что же ещё, интересно, он натворит? — О Боже! Кирилл, как ты можешь! — Она же грязная! — Ты же заразишься дурнопидом! — Хочешь стать таким же отсталым как она? Парниша решил не терять своего достоинства. Просто шепнул девчонке: «Не слушай их»; и повёл на половину спортзала, где стояла его команда, всё такжеладонь её ладонь. Внутри девушки всё перевернулось: будто чьи-то руки ворвались под кожу и принялись сжимать и без того изувеченные органы. Она отметила, что эта новая боль довольно приятная и даже рядом не стоит со старой. На её ранее не изображающим ни единой эмоции лице, дрогнула улыбка, такая же светлая, как луч солнца в ненастный день. …Подающий их команды бросил мяч. Пока что, к великому счастью девушки, мяч летел не в сторону, где она стояла, и его ловили другие одноклассники. Она всё равно его бы не поймала, даже если бы хотела. Страх — вот что мешало, в смертоносном дуэте с дрожью в руках. И вот, стремительно приближаясь прямо на неё, летел мяч, словно астероид, собирающийся разрушить планету, то есть девочку с растрёпанной косичкой. Всё ближе и ближе, колени дрожали всё сильнее и сильнее, руки затряслись как ветки дерева под воздействием ветра страха. Сердце забилось так сильно, что она слышала его удары, отдающие в шею. Девушка закрыла ладонями лицо, вместо того, чтобы ловить мяч. Болезненный снаряд, пуля, падающий спутник пролетел мимо неё. Одноклассники ревут, топают, выкрикивают её уродливые прозвища, стонут… Это ведь всего лишь игра… Они озверели так, будто проиграли великий матч по волейболу, который стоил им потерей нескольких тысяч долларов. Все забыли, что это просто напросто обычная школьная игра, им бы не было за неё даже несчастной оценки. Ожесточение на бедную девушку взяло контроль над их разумом. — Тупая чупакабра! Ты вообще не умеешь играть! — раздался крик одного парня. — Или ты боишься? — поддержал его друг. — Ха-ха. Да, она боится! — засмеялась его девушка. — Какая же она жалкая! — И почему в нашем классе такая убогая тварь? «Убогая» не могла больше выслушивать унижения, изо всех сил побежала прочь: от адского спортивного зала, от гнева одноклассников, от леденящего внутренности равнодушия учителя, от огненной пули, именуемой мячом. Все лишь с глубокой алчностью смотрели ей вслед, корча пародийные рожи на неё. Она облокотилась спиной об стену школьного коридора. Глаза невольно наполнились слезами, готовыми вот-вот вырваться наружу солёным водопадом. Этого её должно произойти, она должна быть сильной, по крайней мере, стараться. Старания — это уже хоть что-то. — Ты чего? — услышала она знакомый голос. — Пойдём играть, — произнёс Кирилл, трогая её за плечо. — У меня же не получится… — сдалась она, опустив голову. Ей не хотелось, чтобы весь этот ужас повторился вновь. У неё не бесконечный запас сил, когда-нибудь она вот-вот сломается как хлипкая веточка дерева. — Всё будет хорошо, Саш. Пошли, — он поманил её рукой. Александра была в отраде, услышав своё имя. У неё и в мыслях не было, что кто-либо помнил, как её зовут. Одноклассники обычно звали «оно», «уродина», «тварь» и прочими убогими словами, отражающими их внутренний мир. Кирилл и Саша направились в сторону спортзала. Одноклассники молчали как убитые. Игра в радужном свете продолжилась. Она улыбалась от его прикосновений к рукам. Она смеялась, ведь его шутки были смешны. Она ловила и кидала мяч, благодаря ему её страх улетучился. Она смотрела в его глаза, в сверкающие в них частички серебра. Её до самых краёв души пробирало долгожданное счастье, ещё чуть-чуть, и готовое перелиться через край. Она была счастлива как никогда. Была… Возле двери выхода из спортзала в самый неподходящий момент показалась их классная руководительница, которая подозвала Кирилла к себе. Будто в воздушный шарик воткнули иглу — он начал медленно сдуваться; сдувалось её недолгое счастье, когда он ушел с поля, потрусив к учительнице. В искалеченное сердце вонзились шприцы с вакциной страха, боли. Круглый предмет грязно-белого цвета, именуемый мячом, пролетел прямо над головой девчонки. Промах. Шах и мат. — Эй, убогая! — прокричал одноклассник, стоящий сзади, когда она, засмотревшись на уход Кирилла, пропустила мяч. — Мяч ловить будешь? Саша промолчала, даже не взглянув на него. Остальные тоже промолчали, — что было удивительно. Обычно, если кто-либо (включая девчонку с растрепанной косичкой) не ловил мяч, то растяпе приходилось несладко: его имя выкрикивали самыми наипративнейшими голосами, сопровождая всякими обзывательствами. Подающий другой команды кинул мяч… — Смотри, если ещё раз промахнёшься… — прошипели сзади. Она, откинув косичку назад, выставила руки в стороны, ожидая, что поймает мяч. Жизнь — жестокая игра, так же как и волейбол. Мяч полетел ей прямо в лоб, звонко отскакивая в сетку. Больная щиколотка подкосились от неожиданности, тело наклонилось в сторону и приземлилось на землю (а точнее пол спортивного зала). С губ вылетел стон боли. Смех наполнил ранее стоявшую тишину. Они смеялись над её болью, беспомощностью, как жалкие звери, не наделённые разумом. Острый удар пронзил иглой боли живот, — один паренек догадался кинуть в неё мяч. Иглы вонзались в тело новой болью. Александра прикрыла веки, чтобы мяч случайно не попал в глаза. Она не чувствовала ничего, кроме холода. Холода, который исходил из душ, смешиваясь с действиями. Зубы поневоле застучали. Холод слишком сильный. В душах слишком много его. Он обволок её со всех сторон, не оставался ни щели.