WOAS. Rare Fandoms. vol.3

Трой ни черта не смыслил в наркотиках, но ему это и не нужно — у него свой способ разрушать себя. Более изящный, Ник не мог не оценить эту извращенную, жестокую иронию — уничтожать себя посредством уничтожения кого-то еще. Прежде Нику это никогда в голову не приходило даже: убийства, жестокость. Нет, он был жесток, конечно — по отношению к матери, к Алисии, к этим гребанным Манава. Но это была жестокость более пассивная — он обдалбывался и просто плевал на их терзания, на их беспокойство, на то, что они искали его и запихивали в рехабы… Быть глухим к чужим мольбам и вышибить кому-то мозги — это разные вещи, все-таки. Может, повстречай он Троя раньше, то и не связался бы с наркотиками. Теперь, конечно, менять квалификацию было поздно, да и бессмысленно. Убийцей он все равно уже стал — как и все, кто все еще умудрялся оставаться живым среди ходячих мертвецов, заполонивших всю страну, да и весь чертов мир, наверное, тоже… Он стал убийцей, а вот Трой к наркотикам притрагиваться не пожелал. — Мне это дерьмо не нужно, — покачал он головой, отпихивая ладонь Ника со ссыпанными в нее таблетками. — Я и так чокнутый. — Это нечестно, — хмыкнул Ник, помедлил, а затем все же забросил таблетки себе в рот. — Я-то с тобой твой кайф разделил. — Не по своей воле, — справедливо подметил Трой. — Ты убиваешь, чтобы выжить. Я — потому что мне это нравится. — Ну, меня же ты все еще не убил, — зачем-то сказал Ник, хотя Трой не нуждался в том, чтобы его оправдывали. — Потому что ты мне тоже нравишься, — просто отозвался Отто. — Почти так же сильно, как убивать. Они сидели у костра, курили сигареты, которые выменяли на головы мертвецов, пялились в ночное небо и ощущали удивительное умиротворение — одно на двоих. Ник думал, так не бывает — по крайней мере, прежде с ним такого не случалось. Может, его просто унесло из-за принятых таблеток, но, черт побери… Трой Отто был для него каким-то новым, особенным видом наркоты. И когда спустя недели он стоял перед матерью, которая стояла и растерянно глядела на него, сжимая в руке окровавленный молоток, словно бы не понимала, что только что сделала, Ник ощутил это — свою первую настоящую ломку. Ломку по человеку, который был его гребанной родственной душой. Прежде он падал, кричал, бился в конвульсиях, его прошибал озноб, у него случался жар, он страдал от галлюцинаций и даже пару раз пытался покончить с собой, но все это оказалось мелочью по сравнению с осознанием того, что его чокнутая мамаша только что у него на глазах проломила молотком голову его единственному другу. Трой лежал у ее ног — так нелепо вывернувшись, разом превратившись из загадочного и опасного, непредсказуемого психопата в кусок окровавленного мяса, завернутого в грязное тряпье. Это мясо очень скоро поднимется на ноги и примется скалить зубы и издавать мерзкое утробное шипение, которое издают другие ходячие. Это мясо не имеет никакого отношения к Трою Отто и к тому, что испытывал к нему Ник. Троя Отто больше нет — и в груди у Ника неотвратимо и страшно расползалась черная пустота. Он не смог выдавить ни звука, хотя где-то в глубине души закричал так громко и жутко, что свело челюсти здесь, в реальности. — Я должна была, — сказала мать. — Мне пришлось. Ник ничего не ответил, он даже не взглянул на нее, а просто развернулся и пошел прочь. Перед тем, как взорвать гребанную дамбу, он думал о Трое. — Мне это дерьмо не нужно, — сказал он тогда. Нику теперь тоже не было нужно этого дерьма. Н и к а к о г о.