Предубеждение и гордость

Тебе неуютно, как тогда, в начале старшей школы на открытом уроке, когда тебя начало мутить во время ответа у доски и ты убежала, так и не закончив. Над тобой потом ещё как минимум месяц смеялась половина школы. Пока ты проводишь сама себе самую мерзкую экскурсию по своим воспоминаниям, за окном всё ещё стоит обозленная Эва. Глупая Эва. Наивная. У неё дрожат губы — от желания облить вас дерьмом, от обиды и злости. Мун ненавидит Криса, тебя, себя. Ты ненавидишь светофоры. Ненавидишь прозрачные стекла и сумасшедших дур. — Какого черта, Крис? — Не сейчас, Эва. — У тебя никогда нет на меня времени. — У меня нет желания его на тебя выделять. Осекается. Секундное молчание заставляет задуматься, что это обидно, даже для нее. — А на нее есть? Да кто ты, блять, такая? Разочаровывается. Злится. Ты молчишь, а Эва за стеклом вот-вот вспыхнет от невысказанной обиды; за всё невысказанное, наверное. Но ты-то себя виноватой не считаешь, это далеко не твоя вина. Это же не ты целовала его (нет, ты целовала тоже), не ты проявила к нему внимание, не ты заставляешь его за тобой таскаться. Отговариваешься. — Давно сосешь у него? — Это исключительно твоя привилегия. — Вот же сука. Отчего-то, её слова задевают Криса, он быстро высказывается по поводу её грязного рта и дает по газам, как только загорается зеленый. Как всегда, вовремя. Ты не смотришь на Криса, фиксируешь взгляд на точке на лобовом стекле, продолжая крутить в голове мысли. Что, в конце концов, не так? Он злится, что ты додумалась о споре? Или на то, что ты вообще могла так о нём думать? Ха-ха. — Куда мы едем? — Увидишь. Мягко. Необычно. Неожиданно. Тебе не терпится узнать, зачемкудакогда. А перед глазами этот ваш я-не-знаю-зачем поцелуй. И его глаза, словно две разлившихся бутылки виски, прямо напротив тебя, вопрошающие. Нераспознанные. Непрочтенные. Он кусает губы и проводит по ним языком, сворачивая в очередной раз. — Страшно? — С чего бы? Не страшно, потому что он уже абсолютно спокоен. Крис не нервничает уже минуты три, и тебе становится спокойнее, легче, что ли. Когда он размеренно дышит, расслабленно держит руль и адекватно смотрит вперед. — Собираешься доказывать мне, что не спорил на меня? — Господи, да откуда это в твоей голове? Он вымученно выдыхает и закатывает глаза, пока ты роешься в копне своих мыслей, выискивая в них причину, почему ты так думаешь. Может, потому что это в характере Шистада? Или потому, что он начал говорить с тобой потому, что поспорил? У тебя много причин думать о нем так паршиво. — Так значит, это не так? — Прекращай с этим, /т.и/. Хочешь рассмеяться, но смалчиваешь, продолжая разглядывать проплывающие за окном улочки и дома, витрины, лавочки. Всё ещё не понимая, куда вы едете, приблизительно выстраиваешь в голове ваш маршрут, вспоминая все, что вы проехали. Тебе так хочется попросить прекратить этот цирк и отвезти тебя домой, но любопытство побеждает это желание, и ты продолжаешь покорно смотреть в окно. — Так куда мы едем? — Да никуда, ты просто думаешь над своим поведением в моей машине. — Шистад, ты серьёзно? — Разве кажется, что я шучу? Черт с два. Ты катаешься по Осло чтобы подумать над своим поведением? Правда? Какой-то бред. Вопрошающе смотришь на него, пока он самодовольно улыбается, смотря вперед. Рассматриваешь его аккуратный нос, скулы и губы. Его руки, держащиеся за руль, шею и грудную клетку под футболкой. Непроизвольно закусываешь губу. — Нравлюсь, да? — Какой же ты Нарцисс, Крис. — Но нравлюсь? Усмехается, радуясь тому, что тебе нечего сказать. Смотрит на тебя, пока ты, кажется, начинаешь розоветь от прилива крови к лицу. Тянет руку и касается пряди волос, выбившейся из домашней прически, пока вы стоите на светофоре. — Я хочу домой. — Я хочу чтобы ты прекратила так мерзко обо мне думать. — Торжественно клянусь, что больше никогда так не подумаю о Крисе Шистаде, — кладешь правую руку на сердце. — Тогда, поцелуешь меня ещё раз?