Я на твоей стороне

Аято сидел на табуретке перед кроватью Джека и терпеливо ожидал, когда второй начнёт говорить, но тот явно был не в духе для разминки языка. Он согнул свои ноги в ослабевших от долгого безделья, но всё ещё физиологически крепких коленях, наклонив корпус вперёд, сложа руки в замок и серьёзно уставившись в одну точку, располагающуюся где-то в стене напротив. Парень почти не шевелился. При этом дыхание его было спокойным, ровным; брови слегка нахмурены, губы поджаты. Фрид не хотел смотреть на Аято, что уж говорить о разговоре с ним! Прошло уже несколько дней с тех пор, как они виделись в последний раз, и жертва этого мрачного заключения прекрасно знала, где находился вампир всё это время. Джексон пребывал в раздражении, но причина ему была двойственной, и сам хозяин его не знал, чем это недовольство вызвано больше, — из-за того, что Сакамаки пытался и всё ещё пытается отбить у него Юи, или из-за того, что забросил самого Фрида и оставил здесь, совсем одиноким, как непослушную зверушку. Джексону было противно думать о втором, но в глубине души он понимал, насколько отвратительно это чувство брошенного в замкнутом помещении человека.  — Скажи уже хоть что-нибудь, — равнодушно произнёс Аято, поднимаясь с табуретки. Ему наскучила эта отравляющая тишина. За этот промежуток времени, пока они не виделись, вампир стал более нетерпеливым, хоть и скрывал это за маской равнодушия. Джек предполагал, что общество Юи стало для Сакамаки приоритетным, отчего с бывшим парнем его невесты теперь разговаривать было тяжело, и это требовало больше усилий, чем раньше. Впрочем, это только догадки Фрида по непродолжительным, но колким первым минутам. Изменения есть — пока что это единственный факт, назойливо прилипший к глазам человека и заставляющий надумывать себе наверняка ложные теории. Аято, словно желая подчеркнуть свою просьбу, утвердил (но, к счастью, не ужесточил) свой тон: — Когда жертва начинает молчать, очень хочется от неё избавиться. Джек закусил нижнюю губу, хмурясь ещё больше. Он медленно поднял голову в сторону вампира, прожигая его злым взглядом, будто тот отвлёк его от созерцания важных раздумий, что посчиталось бы в глазах жертвы моветоном. «Какого черта? Уж лучше буду молчать. Чем больше говорю с ним, тем меньше времени раздумываю свой план о побеге. Нужно сосредоточиться, а не трепаться. Тем более… — Мысли парня на мгновение оборвались, но затем быстро вспыхнули: — Тем более, что для него всё это лишь игра! Если его задумка сработает и Юи полюбит его снова, то он незамедлительно оборвёт мою жизнь.» Парень вздрогнул. Его мысль не лишена логики, но она как-то не вяжется с тем, что говорил самый младший из братьев — Субару.

«Он хочет, чтобы ты стал его вампиром.»

 — Гх… — Джексон сжал пальцы в кулаки, не понимая, во что ему верить.  — Что такое? — Аято вопросительно посмотрел на парня. Он выпрямился, скрещивая руки на груди, тем самым показывая свой вытянутый и стройный силуэт. Его вопрос не был встревоженным или искренне любопытным — он, выпорхнув с уст вампира в торопливой и отчасти неаккуратной подаче, лишь имел в своих целях поскорее подвести Фрида к разговору.  — Почему ты пришёл? — грубо ответил вопросом на вопрос Джек. — Крови хочешь?  — Крови я хочу всегда, а именно сегодня я пришел за продолжением твоей истории, — преспокойно молвил вампир, чьи губы расплылись в слабой улыбочке, что показывало, как он насладился долгожданной, хоть и короткой, грубой реплике парня. Именно после этой на первый взгляд ядовитой, довольной гримасы Фрид вновь отошёл от мыслей о побеге и, сам этого не заметив, ещё раз проанализировал изменения в вампире, коих стало чуть меньше с этой нежданной-негаданной переменой настроения.  — Ты хочешь знать мою биографию, чтобы потом написать обо мне некролог? — выдохнул устало пленник, морально сдавшись. Хорошо, он поговорит немного, но с уходом Сакамаки обязательно вернётся к обдумыванию будущего побега. Аято промолчал, и Джек сразу по нему понял, что оказался прав. Скоро жизнь пропадёт не только в его глазах, но и во всём теле. Он проследил за взглядом вампира, который вдруг ускользнул от него, обратившись к маленькому, горизонтально вытянутому окошку. Аято словно догадался о слабо выраженном волнении Джека, связанном с потерей жизни. Несмотря на это, рыжеволосый продолжал снисходительно улыбаться, как путник, что знает много и даже готов за определённую плату облегчить душевную боль, вызванную жизненными невзгодами, славным советом. Насыщенная цветом ядовито-зелёного богомола радужная оболочка очей вампира сверкала так же ярко, как и при их первой встрече. Даже нет, они стали красивее, будто бы в них и отражалась сама жизнь. Фрид соврал бы, если бы сказал, что не завидовал вампиру из-за этих глаз. Ведь его, серые и холодные, казались… мёртвыми. Они никогда так не смеялись, как смеются сейчас отравленные прекрасной вампирической оболочкой, но сияющие неодолимой жаждой и страстью глаза Аято. Они молчали с минуту.  — Тебе нравится моё лицо, Джек? — не оборачивая свой взгляд, спросил вампир с чуть промелькнувшим тщеславием между строк, будто какой-то частью души почуял, что некоторые мысли жертвы были о нём.  — Только глаза, — не смея ответить ложью на столь нелепый вопрос, произнёс Фрид.  — Хочешь такие же? — более увлёкшись подобной темой, снова спросил Аято, уже обращаясь к собеседнику глазами.  — Нет, — молвил Джек, выпрямляясь. «Такие же» ему точно были не нужны. И, кажется, Сакамаки это понял, отчего и сказал следующее.  — Хорошо. Ведь скоро твои собственные обретут непередаваемый словами блеск. Фрид ощутил мурашки, пробежавшиеся по плечам. Он вздрогнул брезгливо, словно хотел избавиться от них, но ничего не вышло — присутствие вампира не давало это сделать.  — Я вспомнил, на чём остановился. На церкви в лесу. Она была моим спасением после продолжительных потрясений, — тихо произнёс парень, желая поскорее сменить тему разговора, чтобы перестать накручивать самого себя. Он продолжил историю, более коротко, но ясно. Аято затих в собственной рефлексии от повествования пленника — почти так же, как и в первый раз, когда было положено начало рассказа. Голос Джека смиренно вытаскивал из глотки слова, лишь бы закрыть вопросы в голове о том, что будет дальше: — Сэйдзи Комори, отец Юи, будто прочитал меня, как детскую книжку, — наверное, поэтому без вопросов принял в «священную семью» и заботился обо мне, как родственник. Не стану называть его отцом и сравнивать, так как его роль была немного иной. Скорее, он походил на душевного учителя, который может уделять внимание ученику даже больше, чем его собственная семья. Я рос с Юи бок о бок, внимая его учения и попутно узнавая новое самостоятельно, если быть точным, за книгами. Мне кажется, Юи тоже стало интересно заниматься вместе со мной — до этого она не показывала своих стремлений к знаниям. Иногда я сам ей что-нибудь объяснял… и она называла меня «братом», забываясь временами. С каждым месяцем было больнее слушать это обращение, и я осознал, что люблю её, люблю не как сестру или друга, а как девушку. Но будущему священнику нельзя было и думать о таком! Я старался удерживать самого себя, возложил между нами стену, чтобы успокоить сознание. Облегчением стал её отъезд в… ваш особняк. — Последние слова юноша высказал более тихим голосом, после чего с еле заметной дрожью поджал губы. Собравшись с силами, он завершил рассказ несколькими предложениями: — Далее всё приблизительно так, как вы и сами все знаете. Отец Юи лишил себя жизни, а я и она сбежали в город и жили около года спокойно. По крайней мере, мне так казалось, но Юи…  — С ней что-то было не так, верно? — угадал Аято, слегка наклонив голову набок.  — Из-за тебя у неё психологическая травма, — не сдержавшись, ненавистно прошипел Джек.  — Как понимаю, это конец истории? — проигнорировав такое смелое обвинение, спросил вампир.  — Да, — сдался тот, изнеможённо выдохнув.  — Мне понравилось. Улыбка на устах Сакамаки заиграла так же неожиданно, как за окном послышался шум грома. Гримаса была не насмешливой, не злобной — по ней было видно, что Аято действительно остался доволен, как обычно доволен ребёнок, который съел достаточное количество любимых сладостей. Его глаза блеснули, руки потянулись к Фриду, желая коснуться его в последний раз за сегодняшний день. Тот повиновался, позволяя прохладной гладкой ладони коснуться его щеки, и задержал дыхание, не понимая, чего ему ожидать теперь. Он чувствовал лёгкий дискомфорт, после чего совсем раскис, ибо начал думать о том, что ему будет плевать на любые прикосновения от этого жестокого монстра. И слово «жестокий» имело немного иное значение, чем прямое, прежнее.  — Ты стал более смирным, — прокомментировал Аято, наклоняясь к манящей шее жертвы. Не много потребовалось времени на его привычное дело. Да только не столько усталости ощутил Джек после укуса, сколько после прикосновения. Именно поэтому ему показалось, что в Сакамаки есть и другие дьявольские силы. «Дождь, — думал он туманно, покорно подставляя шею, попутно смотря на окно и впитывая ушами звуки стукающих по стеклу крупных капель. — Сегодня, Юи… Сегодня я сбегу.»