Somnia Mundi

      Во внутреннем дворе сада Эрин заметила сохнущее юката. Оно было невероятно красивым: из темно-синего шелка, украшенное цветами камелии и золотой узорной вышивкой.       — Не похоже, что это дом обычных селян. Здесь определенно проживает знать.       У Эрин загорелись глаза. Она вдруг вспомнила, что никогда не жила, опираясь на моральные принципы, да и благородство всегда было ей чуждо. Недолго думая, она бесшумно запрыгнула в сад и стащила роскошные одеяния.       Завязав неширокий пояс, Эрин накинула сверху черное хаори и соломенную шляпу, закрепив на подбородке. Взглянув на себя в мутное зеркало, Эрин восхитилась. Она никогда в жизни не носила женской одежды. Сейчас она походила на молодую госпожу, хотя глаза все еще выдавали в ней трехсотлетний опыт наемного убийцы и шпиона. Ее глаза были невероятно холодны.       — Все еще слишком злая, — прыснула Эрин.       Хотя если прикрыть глаза шляпой, то очень даже ничего. Даже миленько.       Выпрыгнув из поместья, облаченная в новый наряд Эрин довольно двинулась дальше. Ей оставалось совсем немного до той деревни, где, по слухам, несколько месяцев назад нашли странную девушку. Эрин вздохнула, сетуя на то, что не может воспользоваться своей скоростью. Не хотелось быть отслеженной и схваченной синигами.       — Эти! — тыкнул Зараки Кенпачи.       Продавец цветов засуетился и спешно вытащил из горшка несколько розовых камелий. Завернув их в бумагу, он, еле натягивая дрожащую улыбку, подал капитану покупку.       — О-отличный выбор, господин синигами!       — Знаю, — буркнул Зараки. — Все вы так говорите.       Он вышел с рыночной площади и свернул на соседнюю улицу, ведущую на окраину деревни. Солнце сегодня пекло не на шутку. Закинув букет на плечо, Зараки Кенпачи зашагал по песчаной дороге.       Такие походы в восьмидесятый район уже стали для него традицией. Раз в год, в день, когда она умерла, он приходил на самую окраину своего района, покупал одни и те же цветы и медленно шел к подножию самой высокой горы. Туда, где стояла ее могила.       Невысокий каменный столбик стоял в поляне клевера. Выгравированная надпись гласила «Ячиру Унохана». Положив на подложку цветы, Зараки уселся на траву и вздохнул. Жар солнца подействовал и на него, поэтому он, обмахиваясь бумажным веером, прикрыл глаза и погрузился в свои мысли.       Зараки Кенпачи возвращался лесом. Был уже полдень. Солнце стояло прямо над головой, нещадно нагревая все вокруг: землю, крыши домов, воду в озерах и реках и даже воздух. Черная форма синигами нагрелась и теперь натирала тело и стесняла передвижения. Зараки вдруг обернулся. Ему показалось, что он услышал чьи-то слабые вздохи. Чуткий слух никогда его не подводил. Уловив слабое дуновение смерти, он тут же исчез в сюнпо. Остановившись у опушки леса в единственном клочке, где солнце не доставало своими жгучими лапами, Зараки увидел женщину. Она сидела, облокотившись о ствол могучего дуба с раскидистыми ветвями. Ее сморщенный лоб на изуродованном ожогами лице покрыла испарина, а грудь тяжело вздымалась при каждом вздохе. Ее веки медленно поднялись. Она посмотрела на него, и взгляд ее был затуманен и рассеян.       — В... воды, — прошептала она.       Зараки достал из-за пазухи флягу с водой и поднес к обсохшим губам женщины. Живительная жидкость полилась в ее рот, мокрые дорожки заструились по подбородку, спускаясь к шее, впитывались в черную ткань одежды. Грудь понемногу унималась. Взгляд становился более осмысленным.       — Спрячь меня от солнца, — тихо произнесла женщина.       Зараки Кенпачи, гонимый неведомым чувством, поднял ее на руки и перенес в чащу леса. Женщина быстро приходила в себя, жилы на бледных, покрытых красными пятнами ожогов, руках чернели от подступающей крови. Она спрыгнула с рук, мгновенно скрываясь меж деревьев. Бледное лицо в обрамлении черных блестящих волос исказилось, обнажая белоснежные клыки. Женщина агрессивно зашипела.       Зараки быстро вытащил свой меч. Он почуял это. То, что никогда его не обманывало. Предчувствие хорошей драки. Он широко оскалился. Но женщина не была настроена также. Бросившись вниз, она быстро потемнела, черная дымка окутала ее лицо, и все в тот же миг исчезло.       Стало тихо. Все пришло в свой изначальный, заложенный природой, порядок. Лес зашумел от легкого ветра, птицы продолжали петь на деревьях.       — Черт! — выругался Зараки Кенпачи.       Его противник сбежал. Тут маленькая адская бабочка села ему на плечо, оповестив о срочном вызове в Общество Душ. Еще раз чертыхнувшись, капитан 11-го отряда пустился на сюнпо прочь.       Тоширо примчался в академию почти сразу же, как только получил адскую бабочку с сообщением от Матсумото. В глубине души он понимал, что простой отчет об итогах расследования не может иметь высочайший приоритет, из-за которого он так безоговорочно покинул церемонии. Но он не мог устоять на месте. Тоширо не мог унять неизвестно откуда взявшееся волнение.       — Капитан! — удивилась Рангику. — Вы так быстро, я как раз направлялась на обед.       За ее спиной стояла Момо, прислонившись к стене, и хмурилась. Сегодня она явно была не в духе. Тоширо решил не вмешиваться в это дело. Мало ли что могло у нее случиться. Если Момо захочет рассказать, он всегда ее выслушает.       — Вы обедали, капитан? Давайте поговорим в столовой, я смертельно голодна!       — Хорошо.       Они зашли в пустую столовую. Хотя занятия сегодня не отменили, но до обеда оставалось еще двадцать минут. Смотря на стены, украшенные плакатами, на столики и стойку для раздачи, вдыхая запах еды, Тоширо почувствовал нечто родное и приятное.       — Ностальгия! — воскликнула Рангику.       Они сели за стол. Тоширо ждал с натянутым спокойствием, когда Матсумото выберет себе еду. Момо наблюдала, как он то складывает пальцы в замок, то хрустит костяшками. Она редко видела Тоширо настолько нервным. Рассерженным и раздраженным – да, но вот взволнованным?..       — Хитсугая-кун, что с тобой? — спросила она.       — Ничего. Просто устал.       — Может быть, ты передохнешь?       — Хинамори, как ты себе это представляешь?! Да тут...       Тоширо понял, что сорвался, когда увидел слезы, собирающиеся в глазах Момо. Прикрыв скривившийся рот рукой, она резко встала и выбежала из столовой. Он было поднялся, чтобы догнать и извиниться, но встреча с серьезным взглядом Рангику его остановила. Он не видел в ее глазах упрека или же гнева, лишь предупреждение. Не надо. Не сейчас.       — Мы слишком устали, — сказала она, садясь за стол и принимаясь за еду.       — Пожалуй.       Несмотря на недавние возгласы о степени ее голода, ела Рангику довольно вяло. Она ковырялась в миске с карри, изредка кладя зацепленные кусочки в рот. Тоширо взял из ее рук несколько отчетов и принялся читать. Его глаза яркого бирюзового цвета быстро забегали по строчкам. Он подложил лист под низ, берясь за следующий. Ему казалось, что от избытка информации у него кружится голова.       «...необычная духовная сила...       ...сложный характер...       ...драка с одногруппниками...       ...долгие медитативные погружения, после которых ученицу Мори освобождали от дальнейших занятий...       ... До сих пор не установила связь с духовным мечом...       ...частое возникновение конфликтных ситуаций с Киришики Юкио...»       Тоширо будто бы читал характеристику совсем иного человека. Он ничего этого не знал и не замечал в ней. Отдав отчеты обратно Матсумото, он встал и вышел из столовой прочь. Он и так слишком задержался. Если сейчас же не отправится, то рискует опоздать на следующую церемонию, и тогда будет скандал.       Весь день шло тщательное расследование дела: синигами рылись в архиве, вытряхивая пыль из древних документов, переворачивали белые хрустящие страницы совсем новых записей. Искали что-то… мотивы, даты создания оборудования для экзамена, подобные случаи в летописи Академии, записи об учениках. Все то, что могло быть дать ответ на один вопрос: как Готей-13 допустил смерть наследника благородной семьи? А в бараках 4-го отряда не прекращались бесконечные дотошные допросы.       До Карин, поскольку она была единственным свидетелем, пытались добраться с самого утра, но лейтенант Кионе Котецу упорно отгоняла второй отряд. К ней пару раз заходила Мегуми, докладывая, как идут дела. Сообщила, что на допросе ей несколько раз задавали одни и те же вопросы, лишь по-другому сформулированные, много спрашивали не по делу. Хотя сама Мегуми была уверена: все вопросы относились непосредственно к происшествию.       «После похорон, — подумала Карин, — будет только хуже.»       Хорошо, что она упросила врачей отвязать ей руки. Больше приступов психоза с ней не случалось. Карин лежала в постели, оставленная наедине со своими мыслями, иногда погружалась в беспокойный сон, иногда просто смотрела в потолок без единой мысли. Во снах она больше не чувствовала незримое присутствие Акаги.       Вечером к ней зашел доктор, осмотрел тело, спросил о самочувствии. Нахмурился, когда она бесцветно ответила ему, со вздохом встал, что-то записывая в больничном лице.       — Завтра состоятся похороны Киришики Юкио. Твое состояние оцениваю как удовлетворительное, поэтому даю добро.       Когда он вышел, Карин медленно села на стул, морщась от боли в боку. Будто вспомнив, рана опять заболела. Обессиленно выдохнув, Карин прикрыла глаза.       Она вспомнила их с Юкио первую встречу, как она прочитала в его взгляде брезгливость и раздражение. Как он старался при каждом удобном случае задеть ее, как она отвечала ему. Вспомнила, что, несмотря на высокое происхождение, Юкио не был талантливым. По успеваемости он стоял, конечно, выше Карин, но и перед ним возвышалась целая толпа учеников. Кроме кидо, у него тоже редко что получалось. Карин видела его однажды во внутреннем дворе общежития поздно вечером, как он стоял там один, повторяя и повторяя попытки, упражняясь и упражняясь, чтобы добиться нужного результата. Признаться, Карин уставшая тогда возвращалась после занятия с Тоширо, поэтому не обратила внимания.       Юкио спас ей жизнь. Не колебался ни секунды, отдал свою, выполнив священный долг синигами. Защищать людей, где бы они ни находились, в Обществе Душ или в Мире Живых.       Дайра вошла в комнату, наконец позволив себе расслабиться и от души потянуться. Ее спина и плечи изрядно болели под тяжестью многочисленных платьев и накидок. Эпоха Масок, длившаяся уже несколько столетий, обязывала всех духов высокого порядка Сомниа Мунди скрывать свои лица под всевозможными масками, капюшонами и платками, а также покрывать свое тело несколькими слоями одежды. Скрытность – один из столпов этой эпохи. Обязательным было также ношение нескольких имен, среди которых ни одного не было истинного.       Дайра начала спешно стягивать одежду и бросать ее на пол, перешагивая и швыряя в углы. Оставшись в нательном платье, поверх которого была накинута легкая узорчатая накидка, она коснулась ледяной маски. Мамору напрягся, стараясь одновременно поклониться ниже и вывернуться так, чтобы хоть одним глазком удалось увидеть лицо духа-хранителя. Он служил ей уже четыре года, однако за это время Дайра ни разу не сняла при нем маску.       — Как же устарел весь этот режим, — пожаловалась она, убрав руки. — От кого мы скрываемся? Ясно же, что войны больше не будет. Нас отрезали несколько веков назад, и за это время ничего не произошло.       Мамору не ответил. Ему приходилось слушать этот монолог каждый раз, когда они возвращались домой после долгой поездки. Сначала он пытался возразить, потом соглашаться, после же просто поддерживал беседу. Но во всем этом не было смысла, ибо Дайра не пыталась ничего поменять. За эти четыре года он узнал духов воды лучше некуда. Они просто плывут по течению, позволяя тому куда-нибудь их вынести. Быстро ли, медленно ли, спокойно или порывисто, но они плывут вперед, никогда не бросая судьбе вызов. Они же не камни или ветер, не огонь, сжигающий все на своем пути.       — Знаешь, Мамору, вода точит камень, — сказала Дайра, обернувшись, и он даже под маской почувствовал, что она смотрит с укором. — Ей понадобятся на это годы, но она обязательно сделает свое дело.       — Простите.       — Тебе нечего извиняться. Ты ведь ничего не сказал, не правда ли?       Мамору лишь сильнее наклонил голову. Он забыл об этой странной особенности его духа-хранителя. Дайра всегда знала его мысли, намерения и даже всегда знала, где он находится.       — Знаешь, у Деметрии появилась свита. Теперь подле нее всегда ходят два таких красавчика! Я тоже так хочу! — плюхнувшись на огромную перину с кучей подушек, Дайра по-детски заболтала ногами. — Один у меня уже есть.       — Мне выйти? — спросил он.       — Мамору, ты слишком строг к себе. Подними уже голову и иди ко мне. Здесь так мягко, это подарок Нота.       Не в состоянии противиться желаниям и капризам своей госпожи, Мамору выпрямился, и осторожно, чтобы не наступить на разбросанные платья, подошел к перине и аккуратно на нее сел.       — Нот же один из братьев Зефиринуса? — спросил он.       — Да, он живет на южных островах. Мне кажется, он ухаживает за мной, как считаешь?       Мамору считал, что Нот давным-давно положил глаз на Дайру и сейчас уже довольно смело добивался ее расположения. Однако дух-хранитель Воды была слишком наивна, чтобы это заметить. Несмотря на всю свою проницательность, она элементарно не могла отличить простую дружбу от явных намеков.       — В последнее время владыка южных ветров Нот действительно стал делать вам больше подарков.       — Ты так считаешь? Он, конечно, невероятно красив и галантен, мне он даже нравится, но я уже обещана!       — Обещаны?       — Это было еще до войны. Ты помнишь чету зимних драконов, Ао Шуня и Руолан? Они каждый год у нас почетные гости праздниках То-дзи и Белой Рыбы.       Мамору чуть не закатил глаза, он вспомнил, как жрицы Жемчужного святилища жарко обсуждали давний праздник Белой Рыбы. Он знал, что тогда произошло и каковы условия договора. Ему было только интересно, знает ли растущий не по дням, а по часам молодой Рюдзин о своей судьбе?       — Нет, — резко ответила Дайра. — Лучше в это не лезь. Надо будет наведаться в святилище и надавать по ушам этим сплетницам! Хорошо, что хоть дальше не пошло. И не извиняйся, прошу.       — Как ска...       — Ты боишься меня.       Она повернулась, и от маски Мамору почувствовал себя неуютно. Дайра была одной из тех, кого вообще не стоило бояться. Она никогда не срывалась, не проявляла жестокость и безумие, она не приказывала и не издевалась. Она вела себя наивно и легкомысленно, любила болтать по пустякам и совершать сумасбродные поступки вроде внезапно сбежать ночью, заставляя жриц судорожно извиняться и переносить визиты.       И в то же время Мамору порой чувствовал, как комок подступает к горлу от постоянного веяния от ее тела холода, от ледяной неподвижной маски и от странных особенностей, которые она довольно часто демонстрировала. Мамору ни разу не видел ее лица. Ему самому не полагалась маска, так как он был всего лишь духом меча, а духи вещей не были частью высокого порядка.       — Тебе сложно понять нас, тех, кто родился и вырос в Сомниа Мунди, ведь ты из людского мира. В тебе еще слишком много от них. Я даю тебе время, чтобы привыкнуть, но и ты, пожалуйста, делай шаги вперед. Мне нужно, чтобы мы понимали и доверяли друг другу.       Мамору поднял змеиные глаза и внимательно посмотрел на маску, в те самые прорези, где на него смотрела синие глаза.       В день похорон Киришики Юкио как назло светило яркое солнце. Карин выдали баклажановое хлопчатобумажное кимоно и вывели на улицу. Щурясь от ярких лучей, она пыталась идти ровно. На улицах было невыносимо тихо, будто само время застыло, сосредоточившись на этом самом миге. Миге, когда похоронят Юкио. Карин шла словно в замедленной съемке, в голове не было ни единой мысли, сердце медленно отбивало ритм в груди. Она ни с кем не говорила, да и говорить было не о чем. С Ран она даже не пыталась пересечься взглядами.       Они вышли рано утром, чтобы к трем часам дня прибыть в Восточный Руконгай, в поместье великой благородной семьи Киришики. Карин, единственной из учеников, выделили отдельную повозку. Сев на деревянную скамейку, она с подозрением посмотрела на рядовых синигами, держащихся руками за эфесы мечей. На них была странная, не похожая на остальные, форма.       — Вы из какого отряда? — спросила Карин.       — Из второго.       Она посмотрела на того, кто ответил ей. Это был невысокий, по голосу молодой парень, но все, кроме карих раскосых глаз, скрывала одежда. Карин расхрабрилась.       — А почему я отдельно от остальных? — спросила она уже смелее.       На нее даже взгляда не бросили.       — Такой приказ. Приказы не обсуждаются.       — Кто отдал такой приказ?       Тот, что сидел напротив, наклонился к ней.       — Ты сейчас не в том положении, чтобы задавать вопросы, девочка.       Карин вскинула бровь, но ничего не ответила. Если они солдаты, то нет смысла пытаться что-то выведать. Наверняка эти ребята готовы к любым пыткам, и какая-то доставучая девчонка им явно не помеха. Демонстративно хмыкнув, она отсела поближе к кучеру, чтобы смотреть за дорогой.       По пути в поместье Киришики, они останавливались два раза. И оба раза Карин выходила в сопровождении синигами, которые никак не оставляли ее без присмотра. Наблюдая, как ее одногруппники выходят из других повозок, Карин лишь вздыхала и на каждый брошенный взгляд Мегуми в ее сторону лишь пожимала плечами. Ей было нечего сказать.       Спасибо, что хоть перекусить посадили вместе. Мегуми, увидев подходящую Карин, тут же подвинулась и пригласила сесть рядом с ней. Оказавшись за столом, Карин почувствовала себя неуютно. И с ней это было не связано. Ран, что было для нее необычно, сидела в дальнем углу и ни с кем не разговаривала. Лицо у нее сильно побледнело и, кажется, похудело. Она безразлично ковырялась в еде, даже к ней не притронувшись. Кеничи ободряюще гладил ее по спине, но завести разговор не пытался. Остальные тихо шептались, как будто боялись нарушить витающий в воздухе траур. Хозяин постоялого двора принес еду. Карин вспомнила, что увидела кое-что по дороге сюда, и ей показалось это очень странным.       — Когда мы ехали сюда, — начала она, — я заметила дома. Они были заброшены, кажется, очень давно. Я бы не обратила внимания, но район выглядит очень благоустроенным, и эти дома сильно выделяются.       — Ах это... — хозяин потер щетину на подбородке. — Раньше здесь стояло поместье семьи Судзуки, но они давно умерли, а в дома так и не заселились новые жильцы. С тех пор так все и стоит.       — Семья Судзуки? — удивилась Карин.       — Я слышал про них, — тихо сказал Кеничи. — Говорят, между Судзуки и семьей Шиба одно время была чуть ли не война. Парень из Судзуки соблазнил младшую дочь Шиба. Когда все выяснилось, девушка уже была беременна.       — И им пришлось смириться с этим? — спросила Мегуми.       — А что им оставалось делать? Насколько я знаю, девушку изгнали из семьи и запретили когда-либо даже мимо ворот их проезжать.       — Жестоко.       У Карин не было аппетита, равно как и у многих учеников академии, но у нее было засело странное предчувствие, будто сейчас нужно было хорошенько подкрепиться и восстановить как можно больше энергии, потому что потом может быть не представится возможность. И она заставляла себя впихивать как можно больше еды.       — Почему тебя везут отдельно, Рена? — еле слышно спросила Мегуми.       Пожав плечами, Карин не ответила. Она и сама не знала.       — Это из-за твоей силы?       Карин вздрогнула.       — Я не знаю, Мегуми. — немного резко ответила Карин. — Ты меня допрашивать собралась?       — Нет! — возразила девушка. — Я просто беспокоюсь за тебя. Что ты вообще такое?..       Тяжело выдохнув, она встала и вышла из-за стола. Карин прыснула. Не хватало, чтобы она сейчас еще и поссорилась со всеми своими друзьями. Мегуми не заслужила такого резкого ответа, но Карин сама была очень подавленна и растерянна. Она не знала ответ на этот вопрос.       В Невидимый Зал библиотеки Зефиринуса попасть было практически невозможно, однако после того, как Тиатрил вошел в его свиту, все двери перед ним открывались еще до того, как он появлялся на горизонте. Здесь, под веерными нервюрными сводами, в окружении словно сотканных из вихрей колонн, покоилась вся тайная жизнь Сомниа Мунди. Ночные обличья духов-хранителей. Чтобы найти заветную папку с секретной информацией, Тиатрилу пришлось пройти мимо рядов с записями имен всех казненных духов, давно канувших в лету; мимо огромных фолиантов тайных приказов; досье на всех членов невидимых обществ. Папка, за которой послал Зефиринус, находилась в особом отделе, скромно пристроившись между пухлым, набитым бумагами, делом о похищении Дайры и обернутым в синюю с серебряным рисунком обложку делом о восстании клана драконов Земли. Тиатрилу потребовалось усилие, чтобы ее вытащить. Стараясь не думать о двух других, он вышел из особого отдела.       Кутаясь в плотную робу, Тиатрил сел на пол и развернул перевязанную стопку бумаг. На первой странице аккуратным почерком была выведена надпись на древнем языке.       — Так они еще и сами записи шифруют, чтобы никто не смог прочесть, — удивился он.       Тиатрил знал этот язык, матушка обучила его вместе с Саррой в детстве. Род Авилы корнями уходил в далекие времена основания Сомниа Мунди, их священные писания передавались из поколение в поколение, и чтобы их прочесть, нужно было знать древний язык.       — «Дело о Судзуки Акаги», — прочитал Тиатрил. — Кто это?       От благовоний свербило в носу. Их было так много, и дым от них курился к потолку из торчащих повсюду палочек. Запахи витали в воздухе, смешиваясь и превращаясь в один дурманящий голову аромат. От него у Карин разболелась голова.       В комнате, где на подставках стоял гроб Юкио, было не протолкнуться. На его похороны в дом Киришики съехались представители всех аристократических семей Общества Душ. В центре, у закрытого гроба, в который положили то, что осталось от Юкио, сидела мать. Она держала в руках в рамке его фотографию. Горячие дорожки слез стекали по щекам, собираясь на подбородке и крупными каплями разбивались о холодное стекло фотографии, под которой на нее радостно смотрел маленький мальчик со слегка вздернутой верхней губой.       Карин не подходила близко, она вообще не поворачивалась в сторону гроба. Перед глазами все еще стояли невыносимые картины с экзамена. Тоширо был в дальнем углу и изредка на нее посматривал. Карин чувствовала на себе его обеспокоенный взгляд. Ран стояла рядом со своим отцом. Этот коренастый бородатый мужчина с добрым лицом обнимал ее за плечи. Около них были члены семьи Сану, Кеничи держал за руку свою маленькую сестру. Мегуми находилась в окружении остальных ребят вместе с Ходжо Гэном и Нао.       «Я отпускаю тебя, Юкио, пусть тебе простят все твои грехи, — мысленно попросила Карин, прикрыв глаза.»       Она перешла ближе к проходу в надежде выйти при любом удобном случае. Вдруг произошло то, что заставило ее замереть на месте, бледнея от ужаса. В комнату вошла сначала Рукия, а затем сразу за ней быстро вошел высокий лохматый парень. Яркость его рыжих волос заставила яркие гранитно-серые глаза Карин широко раскрыться.       Она охнула, чем привлекла внимания обоих. Рукия повернулась первее, устремив на нее пристальный взгляд темно-фиолетовых глаз. Карин перевела взгляд на Ичиго, встречаясь с ним. Они долго смотрели друг на друга.       Узнал? Не узнал? Сколько лет они не виделись?       Но Ичиго, отвернувшись, прошел к остальным капитанам. Рукия последовала за ним. Она еще один раз обернулась вслед, быстро и бегло. У Карин внутри все сжалось от разочарования. Вот, они встретились. Лицом к лицу. И родной брат ее не узнал.       — Постой! — крикнула Карин.       Все обернулись на нее. Она вновь встретилась с родными глазами брата, теперь уже удивленно смотревшего на нее.       — Тшш, — шикнули ей. — Невоспитанная. Кто ж кричит на похоронах.       Карин смутилась. Ей захотелось немедленно уйти.       Поместье Киришики было настолько большим, что каждому из капитанов и членов аристократических семей, оставшихся на ночь, хозяева выделили по отдельной комнате. Предоставили ее и Карин. Она до сих пор не могла понять, отчего к ней проявляют такое особое отношение. Ключница отвела ее в дальний темный коридор на нижнем этаже, где, очевидно, находились кладовые, подсобки и чуланы. Две соседние комнаты заняли рядовые из второго отряда, которые повсюду сопровождали Карин. Открыв дверь, она вошла в простую комнату со скромным убранством, вероятно, предназначенную для прислуги. Комната была совершенно пуста, за исключением низкого стола и сложенного в углу футона. Что ж, за Карин присматривали отнюдь не из-за того, что она особо важная персона.       «Хотя бы чисто, — подумала она.»       Карин не была рождена в знатной семье, поэтому отсутствие предметов роскоши совсем не оскорбляло ее и даже не смущало, а к неудобствам она приспособилась давно. Расстелив футон и быстро раздевшись (оставив на себе лишь нательную рубаху), Карин загасила свечи и легла спать. Стало тихо. И некомфортно. Чтобы отвлечься от неприятных мыслей, Карин принялась прокручивать в памяти сегодняшний день. Много чего произошло за эти часы: ранний подъем, долгая и странная поездка, обед, где она впервые узнала о семье Судзуки. Первое упоминание в реальности о человеке, которые появлялся только в ее голове. Теперь Карин точно знала, что он настоящий и когда-то жил в Обществе Душ.       «Интересно, — подумала Карин, — можно ли попасть на территорию заброшки и как это сделать? Если мародеры и бедняки и не растаскали дома по доскам, в них еще возможно отыскать что-нибудь интересное. Может, даже удастся найти ответы на вопросы. Но как?»       Карин вдруг осенило. Она же умеет прыгать в пространстве.       — Стоит попробовать совершить это осознанно. — сказала она, садясь на футоне.       До этого Карин прыгала из-за необходимости, под влиянием сильных эмоций. Получится ли у нее сейчас?       — Не зря же я месяц медитировала.       Встав, Карин вновь оделась и, плюхнувшись на пол, приняла позу лотоса. Дыхание с трудом выравнивалось. Карин прислушалась к нему. Она где-то читала, что для того, чтобы заснуть, нужно слушать свои вдохи и выдохи. Она не пытается сейчас заснуть, но все же.       В ушах все на миг затихло, и через секунду Карин услышала шум полей. Открыв глаза, она обнаружила себя сидящей на крыльце храма. Обернувшись, она увидела открытую дверь, словно кто-то уже ждал ее внутри. Ступеньки протяжно скрипели, когда Карин поднималась.       Внутри храма она не уловила незримое присутствие Судзуки Акаги, что вечно приглядывал за ней из-за щелей стен и половиц. Его просто... не было. Нигде, даже намека. Такого не случалось с тех самых пор, как Карин...       Ее вновь осенило. С тех пор, как он дал ей свой платок. Теперь же платка у нее не было, и поэтому дух мужчины тоже не присутствовал в ее внутреннем мире.       Внимание Карин привлекла еле заметная дверь, которую в прошлый раз загораживал Акаги. Подойдя ближе, она почувствовала дующий из щелей сквозняк. По ногам пробежал холод. Отодвинув створу в сторону, Карин увидела уходящие в темноту ступеньки. Осторожно, на ощупь, она спустилась вниз, оказавшись в темном коридоре. На стенах бирюзовым огнем зажглись факелы. В воздухе зазвенело, и чем больше Карин продвигалась дальше по коридору, тем сильнее становился звон. Факелы закончились, оставив ее в кромешной тьме. Несмело ступив дальше, она увидела, как из-под ног тонкими нитями разбежался свет, пересекаясь и разветвляясь, вырисовывал витиеватые узоры. Карин сделала второй шаг, и под ногами выросла лилия.       — Невероятно!.. — воскликнула Карин.       Она пошла быстрее, пока, наконец, не пустилась бежать. Вдалеке показалось нечто сияющее и издающее нереальный звон. Приблизившись, Карин узнала высокие витражные двери. На одной створе, протягивая к ней руки, стоял Судзуки Акаги. На другой была девушка, очень похожая на саму Карин. Белая накидка была украшена вышитыми ликорисами. Над их головами повисли изображения пяти сфер, вместе образуя один большой круг.       — Так, вот, где всегда было это место, — прошептала Карин. — Внутри меня. Стоило лишь нырнуть глубже.       Подойдя ближе, она быстро и успокаивающе вздохнула и толкнула створы. Перед глазами все побелело, Карин на миг показалось, что она падает, голова закружилась, и тошнота подступила к горлу. Пространство штормовым ветром обдало ее горячей волной. В ушах засвистело. Карин вдруг испугалась, что окажется совсем не там, где хотела. Эта сила была слишком могущественной, она не поддавалась управлению. Зажмурившись, Карин изо всех сил заставила себя думать о заброшенных домах семейства Судзуки.       Она не знала, сколько прошло времени: минута, двадцать, час. Все затихло. Звон из ушей пропал, вместо себя заполняя слух вечерней тишью, пением сверчков и стрекотом других насекомых. Карин ощутила, что стоит на земле, трава щекотала ее лодыжки. Открыв глаза, она обнаружила, что находилась во внутреннем дворе поместья. Вокруг нее стояли старые, покосившиеся дома с заколоченными дверьми и окнами. Во дворе было грязно: повсюду валялись доски, дырявые чаны, разбросанная солома и накопившиеся с зимы опавшие листья. Сады позади домов поросли сорной травой.       У нее получилось. От потрясения Карин потеряла дар речи. Ей стало ужасно страшно. А что, если у нее не получится вернуться? Крики о помощи никто не услышит, и она так и останется умирать здесь голодной смертью.       — Так, соберись, — Карин похлопала себя по щекам, — у тебя все получится.       Немного успокоившись, Карин посмотрела на небо. Солнце уже давно клонилось к горизонту. У нее оставалось не так много времени до захода. Нужно успеть все обыскать, пока еще возможно что-то разглядеть. Пройдясь, Карин выцепила взглядом самый большой дом среди прочих. Он должен был быть главным. Седзи давно порвались, и вместо них зияли квадратные черные дыры. Главный вход преграждали три прибитые доски. Подняв с травы лежащую рядом кочергу, Карин замахнулась и, что есть мочи, ударила по доскам. Раздался гул. Птицы, сидящие на крыше, с возмущенным карканьем взметнулись вверх. Карин ударила еще раз. Доска слетела раза с четвертого. Сломав еще и среднюю, она выбросила кочергу, перешагнула нижнюю и вошла в пыльный дом.       Все комнаты давным-давно были выпотрошены мародерами: старые, треснутые столы лежали перевернутыми, кругом валялась бумага, подсвечники, старые тряпки и прочий мусор. Пыль белым слоем покрывала полы, покосившиеся шкафы и столы.       Карин бродила по комнатам, пока в одной из них ее внимание не привлек комод. Своим относительно сносным состоянием он выделялся на общем фоне. Перешагивая через хлам, Карин приблизилась к нему и открыла ящики. Внутри лежали листы, свернутые в свитки письма, высохшие чернильницы и старые перья. Карин взяла в руки небольшой свиток, сорванная печать на нем уже почернела и осыпалась. Раскрыв его, она быстро пробежалась по строчкам: это было письмо от некоего Ичиро Шиба, который обвинял свою сестру Микки в распутстве и безответственности. Следующие письма содержали в себе переписки клана Шиба и Судзуки, а также были письма и от Хитаки Кучики, которая умоляла Микки вернуться в семью, упасть на колени и просить прощения.       На самом дне лежали два рисунка. Один был всего лишь наброском неизвестного художника. Карин вгляделась в лица людей, изображенных на рисунке. В центре стояла молодая девушка с наивным, немного глуповатым, как показалось Карин, выражением лица. Она узнала ее из своего сна. Должно быть, эта и была та самая Микки Шиба. Рядом стоял, обнимая ее за плечи, высокий, молодой, удивительно похожий на самого Судзуки Акаги, парень. Хотя, как отметила сама Карин, овал лица и прямой подбородок у Акаги определенно были как у Микки.       — Это его родители, — догадалась она.       Следующий рисунок оказался совсем другим. Это уже был не просто быстрый набросок, а полноценная картина, на которой была изображена большая семья. Внизу аккуратными иероглифами красовалась подпись «День рождение Микки Шиба, нашей любимой доченьки». Карин узнала ее сразу, хотя девушка была тут совсем еще маленькой, лет пяти. Она сидела на коленях веселого отца и испуганно глядела на Карин с картины. Рядом стояли юноша и девушка. Мальчик был таким же лохматым, как Ичиго, только волосы чернее да лицо другое. Девушка, что держала его за руку, была невероятно красива. Взгляд, осанка, улыбка – все выдавало в ней аристократку.       Последней Карин заметила женщину, очевидно, мать семейства. Она вздрогнула, увидев строгое выражение лица, серьезные глаза и черные волосы, свисающие по бокам.       — Она тоже была в моем сне. Не может быть, это же... — прошептала она.       С картины на нее смотрела практически точная копия ее самой, только старше, элегантнее и благороднее. Быстро сложив все обратно в ящик, растерявшаяся Карин вышла на улицу. Солнце уже почти коснулось линии горизонта, окрасив небо в ярко-красный цвет. Надо было возвращаться в поместье Киришики, она разберется с этим всем позже.       Вопросов появилось еще больше, и единственный, кто мог на них ответить, был Судзуки Акаги.       — Мне нужно попасть в Лес Костей, — заключила Карин.       Вернувшись, Карин никак не могла уснуть. Лежа на футоне, закутавшись в одеяло, она чувствовала невероятный, взбирающийся по ногам вверх, холод. Карин терла их друг о друга в надежде хоть немного согреться. Волна мурашек прошла по телу. В комнате было невероятно тихо.       Вдруг за стеной что-то упало. Карин зажмурилась. Слух уловил тихие, едва слышные шаги, ей показалось, что они приближаются. Карин вдруг стало ужасно страшно.       «Это Юкио, он идет сюда, — пронеслись мысли.»       Шаги остановились. Карин показалось, что призрак Юкио проник сквозь стены и сейчас стоит в самом темном углу, наблюдая за ней своими оледеневшими мертвыми глазами. Карин сжалась на футоне так сильно, как только могла. Ей больше не хотелось оставаться в этой комнате.       Он пришел за ней. Пришел. Все они пришли.       Не выдержав, Карин вскочила и растворилась в воздухе.       Она стояла на матах в совсем другой комнате, более богатой и обставленной, нежели ее. В середине комнаты, накинувшись легким одеялом, спал Тоширо.       «Как я?.. — удивилась Карин.»       Почувствовав чье-то присутствие, веки капитана 10-го отряда дрогнули и поднялись, обнажая сверкнувшие в темноте бирюзовые глаза. Он быстро поднялся, хватаясь за меч.       — Мори? Что ты тут делаешь?       Карин растерялась.       — Я... я не могу уснуть. Когда я закрываю глаза, мне кажется, будто...       — Ладно, не продолжай. Стели футон и ложись рядом.       — Я не взяла с собой.       Тоширо сонно моргнул. Должно быть, он еще не окончательно проснулся. Потерев переносицу, он посмотрел по сторонам.       — Здесь где-то был еще один.       Исчезнув во мраке комнаты, Тоширо зашуршал и через миг вернулся со свернутым футоном. Постелив, он коротко кивнул на него и сел рядом.       — Спасибо, — смущенно буркнула Карин, забираясь под одеяло.       Ее все еще знобило, и сердце не унималось в груди, так и норовя выпрыгнуть из грудной клетки. Они легли, повернувшись друг к другу спинами. Карин глубоко вздохнула и прикрыла глаза.       — Ты винишь себя в смерти Киришики? — осторожно спросил Тоширо, уловив ее состояние.       — Я не знаю, — прошептала Карин. — Но мне страшно, что он придет за мной во сне.       — Не придет. Скорее всего, он уже переродился в мире людей. Для людей смерть означает лишь новое перерождение, если будешь постоянно держать это в голове, то станет легче.       — Но это будет уже не тот Юкио, которого мы все знали. Это будет уже другой человек.       Ответа не последовало. Должно быть, это был слишком сложный вопрос.       — Кто такой Судзуки Акаги, которого ты назвала своим примером перед главнокомандующим?       Он почувствовал, как девушка позади него напряглась.       — Зачем ты спрашиваешь?       — Он был офицером первого отряда и жил более трехсот лет назад. Удивительно, что ты знаешь его. Откуда?       — Я вижу его во снах. — выдохнув, призналась Карин.       Ей казалось, что Хитсугае она могла доверять.       — Что значит, видишь? — не понял Тоширо.       — Он помогает мне в самые тяжелые моменты, это именно он помог мне на полигоне с вратами. Он говорит, что у меня есть какая-то сила, и что я должна найти его в каком-то Лесу Костей, но я ничего не понимаю. Пожалуйста, не говори никому, Тоширо, — она повернулась к нему, ища в его лице доверие и понимание.       Тоширо хмурился.       — Я никому не скажу.       — Скажи, Мори, — спросил он, глядя ей прямо в глаза, — мы с тобой нигде больше не встречались? В чем ты хотела мне признаться?       У Карин перехватило дыхание. Она совсем забыла, что, оказавшись на пороге смерти, пыталась все ему рассказать.       — Я все расскажу тебе, — пообещала она. — Если ты кое-что для меня сделаешь.       — Не так давно ты хотела признаться безо всяких условий, — хмыкнул он.       — Это важно. В одном месте много месяцев назад я встретила синигами, он представился как Коичи, фамилию не назвал, но я знаю, что он служил в первом отряде. Я хочу узнать о нем больше.       — Ты знаешь, сколько синигами по имени Коичи служили в первом отряде за все время? — усомнился Тоширо.       Но в то же время задумался. Становилось ясно, что Рена Мори действительно замешана в неких событиях, записи о которых хранятся в архивах с пометкой «совершенно секретно». Тоширо не был уверен, что у него был к ним доступ. Что-то назревало, но он не мог понять что, не разобравшись.       Однако из слов Мори следовало, что они действительно встречались. Но когда? Давным-давно в Руконгае? В академии? Кто Рена Мори такая на самом деле? Мог ли Хитсугая ей доверять?       — Я попробую, — сказал он, чувствуя доверие девушки.       Но пока он ничего не знает, он не мог доверять ей в ответ.       — Спасибо, — сонно поблагодарила Карин.       Она только сейчас поняла, как эти три прыжка в пространстве сильно ее измотали. Хотя и не так, как в прошлые разы, когда она просто теряла сознание. Возможно, обучение в Академии Синигами действительно дало свои плоды.       Отвернувшись, она закрыла глаза. Чувствуя позади себя Тоширо, Карин успокаивалась. Ноги постепенно согревались. Она и не заметила, как заснула.       Рюдзин ненавидел маски, потому что они были тяжелые, кожа под ними потела и чесалась. Он считал, что эти куски дерева, или из чего их еще делают, лишь уродуют духов. Зачем им скрываться друг от друга? Люди не могут призвать их из-за барьеров, поэтому необходимость иметь кучу имен, покрывать лицо маской, а тело – закрытой одеждой отпала. Духи низкого порядка не представляют особой ценности, поэтому ничем этим никогда не пользовались, но вот целый пласт духов высокого порядка упрямо остается в тени.       Даже те духи, которые на момент наложения барьера находились в Мире Живых и оказались отрезаны от своей родины, сейчас не носят маски. Богов никто не сможет контролировать, а дикие духи просто не берут себе имен. Рюдзин как-то слышал от матери, которая часто гостила у своих друзей в Ку Ида, что у там есть духи, способные переходить между мирами в обход барьеру. Но их очень мало, да и занимаются они только тем, что служат людям. Кто-то убивает мононокэ, кто-то предсказывает судьбы, некоторые вообще живут лишь на потеху людям.       Поймав течение ветра, Рюдзин позволил ему нести себя по небу. Он не думал, что поступает разумно, сбежав из дворца после очередного скандала с отцом, но по-другому жить уже не мог. Ао Шунь слишком контролировал его, приказывал слугам докладывать о любом его шаге, наказывал за невыполнение строгих непонятных правил. А еще он ужасно бесился, когда Рюдзин снимал маску. После очередного такого раза отец ударил его, и это стало последней каплей. Рюдзин не выдержал и выпрыгнул из высокого узкого окна замка.       Рюдзин отдал бы все, чтобы стать низшим духом. Жить себе на болотах или в лесу, спокойно заниматься всем, чем вздумается и совсем не беспокоиться о всяких там правилах.       Завидев в самой середине леса огромное круглое, словно блюдце, озеро, Рюдзин наклонил тело, начиная плавно спускаться. У самой земли, обернувшись человеком, он прыгнул вниз, больно ударившись ногами о землю.       — Твою Стихию! — выругался он, потерев колено. — Не рассчитал.       — Эй, что ты здесь делаешь?!       Подняв голову, Рюдзин увидел вынырнувшую из озера молодую девушку. Волосы у нее были белые, холодного оттенка, и длинные, достающие до бедер и глубоко уходящие в воду.       — Я пролетал мимо и заметил это озеро, — ответил Рюдзин. — Оно показалось мне необычным, поэтому я решил спуститься и осмотреться.       — Как тебе удалось? — удивилась девушка.       Она приближалась, и Рюдзин уже мог разглядеть ее бледные губы, узкий нос и невероятной синевы глаза, от которых ему становилось холодно. Будто он решил искупаться в водах, омывающих Хиган. Тело у нее было белое, как только что выпавший снег, а на боку переливалась татуировка в виде черной и белой рыб, следующих друг за другом.       — Тебе нравится на меня смотреть? — девушка вскинула бровь и сложила руки на груди.       Она совсем не стеснялась своего тела, будто ей было все равно или даже приятно, что на нее смотрят. Рюдзин смутился и отвернулся.       — Н...нет.       — Не нравится? Я уродлива?       — Нет! Не уродлива, совсем наоборот, просто...       Рюдзин запутался в словах и, выдав что-то нечленораздельное, быстро отошел в сторону леса, скрывшись между соснами. Девушка весело рассмеялась, находя свою одежду и принимаясь медленно ее натягивать.       — Можешь поворачиваться, эй!       Девушка теперь стояла, облаченная в легкое жемчужное платье, повязанное черным пояском, а сверху было накинуто синее хаори с голубыми цветами и летящими, широко расправив белоснежные крылья, журавлями.       — Что это за место? — спросил Рюдзин. — Никогда его не видел.       — И не должен был. Это озеро Мансар, оно скрыто от посторонних глаз. Удивительно, что тебе было позволено его увидеть. Может, в тебе есть нечто особенное.       — Ты живешь здесь? Ты дух этого озера?       — Почему ты так решил?       — Когда я был в Хигане, я познакомился с девушкой по имени Дэа. Она дух ледяного озера. Вы очень похожи.       Девушка загадочно улыбнулась в ответ.       — Как тебя зовут?       — Посмотрим... — она на миг задумалась, — а какое имя ты бы мне дал?       — Я не люблю измышленные имена... но раз для тебя это важно, то может быть Секвана? Название не озера, а реки, но...       — Мне нравится, — прервала девушка. — А ты, получается, дракон?       Рюдзин поправил маску с изображением синего чудища с длинной пастью, из которой торчали белоснежные клыки.       — Зимний дракон. Меня зовут Рюдзин.       — Интересно, — Секвана поправила волосы и приблизилась к нему, — что такая знатная особа забыла в моих краях. Мне стоит поклониться.       Она неуклюже нагнулась, низко опуская голову. Рюдзина это очень позабавило хотя бы потому, что прислуга так никогда не кланяется. Он вообще ни разу не видел, чтобы кто-то так кланялся. Очевидно, Секвана делала это в первый раз.       — У тебя совсем не получилось. — сказал Рюдзин. — Не кланяйся больше, тебе это не идет.       Секвана наклонила голову, пристально смотря на него. Ему показалось, что ей даже не нужно снимать с него маску, чтобы увидеть его лицо. Но он ужасно хотел сделать это все равно.       — Хочешь – делай. Разве драконы не самые свободолюбивые духи в Сомниа Мунди?       Рюдзину с детства говорили, что он родился очень красивым мальчиком. Мужчинам не положено быть такими красивым, это запросто может заставить любую женщину рядом с ним чувствовать себя уродиной. У него были необычного цвета волосы, словно морские волны летнего океана, игриво разбивающиеся о песчаные берега. Принадлежность к драконам в нем выдавали толстые, произрастающие из висков, белые рога, разветвляющиеся на концах. Глаза его были белые, будто слепые, поэтому Рюдзин всегда подкрашивал веки красным, дабы придать им немного яркости. Хотя в этом не было необходимости, потому что он всегда носил маску, но Рюдзин всегда надеялся на какой-нибудь особый случай. Такой, как сегодня.       Расстегнув кожаные ремешки, он снял неудобную, ненавистную маску. Вспотевшее лицо обдало приятным холодом. Секвана широко раскрыла глаза, рассматривая его.       — Ты из тех духов, которые могут читать полотно Судьбы? Мой отец говорит, что с такими лучше не связываться.       — Твой отец много говорит, не правда ли?       — Пожалуй, да. Мы с ним... не ладим.       — У него сложный характер. Просто помни, что он желает тебе только самого лучшего. Заботится так, как может. В своей грубой манере. Но ты и сам не забывай, что лучшее решение, которое ты примешь – твое собственное.       Секвана улыбнулась, показав белые зубы. Клыков у нее не было. Рюдзину стало не по себе. Она тут же изменилась в лице, широко раскрыв глаза и рот.       — Ты боишься меня?       — Будто бы нет... но ты ведешь себя странно. Кто же ты? Я все никак не могу понять.       — И что же думаешь?       — Сомниа Мунди – слишком большое место, чтобы знать о нем все.       Проснувшись, Карин потребовалось несколько секунд, чтобы понять, где она находится. Спиной она ощущала нечто горячее, она прижималась к чему-то. Или кому-то. Слегка повернув голову, Карин замерла. Глаза расширились от удивления.       Они с Тоширо спали, прислонившись друг к другу спинами. К лицу подступил жар. В комнате вдруг стало очень душно.       Карин улыбнулась, обхватив прохладными ладонями лицо. Наверное, впервые за последнее время она чувствовала себя так легко. Все плохое уходило, постепенно тускнея и растворяясь, превращаясь из реальности в воспоминания.       Бросив быстрое «доброе утро», Тоширо направился к выходу из комнаты. Дотронувшись до гладкого, лакированного дерева дверей, он на миг остановился. Обернувшись, быстро проверил окна. Они все были закрыты.       — Дверь закрыта изнутри. — сказал он, — Как ты попала сюда незамеченной?       Пожав плечами, Карин зевнула.       — Ты закрыл дверь уже после того, как я сюда пришла. — быстро соврала она.       Она надеялась, что Тоширо не распознает ложь в ее словах, ведь она солгала так быстро и непринужденно. Не поворачиваясь к ней, капитан торопливо вышел из комнаты, скрываясь в соседней. Карин это позабавило. Она все уверялась, что с помощью и поддержкой Тоширо она справится со многими трудностями.       Выйдя из поместья Киришики, Карин направилась в свою повозку. Неизменные солдаты 2-го отряда уже ждали ее там. Поднявшись на подложку, она уже хотела залезть внутрь, как услышала восторженные женские вздохи.       — Смотрите! Котик! Какой же он милый, вы только взгляните.       Обернувшись, она увидела изящно выходящего из травы, мягко ступающего лапками по земле кота с желтовато-рыжей шерстью. Девушки тут же налетели его гладить и чесать. Кот замурлыкал, жмурясь, и открыл свои зеленые глаза. Карин в тот же миг узнала его.       — Раку?       Кот посмотрел в ее сторону. Карин стало смешно.       — Да не может быть, — бросила она и залезла внутрь.       Раку же был котом, точно. Его спасла Юзу много-много лет назад, и он попал в Общество Душ. Должно быть, это как раз он.       «Или же он был на самом деле демоном из Сомниа Мунди? — подумала Карин.»       Она уселась поудобнее. Впереди ее ждал долгий путь в академию.       Зефиринус сидел за столом, на котором лежали рукописи Судзуки Акаги. Кроме него, в огромной зале дворца Утренней Зари находились ещё трое: синекожий и одноглазый монах, стоящий у самой двери, женщина с большими синими глазами без белков, одетая в пестрое желто-оранжевое платье, и Тиатрил, стоящий напротив своего духа-хранителя.       — Ты спрашиваешь, что это, юный дракон? — поднял на него голову Зефиринус.       — Да, — кивнул Тиатрил.       — Любопытство – одна из ценностей молодости. Мне очень нравится это качество. В своих дряхлых руках я держу то, что когда-то изменило наш мир, перевернуло наши уклады и навсегда избавило Сомниа Мунди от опухоли старых привычек. Хоть я и не со всем был согласен, однако результаты превзошли сами себя.       — Но разве... не пантеоны богов обсуждают проблемы и возможные пути решения, чтобы потом передать свои советы духам-хранителям?       — Да, именно они, — согласился Зефиринус. — Но боги – такие же частички Сомниа Мунди, закоренелые и окостеневшие, топчутся на месте. Они уже взбили своей обувью землю в болото. Для изменений, особенно, кардинальных нам нужен был свежий ветер. И принес его нам именно Судзуки Акаги. Именно благодаря ему мы вышли из эпохи Масок.       — Почему о нем никто никогда не слышал?       — А ты был доверился чужаку, говорящему, что тебе делать? — хмыкнул дух-хранитель.       Тиатрил вздохнул. И то верно. Он все более утверждался, что ему по душе быть членом свиты духа-хранителя. Столько тайн Сомниа Мунди, веками покрытых завесой, открывались перед ним. И он всегда мог спросить о них Зефиринуса, а тот был еще тем любителем рассказывать и поучать молодых. Возможно, Тиатрилу удастся восстановить в Ку Марут честь и былую славу своего клана.       Пространство в стене внезапно разрезалось, словно острым кинжалом провели по шелку. Уловив усиливающийся запах гнили и сырости пещер, Тиатрил повернулся, не веря своему предчувствию. Длинная черная линия двинулась вширь, и одинокая тень, отделившись от нее, легко и беззвучно прыгнула на пол.       — Уже заждались? Я принесла вам благие вести.       Руки, шея и лицо женщины белели, обретая неестественные тона. Тиатрил заметил на них розовые пятна ожогов. Женщина обнажила острые зубы. Зефиринус поднялся со стула.       — Значит, цель достигнута? Где она?       Эллерина кивнула. Тиатрил отметил, что впервые видел ее не в штанах. На его подруге было надето изящное темно-синее юката, украшенное цветами.       — Вчера утром направилась в Сейрейтей. Раку увидел ее, она садилась в повозку.       — Отлично. Ао-Бодзу, — Зефиринус посмотрел на синекожего монаха, — собери отряд.       — Как прикажете.       — Мотра.       Женщина в пестром платье повернулась в его сторону и поклонилась.       — Подготовь все к отправке. У вас на это три дня. Тиатрил, отправь вести духам-хранителям, хотя нет... только Деметрии. Остальным потом. Эллерина, ты свободна, я тебя скоро позову.       Она коротко поклонилась и растворилась в тени. Тиатрил вышел из залы в полном замешательстве. Он не был уверен, что они поступают правильно, но возразить, пожалуй, не имел права. Ему было жалко Карин.       Когда они прибыли обратно в Общество Душ, там уже стоял свежий, весенний вечер. После изнуряющего пути обратно в грохочущей повозке Карин уже мечтала о том, как вновь окажется в чистой постели, расправит отекшие ноги и погрузится в свои уставшие сны. За окном будут стрекотать сверчки и другие ночные насекомые.       Наконец выйдя на улицу, она расправила плечи и вдохнула полной грудью вечерний воздух. На белой, отдающей в голубизну, улице Сейрейтея послышался шум. Из-за угла тут же выбежали солдаты 2-го отряда во главе с капитаном.       — Арестуйте Мори! — скомандовала Сой Фон.— Она обвиняется в измене Обществу Душ!       — Что? — не поняла Карин.       Солдаты, что сопровождали ее, тут же нацепили на руки и шею обручи, сдерживающие духовную силу.       — Какая еще измена?! Я ничего не понимаю?! Ребята! Тоширо!       Она оглянулась, ища их глазами. Мегуми смотрела на все происходящее с ужасом, Гэна, уже вытащившего меч, сдерживали остальные. Ран и Кеничи не было, возможно, они остались в поместье Киришики.       Глаза бешено метались, пытаясь найти знакомые белые волосы. Тоширо вырос у нее за спиной. Он стоял, сложив руки, и тонкие белые брови были очень низко опущены к глазам.       — Как это понимать? — спросил он Сой Фон.       — Приказ главнокомандующего. Уведите.       — Покажи приказ.       — Вы не доверяете мне, капитан Хитсугая? Я глава отряда тайных операций и не обязана перед вами отчитываться. Если у вас есть вопросы, вы можете адресовать их лично главнокомандующему Кьераку Шунсую. Надеюсь, он не оскорбится из-за ваших сомнений в его приказах. — жестко ответила Сой Фон.       Карин повели к баракам второго отряда, обернувшись, она в последний раз увидела лицо Тоширо. Он был очень зол, но не мог ничего поделать. Быстро развернувшись, он отдал приказ кому-то из своих подчиненных и исчез в сюнпо.       Запрокинув голову, Карин посмотрела на звездное небо. Так, как если бы видела в последний раз это черное полотно, украшенное бисером звезд. Небо всегда одинаково прекрасно, где бы она не находилась. Это напомнило ей о доме.       «Если это кошмар, — подумала Карин, — то пусть я скорее проснусь. Пожалуйста, пусть это все будет одним лишь ночным кошмаром».       Ей было очень страшно.       Капитан 10-го отряда Тоширо Хитсугая стоял в бараках 1-го отряда. Перед ним сидел, уже поджидающий его главнокомандующий Кьераку Шунсуй.       — Что все это значит? — зло спросил Хитсугая.       — Если вы про ситуацию с Мори, капитан 10-го отряда, то приказ арестовать ее пришел сверху.       — Совет-46?       — Именно. Хотя я подозреваю, что они не самостоятельно пришли к этому решению. Возможно, настоящий приказ пришел из Дворца Короля.       Тоширо не поверил своим ушам.       — Бросьте это, капитан Хитсугая, — продолжил Шунсуй. — Вы не понимаете, с чем имеете дело.       Но Тоширо был настроен по-другому.       — Это уже было однажды. С Кусака Содзиро, моим другом. Я знаю, что Рена Мори обладает странными способностями, знаю, что она в чем-то замешана. Но разве это повод вот так вот арестовывать человека без какого-либо разбирательства и следствия? Зачем сразу принимать такие жесткие меры? Что с ней теперь будет?       — Сначала ее допросят, — ответил Кьераку. — Потом скорее всего будет суд на Совете-46.       — На каком основании? Что она сделала? — продолжал давить Хитсугая.       Кьераку молчал несколько минут прежде, чем ответить.       — Иногда нам приходится делать сложный выбор. Вы должны это понимать, капитан Хитсугая.       Но Тоширо этого было недостаточно.       — Сейрейтей, как всегда, не знает пощады.       Не сказав больше ни слова, он быстро вышел из бараков 1-го отряда.       — Она тебе небезразлична, — вздохнул Шунсуй. — К сожалению, не у всех историй счастливый конец.