Alea jacta est (Жребий брошен)

      POV Андрей Жданов.       Вечер был прекрасным… до поры, до времени.       Катенька блистала даже на фоне всех этих гламурных девиц и моделей. Ну, и что, что у нее не было модельного роста, зато формы у Кати были куда как соблазнительнее, а ее природная застенчивость и отрепетированная манера держаться притягивали к себе взгляды всех мужчин. Я и гордился женой, и ревновал ее к каждому столбу одновременно, заранее записывая в личные враги и Германа Полянского, который вот уже третий раз подходил приглашать Катюшу на танец, то ли не принимая, то ли не желая принимать отказа; и Ларисиного партнера, с которым она только что заключила договор, но который, видно, не понял, что в контракте нет пункта о раздевании глазами моей жены, пришлось мягко ему разъяснить это; и даже Кольку. Кольку, который был Кате только другом, как был другом и мне, мне даже, пожалуй, больше, и который весь вечер ни на шаг не отходил от Виктории. Но на Катьку он бросал такие восторженные взгляды, что и Вика обратила на это внимание, не говоря уже обо мне.       Кстати, у Зорькина с Викусей отношения, кажется, уже перешли из разряда дружеских в разряд более тесных. Ну, не держат так друзей за талию и не целуют им так нежно ручки. И глаза у друзей при случайно встретившемся взгляде так не загораются, словно в предвкушении чего-то большего, чем, пусть даже и такой респектабельный и шикарный, прием.       — НиколЯ, — поймал я его за рукав, — мне показалось, или у тебя перемены в жизни?       — Если ты о Виктории, то иди в жопу, я ни с кем ее обсуждать не собираюсь.       — Вообще-то я спросил о тебе, а не о Вике. Но если ты решил меня послать по адресу, по которому я идти не намерен, то я и этот свой вопрос снимаю.       — Вот и хорошо.       Колька сделал пару шагов от меня, но затем развернулся и подошел. От я психолог, если бы начал расспрашивать, нифига бы Зорькин мне не рассказал, а так… Я же видел, что его распирает от новостей, а поделиться не с кем. С Катюхой они последнее время видятся редко и вяло. Он — не я, капризы ее терпеть не обязан. А поскольку парень всегда говорит, что думает, в том числе и о Катиных капризах, то дело частенько заканчивается ссорами и Катенькиными слезами. А этого уже я не могу допустить, поэтому и попросил Николя или сдерживать свою «правду-матку», или приходить к жене пореже.       — Мы с Викусей в понедельник идем заявление подавать, — сказал так, будто их обоих приняли в отряд космонавтов, только это большой секрет.       — Какое? Куда?       — В ООН, на принятие ячейки общества в комиссию по правам человека! Вот лопух!       — В ЗАГС?       — Нет, в ВЦСПС! Ну, конечно в ЗАГС. И сразу на усыновление Юрочки.       — Колька, я вас поздравляю. Как-то быстро у вас с Викой все склеилось.       — Куда нам до вас с Катюхой! Схватил первую встречную и в ЗАГС!       — Дурень ты, Колька! Мне Катька выпала по жеребьевке, мне ее Бог послал.       — А мне Вику с Юриком дьявол, по-твоему?       — И тебе Бог, только ты выбирать мог, а мне именно ее подсунули, — я рассмеялся.       — Вот и мучайся теперь, раз не смог отказаться от Божьего дара. Помнишь пословицу: «Бойтесь Данайцев, дары приносящих»?       — Так то Данайцев, а мне Катю подсиропил Всевышний. И не мучаюсь я с ней, я ее люблю. Вернее, мучаюсь, но все равно люблю.       — Она тебя тоже. Иди уже к ней, а то она дырку в моем затылке сейчас прожжет, измаялась, бедная, уже минут десять ей некого пилить, так недолго и заболеть от воздержания.       — Коль, ты рот свой закрой, пока не поссорились. Я ведь могу и взорваться. Ты, вообще-то, говоришь о моей жене, матери моего ребенка и своем друге.       — Потому и не лицемерю. А ты можешь не сдерживаться, взрывайся на здоровье, тебе ведь тоже нужно куда-то сбрасывать негатив, которым тебя Катюха накачивает по самую макушку, а я не беременный, меня беречь не нужно. Знаешь, я очень ее люблю. Не зыркай глазами, как друга. Но сейчас она невыносима.       — Колька, вот Вика забеременеет, посмотрим, как ты начнешь себя вести, а то издалека мы все умные.       Я взял у проходящего мимо официанта бокал с апельсиновым соком и подошел к Катюше.       — Ты пить не хочешь?       — Хочу, только не апельсиновый. Ты забыл, что тетя Ира не советовала апельсинами злоупотреблять?       — Принести другой?       — Не надо, если бы ты помнил о нас с дочкой, ты бы сразу вз…       — Кать, но это только один бокал, — перебил я жену, чтобы не выслушивать очередные придирки. — Шоколадом Ирина тоже советовала не злоупотреблять, но ты…       — Я что виновата, что мне все время хочется шоколада? Или ты считаешь, что я плохая мать?       — Катенька, не начинай. Ты самая лучшая мама на свете.       — Даже лучше меня? — с улыбкой спросила мама, видно, услышав последнюю фразу.       — Конечно лучше, — с радостным видом обидел я мать. Она поймет, она не беременна, а Катьке будет приятно. — Для меня ты лучшая, — незаметно шепнул я на ушко мамуле.       — Катенька, — включился в разговор папа, — мы с Маргошей хотели бы в следующую среду вас навестить, у нас есть к вам один серьезный разговор, вы не против?       — А почему вы меня спрашиваете?       Я даже глаза зажмурил. Кажется эта Катюхина привычка, передалась мне, как эстафетная палочка. Катя зажмуриваться перестала, зато я начал. «Ну, пожалуйста, — взмолился я про себя, — включи голову и замолчи, если врать не хочешь. Потом поговорим». Но она не услышала мою молитву.       — Я там не живу.       Пиздец! Только-только удалось утрясти с родителями историю с прошлой Катиной «беременностью». Ведь даже Иру пришлось подключать к объяснениям. Мол, перед самым Советом Директоров у Кати случился выкидыш, но она сразу снова залетела, потому что мы такие-сякие-разэтакие и не предохранялись. А теперь все у нас хорошо и замечательно и ребенок развивается, без патологий, любовь взасос, и вечное блаженство. Только мама с папой порадовались за нас, только родители настолько расчувствовались, что подарили Катюше семейную реликвию, видя, как счастлив их сын, и на тебе.       А ведь мы договаривались! Я со своей стороны прекрасно играл полные штаны счастья, и радости, а Катя… она снова меня подставила. Хорошо еще, что к жене прилагалась такая умная и добрая теща.       — Маргарита Рудольфовна, Павел Олегович, — Лариса просто излучала дружелюбие и родственность, — у нас целое переселение народов. Катенька не очень хорошо себя чувствует, я забрала ее на недельку к себе под присмотр. Андрюша же с утра до ночи на работе, а у меня есть возможность работать из дома и Катюша всегда под присмотром. Но вы не беспокойтесь, за Андреем тоже уход замечательный. Мама на это время переселилась к нему.       — Ма, Елена Александровна так готовит, что просто пальчики оближешь, — ожил, наконец, и я.       — А почему Елена Александровна не может присмотреть за Катюшей? — спросил папа.       — Мне с мамой спокойнее, чем с бабушкой, — Катя тоже решила поучаствовать, — бабушка теряется, если мне нехорошо, а мама нет.       — Катенька, так может нужно лечь в больницу на сохранение? Как бы…       — Нет-нет, — перебил я отца. — Все под контролем. Катенька, пойдем потанцуем?       — А тебе можно танцевать, деточка? — участливо спросила мама.       — Можно, — ответил я, уводя жену на танцевальную площадку, подальше от опасных разговоров.       — Ну, давай, начинай, — как только мы оказались на приличном от родителей расстояния, сказала Катя.       — Что? — сделал я вид, что не понял.       — Начинай меня упрекать.       — Катенька, ты не устала? Может поедем домой? — спросил я, стараясь не заводиться.       — Можно подумать, что я не знаю, о чем ты сейчас думаешь.       — Катюша, давай веселиться, пожалуйста. Ну, вырвалось у тебя, что поделать? Главное, что мы выкрутились. Правда? И не надо расстраиваться.       — А я, может, не хочу выкручиваться? Почему мы не можем сказать твоим родителям правду?       — Какую правду?       — Что мы разводимся!       — А мы разводимся? Ты действительно хочешь развестись?       — Я хочу, чтобы ты дал мне развод!       — Это не ответ на мой вопрос. Ты действительно хочешь развестись?       — Казуистика какая-то.       — Это не казуистика, не нужно говорить, что ты хочешь, чтобы я сделал. Ты скажи, чего ты хочешь?       — Я хочу, чтобы ты дал мне развод!       — Я не дам тебе развода, Катя.       — Почему?       — Да потому, — почти взорвался я, — что ты сама никакого развода не хочешь. Тебе просто нравится пить мою кровь и выжирать мне мозги кофейной ложечкой. Да, я был виновен, очень виновен перед тобой. Но я же ничего не знал! Ни о беременности, ни о болезни.       — А когда узнал, пожалел меня? Да?       — Я люблю тебя, Катенька, и дочку я тоже очень люблю.       — Вот именно. Дочку ты любишь, а меня только жалеешь.       — Да разве бы я тебя жалел, если бы не любил? Разве терпел бы все твои издевательства, если бы не любил? Я послал бы тебя куда подальше, через суд добился бы совместной опеки над ребенком. И не вздрагивал бы от каждого шороха.       — Ты сам меня выгнал, сам!       — Я уже тысячу раз перед тобой извинялся. Тебе мало? Тебе всего мало. Ну, так расстреляй меня, и живи спокойно. Нельзя по нескольку раз день выводить человека на расстрел, взводить курок и отменять казнь. Ты чего добиваешься? Чтобы у меня сдали нервы и я подписал твою злосчастную бумажку?       — Да!       — Ты правда этого хочешь?       — Да!       — Хорошо, Катенька, я подпишу все, что ты хочешь, — сдался я. — Насильно мил не будешь. Пойдем, я провожу тебя к столу, заберу родителей и мы поедем.       — Как? Куда? Зачем? — испуганно спросила жена.       — А что нам делать на чужом празднике жизни? Мне нужно поговорить с родителями, рассказать им правду, подготовить их к тому, что я буду приходящим папой, а они приходящими дедушкой и бабушкой. Ну, пойдем.       — Андрюша, не надо! — глаза у Катюхи расширились, как от ужаса.       — Что не надо?       — Не надо рассказывать родителям!       — Ты же сама, три минуты назад хотела этого. Почему теперь-то не надо?       — А вдруг мы передумаем? А отношения уже навсегда будут испорчены. Я же тебя тоже люблю…       — Катька, если бы ты могла себе представить, как я устал. У меня даже сил смеяться нет.       — Надо мной?       — Пошла на новый виток? Не стоит. Поехали, я отвезу тебя домой.       — К маме?       — Хочешь к маме, отвезу к маме. Но это не бесплатно.       — А как?       — За поцелуй.       — Посмотрим, если заслужишь, то может быть.       — Э, нет, вначале поцелуй, и только потом извоз. Хотя, можно обойтись и без поцелуя. Но тогда к нам домой поедем.       Катя решила поехать к маме, а я не очень-то возражал. Дома она меня бы и близко к себе не подпустила, зато как же сладко было целоваться в машине… Романтика, блин…       До конца нервотрепки оставалось чуть больше месяца…