***
Порой ты действительно устаешь, устаешь настолько, что окружающая действительность давит, заставляя морщиться каждое утро, когда ты открываешь глаза после короткого сна, а работа и забавы более не приносят расслабление и удовольствие. Желание жить уходит на второй план, оставляя за собой шлейф из разочарований и скуки. Ты доходишь до крайности, топишь себя в наркотиках и алкоголе, пороке и похоти, а потом с чувством выполненного долга уходишь на покой, оставляя за плечами мир, который так и не впечатлил тебя. Ты играешь в детские салочки, но только с совершенно иной интерпретацией. Либо ты являешься тем самым охотником, который ловит жертву, либо ты сам жертва, которая в ужасе бежит от охотника. Джеймс предпочитал быть охотником, охотником, который смотрит на мирную жизнь свысока, дергая за череду нитей, но никогда не вмешивается прямо. Он, словно Бог, хотя в его интерпретации - Дьявол, наблюдающий за играми «детей своих», которые погрязли в пороке и заблуждении. Ему нравилось забавляться с ними, но Мориарти и предположить не мог, что одна из забав все же заподозрит о его существовании и, нагло приподнявшись на носках, щелкнет его по носу. Шерлок Холмс. Не жертва, а скорее ангел, которого изгнали с небес за его стремление помогать людям, ангел, который сбился с пути и перешел ему дорогу, ангел, который попытался скрыть свою сущность, но слишком явно показывал ее. Россыпь болевых точек, на которые так сильно хотелось надавить, манила Джеймса к себе. Он хотел причинить боль, хотел раздавить и испепелить этот свет, который приблизился к нему слишком близко, а потому противиться этому желанию было просто невыносимо. Их игра, как олицетворение библейского противостояния добра и зла, должна была завершиться еще на крыше. Всеми давно известная истина: «Добро всегда побеждает зло». Несправедливо, не правда ли? Так почему бы не уничтожить их обоих и не покинуть этот мир вместе, держась за руки перед последним своим падением? Почему бы не исчезнуть вместе, оставляя этому миру лишь звенящую пустоту?***
Джим помнит теплоту чужой ладони и оглушающий выстрел. Он был готов уйти. Какого же было его удивление, когда он вновь открыл глаза и натолкнулся на смутно знакомое лицо с обезображенными чертами. Как Морану вообще удалось забрать его и перенести сюда? Два года восстановления. Джим вновь учится ходить, вновь учится говорить и не смотреть в зеркало. Слишком свежо напоминание о том, что он никогда более не сможет видеть так, как прежде, и внешний вид никогда не будет таким же идеальным. Он хочет умереть. Несколько раз пробует, но ничего не выходит. Его спасают из раза в раз, словно есть что-то, ради чего ему стоит жить. Каков абсурд. Джеймс не хочет больше жить в Лондоне и возвращаться к «жизни с Шерлоком Холмсом» тоже не хочет. Он знает, что тот жив, знает, что он достаточно счастлив в компании своих друзей, и знает, что у него самого больше нет сил бороться с этим добром. Он слишком устал. Он покупает дом в небольшой деревушке под Уэльсом, продает остатки недвижимости и собирается ехать туда один, и, если бы не это сообщение и информация, собранная в течение их переписки, Мориарти бы и не знал, что Шерлок Холмс раздавлен точно так же, как и он сам.***
Шерлок щурится от яркого утреннего солнца, надеясь, что за рулем сидит Мориарти, и они будут вдвоем, без всяких водителей и телохранителей. Сейчас Холмс выглядит куда лучше, чем неделю назад, и о недавнем наркотическом загуле напоминает только затекший кровью глаз, бледная кожа и отметины на руках, но общая слабость в мышцах все ещё ощущается и не дает покоя. Кроме того, Джон неплохо его отделал - синяки на ребрах пока ещё не прошли. Детектив садится в машину и даже не спрашивает, куда они едут, и как Мориарти удалось договориться с Майкрофтом. Дорога долгая, но она того стоит, верно?***
Россыпь вен на бледной коже, хрупкая фигура, вихрь кудрей и неизменное пальто. Джим готов был поспорить, что где-то там под дорогой тканью скрываются ужасные следы и ссадины. Он украдкой любуется им всю дорогу. Шерлок же сонно щурится и на мгновение кажется, что ему снова десять. Он почти всегда засыпал в машине, пока они ехали в загородный дом, чтобы провести там несколько летних недель. В ногах посапывал Редберд, и младший Холмс мог чувствовать теплую шерсть сквозь ткань тонких брюк. Майкрофт всегда недоволен, он не может читать свои скучные книжки, потому что в машине уже темно, а отец запрещает портить зрение, и потому он только фыркает время от времени, сообщая всем присутствующим, что крайне недоволен. Эвр, сидящая посередине, то и дело крутит не менее кудрявой, чем у Шерлока, головой в разные стороны, толкает старшего брата коленками, не в силах посидеть спокойно ни минуты. Детектив оборачивается почти нервно, ожидая догнать призрачные силуэты из прошлого, но в салоне пусто и темно, как и следовало ожидать. Они с Мориарти наедине в неуютной машине, а впереди не видно ничего, кроме дороги и рваного края неба, затянутого неприветливыми тучами. И кажется, что лучшего момента и не представится, чтобы спросить, куда они едут, но Холмс ловит себя на мысли, что ему, в общем-то, все равно. Куда бы Джеймс его не отвез, там не может быть хуже, чем везде, потому что ад Шерлок носит с собой, в собственной не в меру гениальной голове. В ней разрушенные по его вине жизни близких, все упущенные возможности разом, прошлое, которое неотрывно следует за ним по пятам даже тут. И самый лучший из его демонов - Джеймс Мориарти. Даже он не в силах прогнать воспоминания. Детектив выпрямляется, но все ещё кутается в пальто и некоторое время молча смотрит на чужой затылок и пальцы, сжимающие руль. Он по-собачьи принюхивается, облизывает пересохшие губы, ловя себя на мысли, что с Мориарти что-то не так. В зеркале заднего вида отражается лишь незначительная часть чужого и его собственного бледного лица, не давая составить достойное представление ни об одном из них. Шерлок наивен. Несмотря на свой возраст, который несколько дней назад перевалил за 35, не прибавил осмотрительности этому божественному созданию. Он, словно малое дитя, тянется за риском, путается в вихре разбросанных игрушек, тянется за каждой из них и пытается надкусить, распробовать на вкус, прежде чем прочитать этикетку или инструкцию по применению. Он кутается в пальто, цепляясь кончиками дрожащих пальцев за дорогой материал, стараясь согреться, забывает поесть и не умеет различать плохих и хороших, ориентируясь лишь на проявленный к нему интерес. Майкрофт продает младшего брата слишком поспешно, поспешно для человека, который оберегал Шерлока в течение всей его жизни. Это правильная тактика - держать на коротком поводке бомбу с заведенным механизмом, которая способна рвануть в любой момент, но при малейшей возможности избавиться от нее, скинув эту непосильную ношу. Майкрофт Холмс знает свое дело. Шерлок - это национальная гордость и достояние. Шерлок - это спасение для тех, кто потерял надежду. Шерлок - это невиданное ранее человечеству создание, которое усадили в клетку и разрывали на части, мечтая получить себе хотя бы часть. Та холодность и то наигранное безразличие лишь результат болезненного восприятия мира и невероятной доброты, что теплилась в этом сердце. Невероятного количества болевых точек. Джон оторвал от него последний кусок, и национальное достояние развалилось. Они оба оказались за бортом, поспешно выпав за край кипящей жизни. Они оба тонут, изнемогая от своей беспомощности. Ангел и демон. Они одиноки, а потому спастись способны только вместе. Джеймс ощущает, как Шерлок принюхивается и приглядывается к нему, пытаясь проанализировать, возможно, найти ответ на какие-то свои вопросы. Это забавляет, и Джим искреннее пытается не сорваться на смешок, который, наверняка, смутил бы детектива. Тот не видит безобразный шрам, который тянется от уголка рта до самого глаза консультанта, на веки застывшего, но все же настоящего. В машине слишком жарко, но чужая дрожь слишком заметна, потому Джим несколько раз нажимает на кнопку, регулирующую подачу тепла. - Я до самого конца считал, что ты умер, - наконец сообщает Шерлок, обращаясь ни то к консультанту, ни то к самому себе. - Я был уверен, что ты выстрелил по-настоящему. После такого, как правило, не выживают. И либо ты очень везучий, либо я в самом деле не такой уж хороший детектив. Холмс говорит, заполняя пространство звуком собственного голоса, и чувствует, как у него снова дрожат пальцы. Он взял с собой скрипку, но вряд ли сможет на ней играть. Как глупо. - А я и так умер, Шерлок. Возможно, я лишь очередная галлюцинация, вызванная чрезмерным употреблением наркотических препаратов. Не задумывался об этом? - Все же улыбается уголками губ, не отрывая взгляд от дороги, - а ты лежишь в своей гостиной и мучаешься от передозировки. Жизнь медленно покидает тебя. Есть в этом нечто привлекательное. Это не смешно. Детектив почти уверен в том, что Мориарти известно, что такое галлюцинации, но в отличии от Холмса, он от них не страдал. На мгновенье Шерлок замирает, пытаясь убедиться в реальности происходящего, напрягается, ежась под пальто, но неожиданно понимает, что это все уже ни к чему. - Ты уже являлся мне в галлюцинациях, - честно сообщает Холмс, укладываясь на бок и обнимая дрожащими руками свои колени, - Дважды. И оба раза эти видения меня спасали, так или иначе. Так что, даже если сейчас я умираю, корчась в очередном приступе у себя в гостиной, это не так уж и страшно. Он являлся Шерлоку в виде галлюцинаций? Галлюцинаций, которые были способны спасти его? Это действительно поражает, если учитывать тот факт, что первоочередной задачей для консультанта, хотя бы на начальном этапе, пока он не столкнулся с этим наваждением лицом к лицу, была раздавить, истоптать и уничтожить тот мир, который окружал детектива. Джеймс был готов умереть в бассейне, готов был умереть на крыше и готов умереть сейчас, когда едет на минимальной скорости к его новому прибежищу, которое он в глаза не видел ни разу, но которое им придется разделить на двоих. Как символично, правда? Словно есть страх перед неизбежным, словно есть страх уйти в одиночестве, словно есть страх натолкнуться на леденящую темноту, которая всегда готова раскрыть перед тобой свои объятия. От судьбы не уйдешь. Она, словно сталкивает их лбами, сводит именно тогда, когда один из них готов махнуть рукой и сдаться. Видимо, Шерлок Холмс был его судьбой, даже если и сам не понимал этого. Они, словно две половинки одного целого, привязаны друг к другу. Шерлок может проверить. Достаточно протянуть руку и коснуться чужого плеча, ощутить тепло человеческого тела под тканью плаща, но детективу не хочется. От Джеймса пахнет не так, как прежде, и ведёт он себя совсем иначе, но это почему-то успокаивает, вместо того, чтобы насторожить. А ещё Мориарти его не ругает. Холмс понимает, что это слегка по-детски, вот так судить людей и их к себе отношение, но ведь так и есть. Все вокруг в последнее время только и делают, что читают ему нотации, напоминая обо всех совершенных ошибках, обвиняя в том, чего он не делал, и продолжая бесконечно продавливать, диктуя, каким должен и не должен быть великий детектив. - Что ты предложил Майкрофту, чтобы выкупить меня у Британской короны? Джим не хочет говорить о Майкрофте. В любой другой момент, но не сейчас. Он стучит кончиками пальцев по бардачку, поджав губы. - Он больше не потревожит тебя. Никаких камер и слежки. Джеймс, может быть, и в самом деле воплощение зла из детских сказок, но он увозит Холмса прочь из душного Лондона и пока не задаёт вопросов. Сейчас Шерлоку этого достаточно. - Никаких камер, - одними губами повторяет детектив, - никакой слежки. В последний раз, он отправил за мной вертолёт. Просто потому, что я вышел из дома прогуляться. Допустим, я был слегка не в себе, но разве это повод? Шерлок не закрывает глаз и смотрит попеременно на дорогу и на чужие руки на руле. Ему все равно, куда его везут и что потом будут с ним делать, но лучше бы эта дорога никогда не кончалась. Джим ощущает жалость, имеющую отголоски какой-то щемящей нежности, которая зарождается глубоко внутри и невольно проскакивает в нем, когда ему удается перевести взгляд на зеркало и заметить там отражение детектива. Ничего прежнего от такого самоуверенного и обжигающего взгляда, который невольно подстегивал устроить для Шерлока нечто смертельно опасное, заставать того рисковать собой или же просто ударить того по лицу. Слишком хрупкий, слишком несчастный, слишком одинокий с россыпью ссадин и шрамов на лице и с затекшим глазом. - Он мне никогда не нравился. Позволяет себе слишком много, - Джеймс вновь переводит взгляд на дорогу. - Ехать долго, но мы скоро сделаем остановку. Ты голоден? Холмс прислушивается к своим внутренним ощущениям, стараясь понять, голоден ли он. Даже такие обычные, примитивные потребности представлялись теперь для детектива проблемой - он и раньше не был фанатом сытных обедов, а уж теперь, когда он едва не путает день и ночь от количества принятых опиатов, и подавно не разобраться. И потому детектив старается хотя бы вспомнить, когда ел в последний раз, и не слишком ли давно это было. - Нет, я не голоден, - наконец заключает Холмс. - Но поем. Мы будем ехать всю ночь? Шерлок спрашивает, потому что надо что-то спрашивать. Да и вообще, говорить. Иначе, он станет и вовсе не похож на себя, оставшись зыбкой тенью прежнего детектива, который когда-то так увлекал Мориарти. Мэри не ошибалась, говоря, что ему придется спуститься в ад, чтобы вытащить Джона, но она не упомянула, что самого Холмса оттуда никто забирать не станет. И Джеймс, сидящий за рулем, лучшее тому подтверждение. Ребра всё ещё ноют после недавнего столкновение с разъяренным Ватсоном, так что Шерлок практически не шевелится, безуспешно пытаясь собраться. Он не видит, но чувствует каким-то особенным чутьем, что не только с ним не все в порядке. Мориарти не вздрагивает, не корчится от боли и не сыплет в его сторону издевательскими насмешками, но это его и выдает. Пока детектив может только гадать, что случилось с тем на самом деле, но он явно больше не строит из себя мрачного клоуна, из его голоса пропали визгливые истеричные нотки, и это делает его не похожим на того безумца, которого Холмс встретил тогда в пустом бассейне. Им обоим нужно встряхнуться, потому что это уже даже не смешно - их словно смели в одном коробе, перемешав между собой, и теперь им предстоит разобраться, кто где. - Это ты прислал запись? - скорее из любопытства, чем из практических соображений, интересуется детектив. - Которую крутили по всем каналам страны, я имею ввиду. Она в буквальном смысле спасла мне жизнь и вернула в Лондон. Но я не исключаю, что твое лицо могли использовать. Ты стал модным брендом - Джеймс Мориарти, страх и ужас всея Британии. - Модный бренд? Не об этом я задумывался тогда, когда пытался привлечь твое внимание к своей персоне. Напрасно покидаю Лондон. Стоило создать свою линию модной одежды и аксессуаров с нашими фотографиями. Фанаты были бы в восторге, - Джеймс позволяет кривой улыбке скользнуть тенью на лице и тщательно старается избегать взглядом любую зеркальную поверхность, которая способна отразить его внешнее уродство. Он словно смотрит сквозь нее, не замечая ничего вокруг. Игры и смех навсегда покинули его жизнь, лишь неизменная боль и отвращение, словно верные слуги, плетутся за ним по пятам. - Если тебе действительно так интересно, то нет. Я не интересовался твоей жизнью с того самого момента, как поставил финальную точку в наших отношениях еще на крыше, однако я не удивлен, что твоя славная сестрица Эвр воспользовалась ей именно тогда, когда тебе понабилась помощь. Мы записывали их вместе. Пять минут вместе в обмен на любую информацию о тебе. Признаюсь, она способна впечатлить. Я был ее славным рождественским подарком, когда она в свою очередь была для меня одним из способов достижения той цели, которая тяготила меня на протяжении долгих семи лет. Одна цель для нас двоих. Но это в прошлом. Признаюсь, мой план осуществился, - вновь тихая насмешка, выражающая вовсе не радость, а скорее разочарование тем, что все сложилось именно так. Одержимость идеей, одержимость одним единственным человеком. Он намеренно подарил каждую минут своей жизни Шерлоку Холмсу и к чему это привело? Сколько времени потеряно, сколько сил вложено во все это, но зачем? Чтобы сейчас спасти его? Чертовски несчастного, потерянного и запутавшегося в самом себе? Джим не знал. Пройти путь через тернии к звездам, заплатив огромную цену за то, чтобы Шерлок Холмс в нем нуждался? Стоило ли это того? - Эвр была от тебя в восторге, - негромко произносит детектив и на мгновенье прикрывает глаза, не в силах бороться с нахлынувшими воспоминаниями. Он совсем недавно пережил небольшой персональный ад, который устроила ему собственная сестра. А он о ней даже не помнил до недавнего времени. Самый подходящий момент, чтобы свихнуться. Впрочем, Холмс был совсем не уверен в том, что уже не сделал этого. Он выдохнул и снова открыл глаза. Сведенные от усталости пальцы на руле, освещенная фарами дорога и голос Мориарти - все, что окружало его, весь его мир, сузившийся до пределов одного салона машины. - Ты ей очень понравился, - негромко продолжает Шерлок, с трудом заставляя себя сесть, и трет глаза. - Это меня даже слегка задело - она ведь гораздо интереснее меня. Детектив слышит, что его голос стал безжизненным и пустым, словно последние события окончательно вытряхнули из него все, что прежде делало его живым. Он понятия не имеет, почему согласился ехать с Мориарти. И почему так хочется сдаться, и дать Джеймсу то, чего он хочет, лишь бы весь остальной мир поскорее оставил в покое. Глубокая вода. Так, кажется? Вся его жизнь. Фары выхватывают из темноты какую-то небольшую вывеску, а следом детектив видит и стоянку. Здесь можно заправить машину, поесть и даже снять комнату на ночь, но Шерлоку отчего-то не по себе. Он чуть заметно хмурится, когда машина, наконец, останавливается.