Hasu / Лотос

Уже к полудню, перейдя реку Аракава*, можно было слегка расслабиться. Они взяли курс в Никко, где Нагакура Шимпачи всё ещё ожидал товарища. Путь не должен был быть долгим – без происшествий он занял бы всего пару дней. K вечеру, как и ожидалось, взмыленная лошадь уже отказывалась двигать ногами. С другой стороны изнеможенность и притуплённый напряжением голод начинали поднимать голову – бессонная ночь давала о себе знать. Пришлось сделать привал около реки Тонэ*, которая, к счастью, была полна серебристой карасью. - Мой хороший друг сейчас в Никко, - прервал давящую тишину Саноске, переворачивая рыбу. На протяжении всей дороги они едва обменялись парой слов. Его спутница была весьма задумчива, и самурай не мог этого не заметить, и даже частично догадывался о причинах, хоть и тактично умалкивал. Убийства давно были для него будничным явлением – вина почти не дотягивала до его сердца, окружённого прочной стеной воинских принципов. Но являлись ли они таковыми для неё? Однозначно нет. И теперь, когда адреналин успел покинуть тело, он знал, что станет лишь хуже, когда уравновешенный разум начнёт анализировать происшедшее. Он так же прекрасно осознавал, что пытаться избавить от душащего чувства вины словами сейчас лишь прибавит масла в огонь – оно должно было рассосаться со временем, самостоятельно. И сейчас, всматриваясь на невероятно изящную и утончённую на вид девушку, которая умудрилась выдернуть его из цепких когтистых лап смерти уже во второй раз, он не знал, что чувствовать. Она сидела, словно окаменевшая, с пустым выражением лица, бесцельно наблюдая за танцем языкастого костра, словно зачарованная. Бывший командир мысленно хвалил её за железную выдержку – она действительно держалась достойно. Тем не менее, не мог не чувствовать себя ответственным, поэтому попытался отвлечь разговором. - Можно будет залечь на дно на некоторое время – там сейчас безопасно, - продолжил он, убедившись, что обзавёлся вниманием своей спутницы. Подняв льдистый взгляд с огня, Хана лишь сдержанно кивнула в согласии. - К тому же, говорят, там очень красиво, - рыжеволосый устремил взор в небо, на едва проявившие себя многочисленные бусины звёзд. Добравшись до Никко следующим вечером, они остановились в небольшом, достаточно скромном рёкан*. Уже утром, попросив дождаться его, Харада ушёл, тем самым оставив свою спутницу в одиночестве. Тем не менее, уже к полудню, не в состоянии сидеть в четырёх стенах наедине со своими мыслями, дабы не сойти с ума, она решилась выйти проветриться, и заодно посмотреть на город, надеясь, что это поможет отвлечься. Никко был действительно прекрасен. Со своими стремящимися в небо горами и шумными водопадами, знаменитой кедровой аллеей, городок напоминал рай – безмятежный и прекрасный, полный зеленью. Однако, он не славился лишь красотой – духовность являлась неотъёмлемой его частью, и жители Никко весьма гордились богатым культурным наследием. На каждом уголочке было столько истории, что невольно думалось: как возможно поместить всё это в столь небольшом городке? Синтоистская кумирня, говорилось, действовала здесь ещё с древнейших времён – город являлся одним из старейших религиозных и паломнических центров страны. О том твердили построенный на вершине потухшего вулкана святилище Футарасан, вместе со знаменитым святилищем Тосё-гу, окружённым густыми зарослями криптомерии, где покоился величайший Токугава Иэясу*, к счастью, не видавший позорного падения своего правнука. Сейчас, вглядываясь на прекрасные фронтальные ворота святилища, Йомэймон, Хана ощущала, как перехватывает дыхание, и тревоги временно освобождают разум. Украшённые нескончаемыми фигурами невероятной резной работы из твёрдого дерева, врата дополнялись покрытой золотом крышей с бронзовыми листами, выгнутыми в виде черепицы. Её удерживали две широкие колонны, грозные, словно стражи, покрытые резной вязью и увенчанные фигурами мифических существ, обративших пасти вперёд. И теперь, неотрывно вглядываясь в это великолепие, девушка начинали понимать почему их называли вратами “солнечного света” – подобной красотой действительно можно было зачароваться настолько, что совершенно потерять счёт времени, любуясь до самого вечера. Разумеется не без помощи местных, которые, впрочем, оказались в разы дружелюбнее жителей Эдо, Харада наконец отыскал тот небольшой ресторанчик, славившийся своей великолепной лапшой соба*, который был упомянут в послании Нагакуры. И, как ни странно, он застал долголетнего товарища прямо за обедом. Завидев копейщика, тот так и оживился, засветившись всем лицом, и вскочил с места, словно увидел призрака. - Долго же рану зализывал, старый ты ёкай*! – заключив его в крепкие медвежьи объятия, чуть не задушив того до смерти, в диком восторге воскликнул тот, расхохотавшись. Подняв всю закусочную на ноги, Шимпачи потребовал сакэ и еды, да побольше. И только заставив опустошить его несколько рюмок подряд, он приступил к допросу. Разумеется, Саноске в своём письме не уточнял многое в целях безопасности, потому мечник так и принялся бесцеремонно душить его вопросами, не в силах укротить свой восторг. Видеть его без копья было до невозможности непривычным. Обсудить нужно было многое – они засиделись долго, вплоть до самого вечера. Нагакура лишь хмурился, слыша о событиях в Эдо, тем не менее в его выражении лица читалось облегчение. Столкновение Шогитай с войсками императора было не худшим, что могло произойти. Если бы Юкимура Кодо сумел добраться до города со своим отрядом кровопийц, половина всего мирного населения, возможно, перестала бы существовать, а сам Эдо превратился бы в не простую мясорубку, а в кровавое море. Стоило лишь дойти до казни командира Кондо, Шимпачи совершенно утерял цвет лица. Залпом осушив очередную чарку, он порядочно сморщился и на некоторое время замолчал. Его, как и самого копейщика, грызла дикая вина изнутри, даже несмотря на то, что изменить что-либо было бы невозможным: от того, что успел наслышаться мечник от Хиджикаты, когда вновь столкнулся с ним в Уцуномии*, командир твёрдо решил сдаться, тем самым позволяя остальным безопасно отступить. Теперь бывшему кумичо десятого подразделения было сложно смотреть на товарища. Казалось, тот был готов совершить сэппуку прямо на месте, рассказывая, как командир постоянно снился ему: молчаливо выслушивая недовольство Нагакуры по поводу своих решений, он, наклонив голову, просил прощения и уходил в темноту. И Харада был единственным, кто был способен понять терзания мечника. Отдав честь кёкучо*, они снова выпили, поочередно вспоминая всех павших товарищей. Наконец, Саноске заявил, что, возможно, не станет следовать за Хиждикатой на север. Самурай действительно устал марать руки кровью, устал отнимать жизни и гнаться за иллюзиями. Чувство справедливости, пустившее корни в нём чуть ли не с самого младенчества, всегда диктовало его действия. И сейчас он не считал справедливым то, что столькие продолжали слепо следовать за сёгуном, который давно отвернулся от своих подчинённых, оставляя их на произвол судьбы. Но и Нагакура не был слепым последователем – копейщик знал его слишком хорошо. Шимпачи сейчас сражался не для кого-либо, а для самого себя. Вся жизнь крутилась вокруг него и его клинка – он посвятил жизнь пути меча. И Харада восхищался этим. Тем не менее, хоть и гордился своим копьём до потери пульса, признавался себе, что такая жизнь, наполненная опасностью и сражениям, хоть и давала невероятный заряд энергии и восторга, давно перестала приносить ему радость. Самурай считал, что лучшее предназначение оружия – лишь защищать, как и было в давние времена. А душа требовала покоя – без убийств, без крови и без жестокости. Нагакура же, конечно, прекрасно знавший долголетнего товарища до мозга костей, не мог не учуять нечто другое. И будучи готовым поклясться о правдивости своих догадок, хмурясь пару минут, он внезапно снова оживился, криво усмехаясь. Вздыхая и хохоча, тот осушил очередную чарку, твердя, что всегда знал, что пристрастие товарища к женщинам когда-нибудь доведёт до подобного. Беспомощный вздох копейщика прослужил лишь подтверждением – пришлось рассказать подробности своего выживания в Эдо. - Оказывается, ты тварь не просто живучая, а дико удачливая, - наигранно буркнув, мечник вновь усмехнулся, качая головой. Дальше они просто сидели и пили, вспоминая бывалые безмятежные времена. К слову, соба в закусочной подавали действительно божественную. Солнечный диск уже успел скрыться за горизонтом, когда Саноске вернулся в рёкан. К тому времени его спутница выпивала вечерний чай, плывя глубоко в размышлениях. Всевозможные мысли нахлынули на неё, подобно снежной лавине, стоило разуму слегка очиститься и успокоиться. Потому темноволосая заметила копейщика лишь когда тот опустился на дзабутон рядом с ней. - Я задержался, извини, - начал тот, вынимая мечи из-под пояса и откладывая их в сторону. - Вы отыскали своего товарища? – подняв на него взгляд, возвращаясь в реальность, девушка опустила наполовину пустой чаван на поднос. - Да, - кивнув, он по привычке повёл пальцами по волосам, внимательно рассматривая собеседницу. – Он двинется в Сэндай* к концу месяца. - Тогда… - Хана отвела взгляд куда-то в сторону, замолчав на пару мгновений, и продолжила. – Полагаю на этом наши пути разойдутся. Самурай заметно нахмурился в лице, чего его спутница не разглядела – встав и отвернувшись, она пошагала к небольшому тансу. Вглядываясь ей в спину, рыжеволосый сжал кулаки, осознавая, что тянуть дольше было нельзя. Хоть и примерно догадывался об исходе, держать всё в себе становилось невыносимым – рано или поздно он бы взорвался. - Кстати говоря, Вы были правы, - снова заговорила девушка, остановившись у комода, не оборачиваясь. – Никко действительно прекрасный город. - Так… что ты собираешься делать теперь? – вздохнув, копейщик тоже поднялся. - Не знаю, - опустив голову, темноволосая потянулась за чайной чашкой на шкафчике, дабы угостить мужчину напитком. – Может и останусь здесь. Во всяком случае, я не могу стать для Вас ношей. Вы и так сделали достаточно – дальше я смогу позаботиться о себе сама. Голос совершенно не дрожал, но почему-то звучал неуверенным. Обернувшись, она замерла: самурай стоял прямо перед ней, непростительно близко – её острый нос почти упирался ему в ключицу. Забрав из её руки чаван, он опустил его обратно на тумбочку и, слегка наклонившись, расставил руки по обе её стороны. Подняв на него вопросительный, слегка взволнованный взгляд, она задержала дыхание в ожидании. Самурай изменился в лице – волчьи глаза так и блестели решимостью, вперемешку с чем-то непонятным, тёплым. От этого взора мурашки пробежались по спине. - Нам необязательно прощаться, - выдохнув, обжигая её губы горячим дыханием, Саноске взял её ладонь в свою, прижав её к своей груди. Прикосновение холодных пальцев к обнажённому участку тёплой кожи на груди – бывший командир по привычке расстегнул верхние пуговицы рубашки своей формы – пустило лёгкую волну электричества по его телу. Хана не посмела лишний раз двинуться, всматриваясь в его сияющие золотом глаза. Казалось, мужчина совсем не дышал. - Харада… - слегка расширив льдистые глаза, изумлённо, несколько растерянно выдохнула темноволосая, вжавшись бёдрами в шкафчик. По спине девушки прошлась мелкая дрожь, стоило лишь ощутить его ускорившееся ритмичное сердцебиение ладонью. Самурай вжал её в свою грудь сильнее, опустив взор на приоткрытые пухлые губы, и снова встретившись с её пронзительными глазами, шумно выдохнул. - Оно бьётся благодаря тебе, - почти шёпотом медленно выговорил он, наклонившись чуть больше. – И принадлежит тебе тоже. Ещё никогда не доводилось видеть его таким. Хана совершенно забыла как дышать, чувствуя, как земля медленно уходит из под ног. Собственное сердце беспокойно затрепетало в груди, грозясь выпрыгнуть наружу. Но не от страха. - Позволь мне быть рядом, - снова заговорил мужчина – янтарные глаза так и светились пламенем и теплотой, когда в них застыла просьба. – Забудь обо всём. Мы будем свободными, словно ветер… сможем пойти туда, куда только захочешь. Только позволь мне. Его стальной, но одновременно мягкий голос звучал, как заклинание. Ноги приросли к земле, и в мыслях начался настоящий хаос. Вглядываясь в его мужественную физиономию, девушка почувствовала, как совершенно теряется. Но нечто мерзкое застряло комом в горле, не позволяя пойти навстречу. - Зачем Вам… обесчещенная, сломленная женщина? – опустив глаза, она отвела взгляд в сторону, слегка отстранившись, сильнее вжавшись в тумбочку. Она мгновенно изменилась в лице – оно окаменело, словно стараясь сдержать вырывающуюся наружу болезненную горечь. Саноске напрягся, но решимости лишь прибавилось. Беря её лицо в свободную ладонь, чуть сжав пальцы на шее, он снова обратил её к себе, наклонившись настолько, что почти прижался своим лбом к её. - Это совсем не важно! – на одном дыхании горячо выдохнув ей в губы, он прошёлся большим пальцем по нижней. От прямого взгляда упорных золотистых очей было не убежать. Поневоле открыв глаза, она была вынуждена встретиться с ними. Из них так и капали упорство и странное, пылающее восхищение. И Хана ощутила, как мир разрывается изнутри. Хотелось, по-настоящему хотелось утонуть в его крепкой, настойчивой, но осторожной хватке, но она так и не смогла отпустить себя – в груди бессовестно кололо. Невидимыми цепями страх тянул её обратно на тёмное дно, едва позволив уловить луч света. - Даже если… я смогу ответить взаимностью, - едва выдавливая из себя слова, ощущая как две противоположности рвут её на части, она опустила взгляд, жадно вдохнув, ощущая, как воздуха начинает не хватать. – Я не сделаю Вас счастливым… Не смогу. Воздух наполнился давящей, гробовой тишиной. Она продлилась достаточно долго, высасывая надежду с каждой секундой. Самурай ощутил, как по спине прошёлся холодок, и как в груди бессовестно жгло словно после точёного удара молнии. - Поэтому, прошу, не мучайте ни себя, ни меня... и просто уходите, - крепко сжав веки, избегая его взгляда, умоляюще добавила девушка, ощущая, как хватка на ладони слабеет. Едва уловимый обречённый рык вырвался из груди бывшего командира, когда тот, опустив голову, прикрыл глаза, шумно вздохнув. Он и не ожидал другого исхода, хоть и решился попытать удачу. Тем не менее, от этого становилось не легче. Впервые в жизни внутри всё разрывалось на мелкие кусочки, и мужчина даже не знал куда себя деть. Так и хотелось рвать и метать от безысходности. Руки были связаны – самурай никогда, ни при каких обстоятельствах не смог бы пойти против женского слова. И теперь он был совершенно обезоружен. Шумно дыша ей в плечо, он прижал кулак к стене, сжав пальцы до хруста. И темноволосая упорно не открывала глаза, страшась взглянуть на его лицо, едва дыша самой. - Уходите, - скорее утверждая самой себе, повторила она, совсем тихо, ухватившись за края шкафчика, вжимаясь в него сильнее. Она не решилась открыть глаза даже когда тёплое сбивчивое дыхание у шеи исчезло, и когда она перестала ощущать его ладонь на своём лице. Каждый шаг звенел в ушах затянувшимся эхом, отражаясь колкой болью в груди. Не сдержавшись, она наконец разлепила веки, и взору показалась широкая удаляющаяся спина самурая. Наклонившись, он не оборачиваясь поднял с татами клинки, укрепив их за пояс. Весь прошедший путь показался мгновением – на нём сейчас красовалась та же западная форма, в которой она обнаружила его под толстым стволом клёна. Его лица сейчас было не разглядеть, возможно, оно и к лучшему – мужчина всё ещё сжимал кулаки, и движения его были напряжены до предела. Со свистом раздвигающихся сёдзи внутри всё оборвалось. Губы начинали подрагивать, и она сжала пальцами края тансу до побеления костяшек. Мужчина на секунду остановился у выхода, но не обернулся. И тогда она ощутила, как страх, приковавший её к месту, испаряется к чертям. - Саноске... постой! Он не успел шагнуть за порог – его остановила цепкая хватка сзади. Обвив руками его торс, Хана прижалась лбом к его широкой спине, между лопатками, шумно выдохнув. Самурай оцепенел, расширив глаза, и даже не посмел двинуться, задержав дыхание. - Я... больше не хочу плыть по течению, когда вижу маяк, - раздался шёпот в гробовой тишине, заставив мурашкам пробежаться по спине бывшего командира. Она лгала себе, бессовестно лгала, маскируясь страхом. Но он не смог удержать её дольше. Всё вокруг затмилось неукротимой тягой. И сейчас, прижимаясь к нему всем телом, ощущая его дурманящий мужской аромат отражающий могущество, она заключила тонкие пальцы в замок, страшась, что свет выскользнет сквозь них и внезапно испарится. Саноске, прихватив её руки, резко обернулся, ошарашенно посмотрев на неё. Она замерла, выпустив тяжёлый вздох приоткрытыми губами, рассматривая его. Самурай на пару мгновений затерял чувство реальности, не понимая, что делать. И крепче сжав её запястья, он обратил лицо наверх, облегчённо вздохнув, словно мысленно благодарил милосердную Каннон. Молниеносно протянув её к себе, он взял её лицо в свои широкие ладони, наклонившись к ней. Всматриваясь в льдистые глаза, в уголках которых блестели кристальные слёзы, он ощутил как самообладание покинуло его. Жадно, отчаянно, но невероятно осторожно впившись в пухлые приоткрытые губы, словно проверяя реальность происходящего, он совсем затерялся в ощущениях. Её губы были до безумия мягкие – он не смог оценить это по достоинству в прошлый раз. Самурай просто балдел, напрочь позабыв как дышать. Податливо обмякнув в его руках, позволяя прижать её к себе за осиную талию, Хана сжала пальцами грубую ткань западного жилета. На мгновение оторвавшись от неё, шумно выдохнув, внимательно рассматривая её безупречное лицо, Харада, не оборачиваясь, поспешно задвинул сёдзи за спиной обратно. Обвив мощными руками бёдра и талию темноволосой, он приподнял её, тем самым заставляя опереться о свои плечи, и прижал к себе изо всех сил, словно боясь отпускать. Зарывшись носом ей в смоляные волосы, он жадно вдохнул их аромат, шумно дыша в шею, едва касаясь губами кожи. Хана совершенно не ощущала душащую силу его объятий, держась за плечи мужчины, пока тот шагал к центру комнаты. Устроившись на татами, он бережно опустил её на свои колени, всё ещё прижимая к себе подробно драгоценности, пьянея от цветочного аромата её кожи и шелковых длинных прядей. Наконец снова подняв голову, он вновь взглянул на неё. Рассматривая мужественное лицо самурая до мельчайших деталей, потянувшись к нему, Хана провела пальцами по его скуле. Накрыв её ладонь своей, рыжеволосый прижал её к своей щеке сильнее, блуждая свободной рукой по её спине, поглаживая хрупкие женственные плечи, пальцами водя по линии лопаток и позвоночника. - Как ты умудрилась забраться в мои сны? – прошептав ей в губы, он отметил секундное замешательство в её взгляде. Чуть расширив глаза, досадно осознав, что её сейчас нагло передразнивали, девушка закусила нижнюю губу. Саноске лишь довольно усмехнулся, снова целуя её. Он долго не отрывался от её мягких, дурманящих уст, терзая их ненасытно и томно, временами забывая о необходимости кислорода. И она податливо раскрывая их, позволяла ему это, иногда неуверенно сминая его губы своими. Харада просто не мог свыкнуться с мыслью, что происходящее не плод его воображения. Жара на губах, её сбившееся дыхание, вздохи… они сводили его с ума. Обеими руками лаская её утончённое тело, прижимая к себе, подобно собственнику, он неохотно оторвался от неё, жадно глотая воздух, выговорил что-то неразборчивое, и прижался устами к нежной коже щеки. Опускаясь вниз осторожными поцелуями, он слегка сжал мочку уха губами, и принялся водить ими по длинной шее. Из её груди вырвался шумный вздох, отдалённо напоминающий стон. Саноске на секунду остановился, замерев, и снова принялся ласкать её шею, заставляя вздыхать громче. Хана совершенно затерялась в его трепетных прикосновениях, обмякнув в властных руках. Откинув голову назад, словно прося не останавливаться, она опустила веки, зарывшись пальцами в его огненных волосах. В груди начался настоящий пожар, передаваясь низу живота, и девушка задрожала от незнакомых ощущений. Самурай чувствовал, как зверь поднимает в нём голову с каждым её блаженным вдохом – сдерживать его становилось невозможным. Лишь потянувшись к шнурку на её оби, он внезапно остановился, осознав, что на мгновение потерял самоконтроль, и поднял вопросительный взгляд на неё в ожидании. - Я помогу тебе… забыть, - прошептал он, ища в её глазах разрешения. – Если позволишь мне. Потянувшись к нему, Хана убрала непослушную огненную прядь за ухо, и, проводя большим пальцем по острой линии его челюсти, подарила ему лёгкий поцелуй в уголок губ. Того было достаточно – он получил свой ответ. Одним ловким движением потушив окиандон, он погрузил и себя и её в объятия ночного мрака, разбавленного лишь лёгким лунным светом, пробивающимся внутрь сквозь приоткрытое окно. Принявшись распутывать непослушный шнурок, копейщик прижал её к себе сильнее, возвращая ей жадный, горячий и влажный поцелуй. Доверчиво разомкнув уста, она впустила его. Ощутив, как слегка прикоснулся к её тёплому языку, Харада совсем обезумел, нетерпеливо дёргая шнурок, который всё никак не хотел сдаваться. Наконец разобравшись с ним, отбросив в сторону, уже обеими руками удерживая её за талию, самурай приступил к оби. Слегка ослабив узел, он потянулся к воротнику юкаты. Вскоре, не без помощи его умелых рук, она вместе с дзюбаном* соскользнула с её плеч, обнажая вид на изящные линии ключиц и круглую, упругую грудь. Мужчина замер, всматриваясь на неё, словно затерянный молодой мальчишка. Заметив его взгляд, Хана отвела взор, закусив нижнюю губу, но он среагировал слишком быстро, мягко беря её за подбородок, заставляя посмотреть на себя. Оставив на её губах чувственный поцелуй, он принялся сыпать такие же на её шею, ключицы, и, проделав дорожку по ложбинке между грудями, припал к розоватому соску, обхватив его губами. Очередной едва уловимый стон вырвался из её уст, когда тёплая ладонь принялась сминать другую грудь. Обжигая её горячим языком, Саноске заставлял её млеть от каждого прикосновения, обмякнуть в его могущественных руках подобно тряпичной кукле. Водя пальцами по всем линиям её спины, слегка сжимая их на мягкой коже, он ласкал её так долго, как никогда никого не ласкал, понемногу сходя с ума от каждого звука, исходящего из её уст. Темноволосая потянулась за повязку на его груди, и, распутав узел, принялась стягивать с него джинбаори*. На секунду опустив её изящное тело, он позволил освободить себя от ненужной вещи, откинув его куда-то в сторону. С облегающим жилетом с невообразимым количеством пуговиц пришлось повозиться. Упорно дёргая их пальцами, Хана заметно нахмурилась – проклятая западная одежда со сложными деталями. Заметив её бесплодные старания, самурай поспешил на помощь, принявшись самому расстёгивать непослушные пуговицы. - Сам долго к этому привыкал, - лёгкая усмешка тронула его губы. Покончив с надоедливой жилеткой и расстегнув рубашку, пока девушка изумлённо наблюдала за ним, как за волшебником, он взял её руки, потянув к устам, и принялся покрывать её тонкие пальцы мягкими быстрыми поцелуями. Водя пальцами по его губам, она скользнула руками вниз, потянув за края белоснежной рубашки, и распахнула её, обнажая его крепкую грудь. Саноске шумно выдохнул, наблюдая за её движениями, и помог стянуть с себя ограничивающую движения одежду. Обвив её спину и плечи руками, он снова прижал её к себе. Касаясь его разгорячённой кожи своей, Хана ощутила, как невообразимая теплота окутала её с ног до головы. Бывший командир сходил с ума, чувствуя, как её потвердевшие от возбуждения соски упираются ему в грудь. Сейчас, всматриваясь ей в льдистые глаза, он замечал отчётливый серебристым блеск под лунным сиянием. Он смотрел долго, словно пытался утонуть в них, грея её теплом своего разгорячённого тела. Темноволосая ощущала рельеф каждой твёрдой и напряжённой мышцы, но мужчина казался ей невероятно мягким – она бы не смогла покинуть его объятия даже под угрозой смерти. Бережно опустив её на татами, Саноске навис сверху, окончательно развязав оби и распахнув её летнее кимоно. Освободив её руки из содэ*, он принялся любоваться изгибами её изящного тела. Бегая по нему глазами, не в состоянии насытиться видом, он принялся покрывать его томными, влажными поцелуями. Хана горела от каждого его прикосновения, поневоле слегка выгибаясь ему навстречу. Когда его губы дотронулись до упругого живота, она не сдержала шумный выдох, и приятная дрожь прошлась по спине. Самурай целовал её везде, не пропуская ни единый маленький участок, пройдясь губами от ребёр до слегка выпирающих косточек таза и обратно, проделывая круги из чувственных поцелуев вокруг пупка. Он словно очищал, удалял все мерзкие прикосновения с её молочной кожи, оставляя лишь наслаждение. Потянув за край косимаки*, он отбросил его в сторону, приподнявшись к её лицу. - Позволь мне любить тебя, - горячий шёпот обжёг её губы, пока волчий взор горел пламенем. Харада ощущал, что уже на пределе. Каждый её вдох приносил ему наслаждение, но тягучее возбуждение не позволяло расслабляться до конца. Ему нравилось мучить себя, наблюдая за тем, как она постепенно тает в его руках, но подобная пытка не могла продолжаться вечно. Она подняла на него взор, и мужчина замер – из него так и текли нежность, восхищение и вера. В нём не было страха – оно давно затмилось волнением. Потянув его к себе, Хана сама впилась ему в губы, чувственно и мягко. Когда она наконец отпустила его, Саноске приподнялся, принявшись расстёгивать узкие брюки – она даже не уловила момент, когда он избавился от пояса вместе с мечами. Сапоги полетели куда-то в сторону, с грохотом приземливших в углу, и за ним вскоре последовали брюки. Рассматривая его снизу, темноволосая так и пылала восхищением. Прекрасно сложенное тело сияло под лунным светом – самурай был слишком совершенен для обычного человека. Избавившись от всего лишнего, он наконец устроился между её ног, пройдясь по ним руками, и остановившись на ягодице. Заключив её ладонь в замке и прижав к татами, он наклонившись к ней. Не в силах больше терпеть, он медленно и осторожно толкнулся в неё. Девушка шумно выдохнула и, казалась, растерялась на мгновение. - Посмотри на меня, - разумеется, самурай не мог этого упустить. Сжав её пальцы своими крепче, он принялся покрывать её напрягшееся лицо быстрыми, мягкими поцелуями, пытаясь отогнать тревогу в связи с мерзким воспоминаниями. Ощутив вкус его горячих губ на своих, Хана снова расслабилась, стоило лишь взглянуть на копейщика. Давая ей привыкнуть к себе, Саноске медленно начал двигаться. Её тело туго обхватило его достоинство – девушка отчётливо ощущала его пульсацию внутри – что заставило его шумно выдохнуть. У бывшего командира давно не было женщин. С войной не оставалось времени даже думать об этом. Но мужчина слишком хорошо знал, каково женское тело, и мог поклясться себе, что подобного ещё никогда не ощущал. Слегка сжимая её ягодицу, стараясь не ускориться раньше времени, он принялся наблюдать за тем, как постепенно меняется её лицо. Слух вскоре начал улавливать тихие стоны. Ему снесло крышу – они казались музыкой для его ушей. Выгнувшись, она неосознанно поддалась вперёд, обхватив его бёдра ногами. Вскоре Саноске и сам не был в состоянии сдерживать блаженные вздохи, иногда перерастающие в рыки. Он осмелел чуть больше, ускорившись. Ухватившись за его плечо свободной рукой, Хана сжала пальцы на его коже, слегка впившись в неё ногтями. Её прерывистые вдохи, уже несдержанные стоны звучали прямо над ухом, и самурай сходил с ума всякий раз, когда из её губ вырывалось его имя. Харада сдерживался изо всех сил, поклявшись себе довести её до предела, крепко сжав веки, чтобы не смотреть на неё, иначе все усилия полетели бы к чертям. И наконец она содрогалась в неземном блаженстве, и мощная волна наслаждения прошлась по всему телу. Ощутив, как девушка мгновенно обмякла, самурай наконец позволил себе расслабиться. Хана почувствовала, как приятное тепло растеклось внутри. Неохотно покинув её разгорячённое тело, Саноске опустился рядом, на её кимоно, прижав темноволосую к себе за плечи. Некоторое время оба молчали, пытаясь отдышаться. Устроившись на его широкой груди, она наконец приоткрыла глаза, всматриваясь куда-то вперёд, водя пальцами по линиям рельефа его мышц и рисуя замысловатые узоры. Взгляд упал на линию старого рубца на его животе – она провела по нему с задумчивым взглядом, и потом дотронулась до совсем свежего розоватого шрама на боку. Расслабление поглотило её с головой – ни один ёкай из дзигоку сейчас не был страшен. Самурай рассматривал её черты лица, мысленно улыбаясь, поглаживая изящное плечо, водя рукой по линиям лопаток. Внезапно она подняла взгляд на него, слегка приподнявшись. Присев, она опустила ладонь ему на живот, повела по напряжённым мышцам и медленно поднялась к груди, остановившись посередине, прекрасно ощущая его едва успокоившееся сердцебиение. От её пристального взгляда Саноске растерялся в ожидании, рассматривая её снизу. Под лунным светом её кожа сияла влагой, и сверкающая капелька пота скатилась между грудями. Мужчина охнул от восхищения и, не сдержавшись, присел сам, притянув её к себе. - Спасибо, - привстав на колени, Хана наклонилась к нему, и смоляные пряди рассыпались по его плечам. Её шёпот вызвал мурашки по телу бывшего командира, и он совсем замер, когда девушка, беря его лицо в свои ладони, принялась покрывать его мелкими, чувственными поцелуями. Прижав её нагое тело к себе что есть сил, Харада вновь уткнулся носом ей в шею, жадно вдыхая её дурманящий аромат. Зарывшись пальцами в её волосах, он держал её ещё долго, не веря собственному везению, не желая просыпаться. Но это был не сон – её теплые прикосновения ощущались слишком ярко, он слышал её сердцебиение слишком чётко. Положив подбородок ему на макушку, Хана прижала мужчину к своей груди, опустив веки, как только слёзы облегчения начали наворачиваться на глазах. Слегка отстранившись, она встретилась в ним взглядом – золотистые глаза самурая так и горели восторгом и восхищением. И теперь он казался беспомощным… и воистину свободным. Внезапно копейщик выдохнул с досадой – возбуждение снова взяло над ним верх. Посмотрев вниз, темноволосая, на секунду замерев, снова подняла взор на него, и лёгкая, почти издевательская усмешка тронула её исцелованные, покрасневшие губы. Возвращая ей ответную, Харада снова притянул её к себе, горячо припав к губам, и накрыв ладонями её упругие ягодицы, снова погрузился в неё, шумно охнув сквозь поцелуй. Он любил её ещё долго, окутав её сладостными терзаниями. И лишь к рассвету Хана погрузилась в объятия снов. Самурай так и не сомкнул глаз, не в силах оторваться от неё. Сейчас робкие лучи утреннего солнца ласкали её кожу, придавая ей сияние. Саноске любовался чертами её изящного тела, глазами лаская её плечи, линию спины, округлые упругие ягодицы и утончённые ножки. Опираясь о локоть, прижимая её к себе спиной, он рассматривал её расслабленное лицо, на котором впервые видел настоящий покой. Такая же мирная улыбка покоилась на его губах – сейчас он был свободен, как ветер. И куда бы ветер ни подул, он обязательно унесёт с собой лёгкий, дурманящий аромат лотоса.