Добро пожаловать в Толлан!

Спёртый воздух, сырость и приглушённый свет — эту картину я вижу и ощущаю каждый день, когда просыпаюсь. Моя квартира больше похожа на притон наркоманов и бомжей, чем на логово знаменитого и востребованного писателя. Да и мне плевать, потому что здесь я только пишу и сплю. Я встал с кровати и направился в ванную. Вокруг хаос: перевёрнутый стул, повсюду валяются листы с большими синими кляксами, какие-то из них разорваны на мелкие клочки, окурки. Не грязно только там, где пролегает дорога от комнаты до кухни, ванной и входной двери. Я открыл кран, с шумом на меня упала стена воды. Она приводила в чувство, голова уже была не такой тяжелой, картинки из вчерашнего дня начали составляться в адекватную историю о вечеринке, алкоголе и моём прекрасном спутнике. Лилась вода, а вместе с ней на дно ванной падали и мои панические мысли. Что делать? Я правда изменился? Они правда так сильно на меня повлияли? Но ведь я люблю его. Что прикажете? Мила молодец, конечно, кидает меня, как всегда, все четыре стороны. «Я тебе не мамочка». Каждый раз она и та же фраза. Надоело. Как? Где? За кем идти? Кто прав? Правда или ложь? Жизнь или существование? Проживая жизнь в этом гиблом городе, ненароком начинаешь путаться. Улицы полны бездомных, полуживых, грязных людей, если их состояние, конечно, можно так назвать. Власть ничего с этим не делает. Или делает, но жители этого не замечают. Смрад, грязь, уныние — единственное, что видно в гетто. Центр города весь блестит, переливается, вокруг меха, роскошь и разврат, а на окраинах выживание, борьба за еду, воду и крышу над головой. Я видел это. Я выбрался из этого дерьма, но легче от этого не становится. Справедливость должна торжествовать? Черта с два. В этом городе никто не знает такого слова или пытается не знать. «Там, под нами, копошась, муравейник разевает пасть, как ротвейлер, и учит выживать параллельно к тому, как в это время те, кто наверху, учат решать уравнения.» Я вернулся в комнату. На белой простыне лежал мускулистый брюнет, царство Морфея поглотило его и не хотело выпускать из своих крепких объятий. Поправив на нём одеяло, я поцеловал его и присел рядом. Уже вечерело. Совсем скоро мне придётся уйти, хоть бы он не проснулся, я не смогу уйти, если хоть раз взгляну в его бездонные, поглощающие меня, тёмные глаза. «Незаметно поправь её одеяло, за это себя предавая анафеме. Она вышла из пены, худой отпечаток плеча оставляя на кафеле. И хана тебе, доигрался ты, старый дурак, — вот и вся эпитафия. На город падает тьма, засыпает шпана, просыпается мафия.» Я написал записку, положил рядом с его телефоном и вышел из квартиры. На улице было уже темно, воздух пах дождем. А моя судьба пахла кровью, бумагой и порохом.