"РЕЧЬ ИДЕТ О ЧЕСТИ, ЧТО МОЖЕТ БЫТЬ ВАЖНЕЕ?!" (по сериалу "ЗОРРО" в гл. роли ГАЙ УИЛЬЯМС). Книга вторая.

      Монах брат Игнасио, следуя за горничной, с мягкой улыбкой вошел в комнату к сеньорите Пилар. Служанка закрыла дверь и подошла к кровати с противоположной стороны. — София, принеси свежей холодной воды, пожалуйста, — попросила девушка хриплым голосом не открывая глаз.       Монах быстро окинул взглядом столик и недовольно качнул головой — бутылочки с отварами стояли полными, тут же на подносе стояли тарелки с остывшей едой.       Он кашлянул, чтобы дать понять о своем присутствии.       Сеньорита сквозь ресницы оглядела комнату и, убедившись, что отца нет, открыла глаза, переполненные такой душевной боли, что у монаха сжалось сердце к несчастной девушке. Она вяло улыбнулась. — Сеньорита Пилар, вы не принимаете мои отвары. Почему? — Я не хочу жить… — тихо прошелестело в ответ.       Горничная прижала ладони к своему рту, чтобы не зарыдать в голос. Монах присел на стул рядом с кроватью и стал считать пульс на запястье сеньориты. Её лицо еще больше побледнело, глаза впали, скулы заострились. Через минуту он отпустил руку и отлил отвар от одной из бутылочек в стакан. — Я не стану читать вам, сеньорита Пилар, нравоучений, это сделает отец Франциско после того, как вы ему исповедуетесь. Вам сразу станет легче на душе. Поверьте мне. — Исповедь ничего не изменит, брат Игнасио, — едва слышно произнесла девушка. — Я не стану говорить с отцом Франциско.       Монах посмотрел на горничную — Принесите свежей воды сеньорите, вас об этом попросили. — Ох, простите меня! — воскликнула служанка и, всплеснув руками, вылетела из комнаты пробкой. — Тогда расскажите мне, сеньорита Пилар, о чем болит ваше доброе сердечко. — Не стоит беспокоиться, брат Игнасио, о моей душе. Лучше расскажите, скоро ли выздоровеет его превосходительство? Монаху на миг показалось, что в глазах сеньориты появился живой блеск, или это лучик солнца пробился сквозь неплотно задернутую штору. — Его превосходительство скоро приступит к своим обязанностям.       Девушка радостно улыбнулась, но ее улыбка тут же потерялась на бледном личике. — Я рада за нашего губернатора…       Легкий румянец окрасил её щечки и монаха это обстоятельство очень порадовало. Он решил сделать ставку на её неподдельном интересе к губернатору. — Я могу сегодня же передать от вашего имени наилучшие пожелания Его превосходительству, если вы этого хотите, разумеется. — О, да! Пожалуйста, я буду вам очень благодарна, брат Игнасио! — сеньорита прижала руки на груди, нежная улыбка осветила лицо и даже на короткое время исчезли темные круги под большими карими глазами. — Но с единственным условием, сеньорита Пилар! — О! И какое же? — удивилась она, сцепив пальцы в замок. — Я заберу мои отвары, если вы дадите мне слово, что будете принимать пищу самостоятельно. — О! — Да, сеньорита Пилар, я настаиваю, — и он кивнул на тарелку с бульоном. — Я согласна, брат Игнасио, но и у меня будет одно условие. — Я внимательно вас слушаю, сеньорита Пилар. — Наклонитесь ко мне, я не хочу, чтобы кто-то услышал, если вдруг войдет в комнату.       Монах сделал вид, что поправляет одеяло и приподнялся над сеньоритой — Обещайте мне встречу с губернатором, брат Игнасио!       Монах хоть и ожидал что-то подобное услышать, но не был готов дать положительный ответ. — Если вы, сеньорита Пилар, решите подняться с кровати, то не сделаете и шагу, чтобы не упасть от слабости.       Глаза девушки заблестели, румянец окрасил бледные щечки — Я буду принимать пищу, но вы твердо пообещайте мне встречу с Его превосходительством наедине. Всего на несколько минут… И в подтверждении своих слов я выпью отвар до самой последней капли!       Она взяла из его руки стакан и мелкими глотками осушила его.       Вошла горничная с подносом, на котором дымилась тарелка со свежим бульоном и горячим чаем. От румянца и радостного блеска в глазах сеньориты, служанка чуть не выронила поднос, и поторопилась поставить его на край кровати: — Моя госпожа, вы улыбаетесь, слава Деве Гваделупской!       Она засуетилась вокруг сеньориты, подкладывая под ее спину подушки, расправила складки на одеяле и водрузила сверху поднос.       Девушка в упор смотрела в глаза монаху, ожидая его решения. Тому ничего не оставалось как только дать твердый положительный ответ.       Ложка подрагивала в исхудавшей руке сеньориты, но не пролилось ни единой капли бульона, пока тарелка не опустела. От чая она отказалась. Пока служанка хлопотала, убирая подносы, девушку стало клонить в сон.       Монах похлопал её по руке: — Я приду завтра, сеньорита Пилар. Отдыхайте, набирайтесь сил. — Благодарю вас, брат Игнасио, храни вас Бог!       Монах благословил засыпающую девушку, поднял саквояж и покинул комнату. — Софи?! — позвала сеньорита служанку, когда за монахом закрылась дверь и затихли его шаги по коридору. — Я к вашим услугам, сеньорита Пилар, — горничная, мягко ступая по персидскому ковру, подошла к кровати, оставив подносы на столе. — Что изволите? — Дай мне слово, дорогая Софи, что никому не обмолвишься о том, что я выпила отвар и съела бульон! — потребовала девушка. — Но почему? Ваш отец будет счастлив узнать, что вы выздоравливаете, сеньорита. И все слуги за вас волнуются.       Карие глаза девушки округлились — И слуги? Им-то что переживать за меня? Я же капризная, избалованная, не в меру требовательная… — У вас доброе сердце, сеньорита. Вы не требуете сверх того, что нам не по силам, не гоняете туда-сюда по всему дому, не кричите, не бьете, — горничная опустила глаза на секунду, затем улыбнулась ласково, прижав руки к груди. — Потом делаете всем подарки, и никто всерьез на вас не обижается.       Изумленная услышанным, девушка некоторое время сидела и просто смотрела на служанку, словно увидела ее впервые. — Что не так, сеньорита Пилар? — А отца слуги…? — У сеньора тяжелый характер, его… — служанка кинула боязливый взгляд на дверь, потом извиняющимся тоном, понизив голос, закончила. — Опасаются, уж извините, но вы спросили сами. — Я не знала, Софи… но вот ты рассказала, и я припоминаю, как он распекал кого-то и не раз… Мне так жаль, поверь.       Горничная опустила голову.       Дрожащая руки сеньориты мягко сжали ее ладонь — Но тем не менее, Софи, никому не говори! Это более, чем просьба, это мой приказ, и не смотри, что я говорю это просительным тоном. Я позже все объясню.       Свободная рука служанки указала на поднос: — Но пустая тарелка из-под бульона… что я отвечу?       Девушка улыбнулась: — Я же капризная, да еще больная… скажи, что заставила тебя съесть бульон! — Хорошо, сеньорита Пилар, я исполню ваш приказ, хоть это так тяжело — смотреть в глаза и лгать тем, кто вас так любит. — А ты не смотри, прикрой глаза фартуком. — Придется… — Благодарю тебя за понимание, Софи! Я никогда не оставлю ни тебя, ни слуг, клянусь в этом!       Горничная неожиданно наклонилась и поцеловала хозяйке тыльную сторону ладони. Потом спохватилась и, покраснев, выбежала из комнаты с подносами.       Девушка действительно поняла, что только что сказала своей служанке. Да, она действительно позаботится о своих слугах! Они не должны оставаться в доме, прислуживая хозяину-негодяю. Да, он вырастил меня, думала сеньорита, свернувшись клубком под одеялом, он любит меня, заботится обо мне, но увиденная картина превратила в лед всю её любовь к отцу. Она презирала его, хоть все еще и любила…       Девушка вспоминала их беседы за игрой в шахматы, недолгие прогулки по городу, посещение модных лавок, но тут же перед её глазами возникал поднос с горой драгоценностей и сеньор, дрожащей рукой снимавший перстни и кольца со своих пальцев… И коротышка- горбун с алчным блеском глаз и дрожащими от радости руками хватающего перстень с ладони человека в черном, ее отца.       Все разговоры о чести, благопристойности, любви … — как легко срывались эти высокие слова с его языка. По щечкам побежали слезы, она позволила пожалеть себя, отца, и всех… всех… кому принадлежали сокровища на столе отца в тайной комнате. Девушка сложила руки лодочкой и стала молиться, чтобы Бог укрепил ее душевные силы.       Сеньорита стала обдумывать своё положение и, какую ответственность она на себя возложила за судьбы горстки слуг и, уже засыпая, ей пришла отличная идея в голову. Последняя мысль, мелькнувшая в ее хорошенькой головке — достоинство и честь! Нет ничего дороже чести! Своё достоинство и честь она сохранит, чего бы это ей не стоило.       Так как хозяин дома отсутствовал, брат Игнасио сразу же отправился в резиденцию губернатора. У него было срочное дело.       В приемной его встретил сеньор Марсело, которому и решил довериться брат Игнасио. Тот его кротко выслушал — Конечно, брат Игнасио, встречу можно организовать, но вот, что задумала сеньорита Пилар? — Она была счастлива услышать, что Его превосходительство скоро выздоровеет.       Марсело в двух словах поведал монаху о странной посетительнице, которая чуть более недели тому назад рвалась на прием к губернатору. — Вы можете вспомнить дату, сеньор Марсело, когда это произошло.       Мужчина прижал кулак к губам и покачался с пятки на носок, потом вынул из кармана записную книжку и полистал её. Найдя нужную запись, показал монаху. Тот кивнул — Это была сеньорита Пилар, переодетая во вдову, без сомнений! — Странно все это, странно… — По возвращению с «прогулки», она слегла и приговорила себя к смерти.       У Марсело от шока цвет глаз из зеленого цвета стал изумрудными. — Сеньорита пережила какое-то потрясение, я опасаюсь… за её душевное здоровье. Мои отвары ей не помогут, к сожалению.       Марсело встал из-за стола, походил задумчиво по комнате, покусывая нижнюю губу. Монах терпеливо ждал решения личного слуги и охранника сына бывшего наместника короля Испании, а ныне губернатора Калифорнии.       Марсело остановился напротив монаха: — Вы можете гарантировать, что сеньорита не затаила коварный план в отношении Его превосходительства? — Я предлагаю, сеньор Марсело, устроить их якобы «нечаянную» встречу. Назовите дату, время и место, а об остальном я позабочусь. Но, — монах поднял палец вверх. — Сеньорита просит оставить их на несколько минут наедине и в тихом уединенном месте, чтобы не привлекать внимание посторонних. — Другими словами, брат Игнасио, чтобы не было свидетелей!       Монах кивнул. — Это можно устроить в церкви после окончания службы, когда там уже никого не будет. Кто туда первым войдет, не важно, вы ли с его превосходительством или мы с сеньоритой. Марсело полистал свою книжку и сделал запись, потом показал монаху. — Я запомнил, — монах посмотрел в мудрые глаза собеседника со значением. — Сеньорита приедет на исповедь.       Марсело пожал руку брату Игнасио и проводил его до дверей. Они еще коротко успели обговорить пару неотложных вопросов, касающихся выздоровления раненых в госпитале. КОМНАТА СЕНЬОРИТЫ ПИЛАР СЛЕДУЮЩИМ УТРОМ       Дворецкий самолично сопроводил монаха в комнату сеньориты и поклонился, открывая дверь.       Хозяина на гасиенде не было уже второй день, вся ответственность легла, как обычно, на дворецкого и экономку. В свете последних событий, слуги получили строгий приказ следить за каждой мухой, влетающей на территорию гасиенды, не говоря уже о каждом постороннем шорохе внутри дома. Свободный вход разрешался только доктору при необходимости и брату Игнасио в первой половине дня или по особой на то надобности, то есть по просьбе сеньориты Пилар.       Девушка сидела в постели, на плечах была накинута шаль, на коленях лежала кошка. Тонкие пальчики сеньориты с любовью гладили короткую шерстку любимицы. Увидев монаха, сеньорита насторожилась, стараясь по его невозмутимому лицу угадать новость, которую он ей преподнесет через минуту. Она прижала кошку к груди, словно защищаясь от плохих вестей.       После обмена приветствиями, монах устало опустился на стул: — Рад видеть вас, сеньорита Пилар, в добром настроении. Отвар выпили или вылили, что успокоить меня, а?       Девушка улыбнулась: — Выпила, брат Игнасио, слово свое держу! — Похвально, сеньорита. Вы дали мне надежду на скорое и полное ваше выздоровление. — О моем теперешнем состоянии знаете только вы и горничная, брат Игнасио, и я молю вас не проговориться о моем самочувствии. Это мое решение, каким бы глупым оно вам не показалось. — Это ваше право, сеньорита Пилар.       Девушка продолжала крепко прижимать к себе кошку, не осознавая крепости своих рук, пока та возмущенно не стала вырываться и жалобно мяукать. — Опустите ни в чем не повинное Божие создание, сеньорита, и она будет благодарна вам до последнего своего часа. — Ох, прости, моя хорошая, — спохватилась девушка, ласково погладив кошку, и уложила ее рядом с собой.       Монах удовлетворенно кивнул и с тонкой улыбкой сказал: — Мне удалось решить вопрос о…       Сеньорита насторожилась и прижала палец к губам, прислушиваясь к шорохам за дверью. Кто-то прошел мимо двери сеньориты, задержавшись на несколько секунд. Когда шаги затихли, она перевела дыхание. — Говорите тише, прошу вас, брат Игнасио.       Ему пришлось понизить голос до шепота. — Было получено согласие на вашу встречу, сеньорита Пилар, с Его превосходительством. Дату пока сказать не могу. Встреча произойдет в церкви после мессы, когда в ней никого не будет из прихожан. При слове «церковь», «месса», сеньорита недовольно сморщила свой хорошенький носик, но потом довольно улыбнулась, что все-таки ей не придется всю службу потратить на ожидание встречи. — Я безмерно вам благодарна, брат Игнасио.       Глаза сеньориты сверкали, словно лучики солнца, столько в них было радости и счастья.       Милое и бесхитростное дитя, подумал монах, глядя на разрумянившуюся и совершенно очаровательную девушку. Вот кому-то из кабальеро составит счастье всей жизни. — Хочу предупредить, — продолжил он, твердо глядя ей в глаза.ч- Разговаривать вы будете с губернатором в исповедальной кабинке, и время будет вам дано достаточно для разговора, но прошу вас тщательно все обдумать и не говорить лишнего, только изложите суть вашего дела. Его превосходительство еще не выздоровел настолько, чтобы длительное время находиться на ногах. — Я понимаю, брат Игнасио, и не утомлю разговором. Монах кивнул и улыбнулся: — Расскажите теперь, сеньорита Пилар, о своем самочувствии.       Через полчаса монах уже направлял свои стопы на место своей постоянной дислокации, то бишь, в лазарет. Он был доволен проведенной встречей не только с сеньоритой, но и с ее появившемся отцом. Девушка поправлялась и душой, и телом, а вот ее отец едва сдерживал свои эмоции. Это было видно по тому, как ходили желваки на щеках, порой монаху слышался даже скрип зубов собеседника. Он весь разговор стоял со сложенными на груди руками, словно опасался пустить в ход кулаки. Даже то, что сеньорита почувствовала себя намного лучше, не придало радости отцовским глазам. Они были также холодны, как дрейфующие айсберги в океане.       Монаху удалось убедить сеньора, что поездка в церковь к отцу Франциско никоим образом не ухудшит ее душевное состояние.