Академия искусств

Войдя в ворота, они оказались в железном коридоре, в котором не было никаких средств освещения. Выбора особо не было, и они пошли. Коридор спускался вниз, не сильно, но заметно. На Пенни накатывали волны клаустрофобии, но слабые — пространства было более чем достаточно. Чуть вдалеке забрезжил слабый, подёрнутый рябью голубоватый свет. Так светится вода в океанариумах. Лаборатория началась неожиданно. Всего несколько шагов к голубоватому свету — и коридор вдруг расширился, показывая то, что многие годы скрывалось под толщей земли. Всё ещё работало. Горели мониторы, в огромных, цилиндрических чанах была вода (она же и светилась) и какие-то цветные жидкости. Железные столы, придвинутые к стенам, были завалены бумагами, записями, на них хаотично стояли микроскопы и какие-то неизвестные приборы, стояли пустые клетки для грызунов, валялась канцелярия. Сиротливо, в самом центре этого помещения, робко примостился столик, на котором, немного пугающе, матово сверкал монитором ноутбук. Около включённых компьютеров, занимающих большую часть противоположной входу стены, виднелись два кресла на колёсиках с высокими спинками. Катерин первой сделала шаг в логово злодеев и принюхалась, тут же чихнув. Поднимались просто тучи пыли. По стенам расползлись плесень и грибок, даже мох вырос. Создавалось впечатление, будто здесь никого нет. И нет уже очень давно. — Жуть… — тихий голос Пенни пронёсся по лаборатории, как раскат грома. — Не то слово, — также тихо отозвался Талон. — Заберу это местечко себе. Тихо, спокойно, и никто не лезет. Вон, сколько лет простояло, никому не нужно и никто не нашёл. Кстати говоря… Эй, как тебя там, где твои родители? Андромеда молчала. Кажется, она и сама пребывала в лёгком шоке. — Я была уверена, что они здесь… Они были здесь… Должны были быть здесь… — Постой секунду, — кажется, Питер понял, к чему клонит девушка. — Хочешь сказать, ты даже не знаешь, здесь ли они? Ты что, не проверяла? — Они были здесь. Я знаю, я сама видела. Они должны быть… Катерин, которая обошла почти всё помещение, завизжала и бросилась к ним. По пути она споткнулась, полетела вперёд, и приземлилась в объятия Питера. Тот, немного опешив, подхватил её на руки. Глаза Кати были широко распахнуты. Она схватилась за футболку парня и испуганно залепетала: — Там… Там… лежит… там… ТАМ СКЕЛЕТ!!! У всех свои недостатки. Все чего-то боятся. У Пенни была клаустрофобия. Питер до одури боялся машин, особенно тех, что быстро ездят, хотя, конечно, никогда бы не признался. Талон ненавидел летучих мышей и крыс, а Катерин боялась мертвецов. Особенно скелеты. Даже к муляжам она подходила с опаской, и ей всё казалось, что вот-вот они оживут и положат на неё свои костлявые руки, навалятся всеми косточками, будут пялиться пустыми глазницами и щёлкать челюстями. Брррр… Зомби ещё хуже. Там ещё и плоть есть, и глаза, и вообще… Питер сильно покраснел. В полумраке, который даже свет компьютеров и воды не освещал (выключателей никто так и не нашёл) этого не было видно, но он чувствовал, как кровь приливает к голове. А Катерин словно издевается! Ещё и грудью своей прижимается, бёдрами, руками держится, и касается его обнажённой кожи на шее… Сердцебиение участилось настолько, что, казалось, девушка должна была его почувствовать. Но она лишь дрожала, вспоминая весь ужас своей встречи с мёртвым созданием. Пенни и Талон, как только это услышали, тут же бросились туда, откуда убежала Катерин. Скелет лежал у компьютеров, недалеко от правого кресла. Он принадлежал женщине с каштановыми волосами, одетой в халат и розовый домашний костюм. Женщина лежала на спине в луже засохшей, потрескавшейся крови. Пенни внимательно и осторожно всё осмотрела, светя фонариком, и осторожно обвела пальцем две дырки на костюме — на животе и груди. — Пуля, — еле слышно сказала девушка, глядя на Талона. — Её застрелили. Тут очень хорошая вентиляция, иначе бы был не такой свежий воздух, и трупный запах бы остался. А так и мы здесь хорошо дышим. — Пенни… а там второй! — Талон подёргал её за рукав и указал на кресло. Второй скелет сидел в левом кресле, и точно принадлежал мужчине. Волос не осталось (а были ли они?), но зато сохранился халат, огромный бордовый свитер и брюки. Одна рука скелета лежала на клавиатуре, а вторая безвольно повисла. Под креслом, как раз там, где повисла рука, лежал пистолет. Пенни аккуратно подняла его, предварительно взяв в руки платок, чтобы не оставить отпечатков, и вынула магазин. Он был почти пуст. Да в принципе сомнений и не оставалось. — Он её застрелил, — ахнула Пенни, кладя пистолет назад, на пол. Вдруг сзади послышался грохот. Андромеда тяжело села на пол. Глаза её безумно вращались, она смотрела в пол и молчала. Пенни даже жаль её стало. — Значит, всё было зря? — еле слышно спросила она. Слеза звонко упала на железный пол, затем ещё одна, и они полились плотным потоком. — Всё зря? И эти попытки вас убить. И все мои планы. Всё, что я годами изобретала, всё, что выдумывала, всё зря? Они этого никогда не увидят. Им уже всё равно. Зачем тогда было всё это? Андромеда хлюпнула носом и громко разрыдалась. Она почти кричала, слёзы текли не переставая. — Я хотела, чтобы они мной гордились! Я хотела вернуть им дом! Хотела быть с ними семьёй! А что теперь?.. — Тюрьма, — буркнул Талон, но Пенни его пнула. — Какая же я дура! Надо же было сначала всё проверить! Просто я не хотела идти к ним, пока всё не сделаю! Из Академии сюда есть ход, и я… я х-х-хотела, чтобы они полюбовались, как всё взлетит на воздух! Хотела похвастаться, что убила агентов Управления… Что братик уже совсем взрослый, вон какой здоровый… А теперь? Всё зря… Всё зря!!! Андромеда спрятала лицо в ладонях. Её трясло, а у Пенни внутри всё сжималось от жалости. Только теперь она, кажется, поняла её истинные мотивы. Она хотела, чтобы родители ею гордились. Она хотела их похвалы. Ведь они с братом оказались оторваны от них совсем детьми, мотались по колониям, детским домам и психологам. Они ведь не виноваты, что родители их — психи, и детки такие же, и у них в семье немного другие понятия и причины для гордости. Наверняка Андромеда и Найджел скучали по родителям, какими бы ублюдками те не были. Пенни вспоминала, как сама плакала в подушки, потому что мамы и папы нет рядом. Как смотрела на девочек, которые ходят по магазинам вместе со своими мамами, и завидовала им, ведь всю одежду ей выбирал дядя, он постоянно путался в размерах, выбирал отвратительные цвета, никак не мог запомнить, что Пенни, вообще-то, девочка. Поэтому девушка очень быстро начала ходить по магазинам самостоятельно. И в кино большинство девчонок ходили с родителями, и на разные прогулки, в парки развлечений. А она? Всегда одна, или с подругами, но разве они могут заменить мамину заботу? Нет, она не жаловалась, дядя опекал её и вырастил, но всё же… Всё же хотелось иногда, чтобы за тобой присматривал не дядя, а мама. Так что сейчас Пенни хорошо её понимала. Талон и Катерин тоже. Их мать сбросила их дяде, который был далёк от идеала, а уж добрым и заботливым его вообще нельзя было назвать. Но даже он присматривал за этими злодейски вредными детьми, он кормил и одевал их, воспитал, вырастил, в конце концов. И у них всегда был дом. Но им очень часто хотелось к маме. Особенно Талону, ведь он был совсем маленьким. Но Катерин скучала по матери сильнее. Она была старше, и помнила мать больше. Также она помнила, что они с Талоном вообще-то сводные — у них разные отцы, но мама любила их одинаково… Пока не отдала дяде. Но Катерин помнила, какие мягкие у неё были руки, как ловко она плела длинные косы девочки — волосы у неё росли на удивление быстро — и учила, что за ними надо следить, ухаживать, вдалбливала правила красоты в детскую головку, так что оба ребёнка стали буквально помешаны на себе, особенно на своих волосах. Конечно, она об этом так и не узнала — ушла раньше. А через год умерла. Катерин наткнулась на это совершенно случайно — дядя оставил ненадолго компьютер, чтобы поиграть с котом, и девочка увидела небольшую анкету, где было имя их мамы. Анкета была из морга — женщина скончалась в больнице из-за сильного отравления. Катерин не говорила никому, что узнала об этом, особенно брату, но была ужасно расстроена — несколько ночей проплакала. И решила, что ей пора становиться лучшей сестрой на свете, и опекать брата, не хуже матери. Поэтому ей были лучше всех знакомы чувства Андромеды. Питер не понимал, как можно грустить по матери. Свою собственную он презирал, и даже ненавидел, особенно за её слова Милене, и поэтому недоумевал, чего все такие грустные и погружённые в свои мысли. Он прокашлялся, и начал: — Надо доложить обо всём, что мы… Взгляд его неожиданно упал на ноутбук. Он был выключен, по почему-то притягивал к себе взгляд. Поставив, наконец, Катерин на ноги, он подошёл к нему и включил. — Ну-ка все сюда, — резко сказал он, прерывая воцарившуюся меланхолию. — Кажется, тут что-то есть. На рабочем столе оказался всего один файл — видео. Питер, почти не дыша, щёлкнул на него и сделал звук на максимум. Все четверо сгрудились у стола, пока Андромеда тихо всхлипывала. — Меня зовут Альфред Кененгем, — на экране появился мужчина с редкими светлыми волосами, сильно смахивающий на Найджела. Точнее, это Найджел был похож на него. Альфред Кененгем был его отцом. — Я — гений этого мира. Сегодня меня лишили дома. Это гадкие твари забрали моих детей и всех учеников. Признаться, я надеялся, что этого никогда не случится, но что поделать. Зло должно быть наказано — вот глупое правило этого мира. Возможно, двумя годами ранее, я бы из кожи вон вылез, чтобы вернуть себе дом и славу, но сейчас… Нет, уже поздно. Я не хочу возвращаться. Мне это надоело. Я завёл семью, чтобы быть как все. Конечно, Натали недалеко от меня ушла — она злой гений, и поженились мы в надежде на то, что сможем создать совершенных детей. Признаться, нам это удалось. Наша старшенькая, Андромеда — гений. А младший Найджел — превосходный убийца, просто робот. Они унаследовали всё самое лучшее. И я за них очень горд. Я собирался дать им лучшее детство, но им интересно только учиться. Особенно Андромеде — она приготовила лучший яд, который убил мышку с одной добавленной в воду капли! Причём мгновенно и, судя по всему, болезненно. Превосходно! Но это видео я записывал не для этого. Разумеется, они вырастут. Они захотят вернуть дом. Возможно, даже вернуть нас. Поэтому, малыши, я обращаюсь к вам, ведь только вы знаете вход сюда. Прошу вас — бросьте. Бросьте это дело. Нам с мамой будет уже всё равно. Эй, Натали, помаши детям! — в кадре появилась очень красивая, но усталая и исхудавшая женщина. Она и правда помахала им, улыбаясь. Здесь, на видео, эти двое действительно были похожи на родителей, а не на психов, готовящих лучших убийц в мире. — Не знаю, через сколько лет вы нас найдёте. Возможно, пройдут десятилетия, а может и года три. Тем не менее, я хочу, чтобы вы знали, почему мы мертвы. — Ваш папа меня застрелит! — весело, со странным, мазохистским блеском заявила женщина. — Не бойтесь, это будет просто боль! Ах, боль… Ещё немного боли!!! Глаза женщины вращались и сумасшедше сверкали, она словно задыхалась, даже руки к горлу подняла, и безумно улыбалась. Её потрясывало от возбуждения и смеха. Ясно, психованная мазохистка. — Да, дорогая. А ты приготовишь мне яд, и я умру быстро и безболезненно. Поэтому прошу… не пытайтесь. Нам это место уже не нужно. А вы сможете жить, как все. Как дети. Растите, учитесь, любите. Прощайте. Мы с мамой вас любим. Натали, помаши им! — Пока-пока! Я вас тоже люблю! На этом видео кончилось. Вот и всё. Вот и вся разгадка. Андромеда, слышащая каждое слово, даже плакать не смогла. Слёзы кончились. Она лишь расхохоталась. Она упала на пол, корчась и извиваясь, и хохотала, как безумная. — У неё истерика, — заключил Питер, глядя на это зрелище. — Докладываем шефу, и забываем всё, как страшный сон. И добавил для тех, до кого ещё не дошло. — Всё закончилось. Мы в безопасности. Катерин еле слышно проговорила, вторя ему: — Мы спасены.