Здравствуй, друг

      Воздух стал невыносимо тяжелым, будто бы в комнате было не два человека, а целая сотня. Всепоглощающие мысли вырвались наружу и, приняв неопределенную, будто бы человеческую форму, заполонили всё пространство. Они бродили из угла в угол, иногда склонялись над девушкой, приобнимали ее и тут же испарялись, будто их и не существовало. Я была всем, целым миром, но вдруг осознала, что я также пуста, как этот дом. Как давно во мне эта пустота? Как давно всё стало таким однообразным и привычным…       Все границы расплывались на глазах. Прошлое, настоящее и будущее сплелись воедино, смешалось, превратилось в нечто огромное, но в тоже время образовалось одно сплошное «ничего».       А существует ли это всё на самом деле? Или это лишь иллюзия, больная фантазия одного человека? Кругом были лишь вопросы. Неисчислимое количество вопросов, и так мало ответов. Неужели нигде нет вещи или человека, который бы объяснил всё то, что твориться в мире, или, хотя бы, на душе одной маленькой девушки?       Вера, надежда, доверие. Такие приятные, приторные слова. Если бы их можно было попробовать, они бы оставляли сладкий привкус, а после, вероятно, прожигали насквозь все внутренности. Такие светлые слова, полные неподдельной искренностью, но такие лживые. Истинное издевательство. Но если даже они не способны помочь, даже если им нельзя верить, то что остается человечеству? Жизнь такая сложная, такая горькая, соленая и неприятная на вкус. Не будь этих лживых иллюзий, как бы тогда жили люди? В страхе? В отчаянии и ужасе, вероятно.       Мыслей становилось настолько много, что им хотелось вырваться из маленького дома куда-то, где в разы больше места. Девушка хотела бы последовать за ними, но идти было некуда. Только лишь в объятия Смерти. Такой холодной, но такой реальной. Наверное, нету на свете ничего реальнее смерти. Вероятно, смысл жизни в том, чтобы умереть. Быть рожденной, чтобы в итоге погибнуть. Появиться на свет, испытать боль, воспроизвести себе подобных, обречь их на такие же страдания, оставить их в одиночестве и умереть. Нет ничего реальнее страданий. Нет ничего реальнее слез.       Это всё сплошная химия. То, что мы чувствуем, можно объяснить одним лишь набором определенных гормонов. Получается, что не существует боли, любви, счастья и других эмоций. Существуют химические связи, реакции, но никак не все общепринятые понятия. Мы хотим верить во всё это, хотим верить людям, эмоциям. Хотим верить, что всё не зря. Хотим верить в какой-то потайной смысл, но смысла нет, и смысла верить — тоже. Будучи детьми, мы ничего не понимаем, учимся понимать. Будучи подростками, мы бросаемся во все тяжкие, злим родителей, идем наперекор всему миру. Повзрослев, мы теряем самое важное — время. Учимся, работаем, прожигаем жизнь, доказываем важность своего существования. Постарев, мы жалеем об упущенном времени, вновь будто бы становимся детьми, и либо бросаемся в кутёж, либо смиренно покидаем мир, решив, что всё зависящее от нас мы совершили. Так несправедливо плясать под чью-то дудку, но еще хуже осознавать, что мы пляшем под эту дудку осознанно. А чаще всего, музыкантом являемся мы, и понимаем это слишком поздно, чтобы сорвать сковывающие нас цепи.       Будь проклят тот день, когда всё стало так сложно, но в то же время, так легко. Осознание не освобождает от связывающих тебя веревок. Они слишком давно с нами. Сначала, нам перевязали ноги, чтобы мы не могли делать лишних шагов против задуманного. Потом, нам связали руки, чтобы они не делали то, что не положено. Потом они связали нам тело, чтобы в итоге добраться до горла, стянуть его посильнее, затруднить наше дыхание. — О чем ты сейчас думаешь, Рей? - Спросил парень, что сидел напротив нее.       Он раскрыл девушке глаза, а точнее, приоткрыл. Она взглянула на небольшую долю правды, а за правдой увидела неопределенный перечень вопросов. Но кому их задать? И что в этом случае хотелось бы услышать в ответ? Правду? Горькую, неприятную, которую никогда бы не хотелось знать. Или ложь? Приятную ложь, с которой жить было бы в разы легче, свободнее и легче…       Перед Рей лежала старая не погодам газета. Она была изрядно испачкана, страницы будто впитали пыль, или уже сами стали пылью. До ее пожелтевших страниц было страшно дотрагиваться: было ощущение, будто они рассыпятся от одного лишь прикосновения. Девушка смотрела на нее, не понимая ни слова, но будто догадываясь, что строки из нее хотят ей сказать.       Девушка не только забыла прошлое, себя, но и как читать. Почти каждый человек владеет этим незаурядным ремеслом чтения. В нынешнее время, умение читать можно сравнить с умением дышать, или с умением заставлять свои руки и ноги двигаться, не задумываясь. Она смотрела на страницы газеты-старушки, она склонилась над ней. Символы были ей будто бы незнакомы. Парень не мог понять, что же озадачило так девушку? Явно не горькая правда. Он будто почувствовал эмоции девушки. Он нащупал эту невидимую нить, понял ее без слов. То ли по одному лишь взгляду, то ли по языку тела. Он понимал, что дело не в тексте, но в чем тогда? — Рей, ты можешь прочесть это? — Парень спросил это не задумываясь, будто этот вопрос нашептал ему кто-то извне.       Девушка заметно покраснела. Ей было стыдно за свою необразованность. Она помнила, что умела когда-то читать. Она помнила, что никогда не испытывала затруднений в этом, что любила книги, любила окунуться в мир фантазий. Но что тогда это за каракули? Буквы и слова? Но они такие незнакомые, будто перед ней совершенно иной язык. — Малая, ответь. Ты можешь это прочитать?       Рей взглянула на парня, и смотрела ему в глаза, желая что-то сказать, но подходящих слов не было. Она могла лишь безмолвно смотреть на него с глазами, такими чистыми и голубыми, наполняющимися слезами, глазами. Так называемое «доказательство» Зака, которое он хранил так долго, то ли для девушки, то ли для себя, было фактически бесполезным. Он бы мог помочь ей прочитать это, но станет ли она ему доверять? Возможно, после всех событий, девушка никогда и никому больше не поверит, будь это человек или документ. Все вокруг лгут. Лгут друг другу. Лгут родным и просто знакомым. Из выгоды. Лгут из-за стыда. Лгут сотням, тысячам, но, самое главное, лгут даже самим себе. Так к чему тогда в мире такое слова как «вера» и «доверие», если сами люди отвернулись от этих незначительных, уже, слов. — Позволь помочь тебе?       Девушка отвела взгляд. В мире давно было принято считать, что молчание — знак согласия. Зак и не надеялся получить какого-то внятного ответа, поэтому решил последовать этому незаурядному правилу. Он, будто крадясь, подошел к девушке, уселся рядом, но на достаточном расстоянии, чтобы девушка чувствовала себя безопасно. Не было смысла прижиматься друг к другу, обнимать ее, приободрять. Это ее лишь спугнет, как маленького котенка, который никогда не испытывал искренней любви и тепла.       Парень взял в руки своего рода историческую находку, развернул ее на нужной странице, будто по привычке, которая превратилась в ежедневный обряд, без которого нельзя было начать своё утро или день. Зак начал читать строку за строкой, проводя пальцами по знакомым ему словам. Он не надеялся, что девушка воспримет это всё всерьез. Она бы могла подумать, что это в своем плане ловушка, но как тогда поступить иначе? Зак прочел ей отрывок, где говорилось о их старом месте обитания, о их побеге и об «интересном экземпляре, над которым ведутся в данный момент опыты». Пресса была оснащена большим количеством громких словечек, высказываний и комментариями самих репортеров. Демократия и свобода слова родила на свет весьма жестокую статью, но она была правдива почти на сто процентов.       Девушка не верила тому, что слышала. Она не могла разобрать ни слова, но она основывалась на приложенных к статье фотографиях. Их было не так много, но на выделенных страницах располагалась фотография лечебницы, какой-то разрушенной башни. Также в углу, почти в конце статьи, была ее фотография, небольшая по размеру, но это была несомненно она, только немного другая она, будто бы ребенок.       От прочитанной парнем статьи голова шла кругом. Вопросы, много вопросов, и еще больше недоверия. Всё, что у нее было — ошибка. Ее воспоминания, знания, ее жизнь. Она — сплошная ошибка, будто бы неудачный эксперимент, который вызволили на свободу, и который теперь предоставлен самому себе. Но что ей делать? Жить дальше? Но как? Без базовых знаний, без осознания, кто она есть на самом деле, без знания прошлого. Она исчезла со страниц истории еще тогда, когда попала в больницу. Ее стерли из ее же жизни. Вбили в голову то, что можно назвать мусором. Она существует, но она исчезла.       Мысли становились невыносимыми, они вырывались вместе со слезами, криками и безумием. Парню было сложно смотреть на это всё, смотреть, как тряслись ее руки, каким было выражение ее лица. Ее глаза уже не были столь прекрасными, а ее хрупкое тело будто ломалось от наполняющей ее боли. Она была разбита, словно зеркало. Осколок за осколком падали на пол, она и дальше продолжала исчезать, становиться ничем. Для нее не было места в этом мире. Парень чувствовал всё, что она испытывала. Он давно был привязан к ней, он давно стал частью ее жизни, ее сущности, но именно в этот момент был абсолютно беззащитным. Он больше не был пугающим зверем. Пугающей была она. Котенок резко превратился в неконтролируемое животное. А что мог сделать он? Пообещать что-то? «Не волнуйся, я всегда буду рядом», — это действительно то, что ей сейчас нужно?       Может Зак и научился читать, может он и научился другим премудростям человеческой жизни, но людские эмоции и чувства в большей степени были для него закрыты. Я люблю тебя, тупая ты дура, так почему ты все еще страдаешь. Почему ты продолжаешь вести себя так, будто жизнь — это ненужная для тебя хуйня?!       Он обнял ее, крепко, прижал её хрупкое тело к себе. Он пытался помочь, он не выпускал ее из объятий, даже когда она кричала «отпусти», когда она изо всех сил пыталась вырваться. Она укусила его пару раз, некоторые из укусов были безобидными, некоторые места укусов кровоточили. Она не могла освободиться за счёт физической силы. Она пыталась сделать ему больно всеми возможными способами, но никогда бы не догадалась, что делает ему невыносимо больно своими слезами.       Эти слезы были реальнее всего, что существовало в ее жизни. Она будто хранила их именно для этого момента. Она плакала так долго, пока не потеряла сознание. Холод в доме, продолжительное время без еды, сильное эмоциональное потрясение сказались на ее слабом теле и здоровье. Даже после того, как она ушла в беспамятство, Зак продолжал держать ее в своих объятиях. Он пытался залечить ее душевные раны, но, на самом деле, он пытался успокоить себя. Его сильные руки ослабли, стали нежными, нехарактерными для парня, который привык убивать. Он долго сидел вместе с ней, прислушивался к каждому ее вдоху, боялся опять потерять, но в этот раз, навсегда.       Он сидел, склонившись над ней. Его лицо почти не выражало эмоций, но в груди будто бомба взорвалась, и разорвала всё его нутро на куски. Эта сучка умеет нервы потрепать.       Зак не хотел, чтобы его принцесса просыпалась, ведь именно во время блаженного сна она выглядела такой спокойной. Ее лицо было на удивление умиротворенным, будто ничего не произошло, будто всё в порядке. Будто есть надежда…