Мотыльки в дорожной пыли

      «Хочу вспомнить времена, когда мы были единым целым. Давайте соберемся в Амстердаме, на старой скейт-площадке в следующий четверг?»       Рапунцель негодующе опустила темные очки с переносицы на самый кончик носа и выбросила стакан из-под смузи в урну. Стоило ли отвечать на эту рассылку? — наверное, нет. Прошло слишком много времени, слишком многое изменилось. И весь этот Токио вокруг нее — яркое тому доказательство.       Юджин изогнул бровь, глядя в голубой экран своего компьютера. Мама как раз звала к ужину, и парень здорово задержался, пока обдумывал, хочет ли он разрушить недавно устаканившийся быт? — наверное, нет.       Джек поправил пряжку ремня и посмотрел на Ника пристально. С тех пор, как Уайлд обзавелся свидетельством о браке с Джуди, очаровательной малышкой Лени и парочкой краткосрочных кредитов — мир Фроста, как офицера родного-любимого полицейского участка, не претерпевал никаких потрясений. Хотел ли Джек снова вляпаться в переполох? — точно, точно нет.       Эльза как раз дорезала последнюю долю сладкого перца для салата, когда ее оглушила вибрация телефона. Анна поняла, чего сестра хочет и, преодолев расстояние в один коридор их маленькой квартирки для двоих, уселась за кухонным столом, разблокировала экран смартфона и прочла сообщение. Эльза отложила нож, глубоко задумалась. Хотелось ли ей разрушать идиллию, что наполняла эту квартирку с лучами предзакатного солнца? — м-м, абсолютно нет.       Мерида и Астрид, схватившись за руки в своих креслах, негромко завизжали. Это был долгий полет, с которым Хофферсон принесла в Амстердам свою очередную победу в забеге с препятствиями на пять миль. И вот, родной город, сияя и переливаясь огнями, взрываясь вспышками, встречал обеих подруг с распростертыми объятиями. Не скучать по всему этому было нельзя, сколько бы вод не утекло.       Никому, в самом деле, не хотелось нарушить течение жизни старыми, ненужными воспоминаниями. Но в этой дружбе всегда было что-то…       Зеленое. Это Мерида.       Она полыхала палитрой счастья и беззаботности, встречала невзгоды грудью и не давала себе увять. И в день встречи она гоняла по трамплину на своем роскошном красном велосипеде, который уже успел местами поцарапаться, не выдержав напора своей обладательницы. Данброх была готова приварить каждого потерянного члена команды вновь к одной общей разноцветной ленте дружбы. Потому что когда контакты потерялись, когда общих тем для разговоров не осталось — от души словно оторвали огромный кусок и предали огню. И в этой дружбе, невзирая на неприятности, все еще оставалось нечто…       Красное. Это Астрид.       Которая наворачивала круги по скейт-площадке и была куда более приземленной в своих взглядах на учиненное Меридой сборище. Она даже нашла каждому из друзей по оправданию. Как нашла оправдание Флинну в один прекрасный день, за чашечкой капучино в кофейне у их общего с Данброх дома. Минуя годы, Астрид продолжала скучать. Ей было странно получать награды за заслуги, бежать в свою с Меридой квартирку и не обнаруживать там его всюду разбросанных вещей или его самого. Но, оставляя за бортом всяческие неурядицы, эта дружба сохранила что-то…       Синее. Это Джексон Оверланд Фрост.       Он же офицер Фрост в гражданке, который долго не решался нарушить нарисованный воображением барьер и пройти на ту злополучную скейт-площадку, с которой они с Меридой однажды пытались скрыться, потому что тогда находиться тут было запрещено.       — Фрост, мать твою, ты пришел! — Астрид заметила парня первой, она же первой повисла на его шее с широченной улыбкой. К своему удивлению, Джек почувствовал слабость перед этим моментом. И еще он почувствовал эйфорию, когда его взгляд встретился со взглядом Мериды. Теперь, оставшийся без опеки родителей и без Данброх, он испытывал постоянную пожирающую пустоту.       Они оказались друг другу словно абсолютно незнакомыми людьми. Никакие скайпы и инстраграмы не имели веса в их отношениях. Зато имели вес ответственность, сила духа и собственное достоинство. Словно они однажды пошли не теми тропами, которые были устланы не теми эмоциями и чувствами, что, в конечном итоге, развели два сердца, не дав никому должного счастья.       — А ты поднабпал мышечной массы, — нерешительно заявила Мерида, вспарывая Фроста изнутри своим прикосновением к его плечу. Джек умолял только об одном, чтобы она не произнесла слово-пароль, которое сломало бы барьер, тщательно выстраиваемый парнем на протяжении этих лет. Потому что Мерида все еще была обожествленной прекрасной статуей в его глазах. Статуей, которая не услышала мольбы, — Дамбо.       Черт.       — Черт, ты такая красивая.       — Джек, нам будет трудно все исправить, — попросила Мерида. — Поэтому давай не будем даже пытаться.       Астрид робко угукнула и посмотрела в сторону ворот. Радость наполнила ее до уровня диафрагмы, потому что несмотря ни на что, в этой компании еще присутствовало что-то…       Голубое. Это Эльза.       И Оранжевое. Это Анна.       Невзирая на не столь близкое общение, девушки тепло приветствовали друг друга. Эльза перестала быть заносчивой леди с огромной короной. Корона упала и разбилась на тысячи осколков. Анна стала собой и освещала площадку своей нисходящей улыбкой. Она была рада видеть всех этих ребят, и даже удалилась, чтобы повеселиться с Астрид. Мерида заметила эту голубую атласную ленту в волосах Эльзы и улыбнулась, потому что поняла, сколь глубоко Разенграффе осознала важность этой вещи.       — Я все еще жду Хэддока, чтобы поздравить его и Рапунцель с минувшей свадьбой. Славно, что у этой девчонки был хотя бы один годный брак, да? — добродушно усмехнулась Астрид, вспоминая свои старые трюки, которые некогда помогали ей не умереть от голода.       — Когда они придут, надо будет громко закричать «Поздравляем!» Это будет очень круто, — поддержала Анна.       — Да, и не важно, что торжество состоялось три года назад. А как прошел суд над Вестергаардами? — вскользь поинтересовалась Хофферсон.       — Вместе с семью девушками мы смогли добиться справедливого наказания, — холодно отозвалась Анна.       — Семью? Но их тринадцать было.       — Вычти меня и Рапунцель, которая старалась засадить Ханса с особой жестокостью. Троих девушек до сих пор не нашли и, полагаю, не найдут. И еще одна заболела Стокгольмским синдромом*, — Анна болезненно усмехнулась. — Гадость.       Астрид хмыкнула и только хотела совершить свое сальто назад, как на горизонте появилась неотъемлемая часть этой коммуны. Это было что-то…       Медное. Это Флинн-мать-его-Райдер. Это Юджин Фитцерберт.       Который, поправив волосы и натянув уверенную улыбочку, эффектно вошел на площадку. Астрид оторопела, и ее сердце разогналось, как спорткар, каких у Виктора МакКуинна было с полсотни. Девушка пересеклась с Фитцербертом взглядом, и все внутри нее похолодело. Он мягко поприветствовал всех, натер Фросту затылок своим кулаком, дал пять Мериде, отвесил знаки мира девочкам и, наконец, остановился напротив Астрид, которую Анна оставила с парнем наедине в этом темном уголке. Астрид поежилась. Ей хотелось броситься на шею человеку, по которому ее душа истосковалась, но гордость все еще держала дуло у виска.       — Я не знаю, станешь ли ты когда-то говорить с кем-то вроде меня, — начал Юджин, и для верности сделал шаг вперед, заставив Астрид податься назад и упереться спиной в ограждение, — но слушать тебе придется. Я осознавал свою ошибку каждый день после твоего ухода. Я делал все возможное, чтобы заткнуть совесть, и не смог. Я хотел найти тебя, хотел поговорить еще хоть раз каждый день, — лицо Астрид вытянулось, а глаза округлились. Девушке было забавно видеть, как этот дорогой сердцу красавчик оправдывается, но Хофферсон в первую очередь думала не о его внешности, конечно. Это никогда не было для нее первостепенно.       — Если бы ты постучал, я бы открыла и сказала, что мне очень жаль, но мы не заказывали пиццу, — Юджин незаметно усмехнулся, довольный тем, что разговорил эту девушку.       — Пенни сказала, что если ты будешь сердиться, то…       — Я в гневе! — выпалила Астрид, легонько толкая Юджина в грудь.       — Черт, это победа, — Фитцерберт сделался довольным и, наконец, заключил Астрид в свои объятия, чуть приподнимая ее над землей и заставляя пикнуть.       — Боже, пожалуйста, Ас, поцелуйтесь уже, — взмолилась Мерида со страдальческим лицом. — Фитцерберт, серьезно, ты должен знать, что эта девчонка не затыкаясь говорила о тебе все время.       Астрид сконфужено уткнулась лицом в знакомое плечо, но Юджин заставил ее отстраниться и, решительно приблизившись, накрыл ее губы своими. Ощущение, сродни с разрывом каких-то незримых цепей, приятно опутало все внутри. Ас скользнула руками в шелковистые волосы Юджина, а он придержал девушку за талию. Это было тем, что ставило жирную точку в разногласиях и три жирных точки в их некогда близких отношениях. Скользнув вдоль губ Астрид, Юджин отстранился и под общее ликование подвел под своими поисками широкую черту, заключая Астрид в долгом объятии.       В этот момент Мерида скромно предположила, что если бы жизнь не разруливала так нагло, не разбрасывала бы их всех по обочинам, то друзья могли бы называться семьей. И вот, последний элемент, гремя жестянками в огромной дорожной сумке, появился на скейт-площадке. Потому что этой семье все еще не хватало чего-то…       Розового. Это Рапунцель.       И несколько причин, почему она не должна была появиться. Это точно была Рапунцель, перепачканная красками из баллончиков, как однажды давно. Слишком давно, чтобы помнить. Мерида, счастливо заголосив, прижала девушку к груди. Рапунцель потрепала Мериду по спине и сбросила сумку на забетонированную площадку, уличив Анну и Астрид в какой-то подозрительной активности.       — Где муж, детка? — поинтересовался Джек, нависая над Рапунцель и вновь пытаясь привыкнуть к темным, торчащим в разные стороны, волосам.       — Ну, во-первых, всем привет, — Рапунцель отстранила Мериду и махнула присутствующим рукой. Ее голос казался сухим и словно севшим. — Во-вторых, Лори, — поддразнила Корона, опускаясь на колени и изымая из сумки роскошный металлический конструктизированный лук без тетивы, и набор металлических стрел в кожаном колчане, — Икк просил под любым предлогом передать тебе его совершенно особеннейшее изобретение, которое он запатентовал и выполнил в единственном экземпляре специально для тебя.       Мерида, предчувствуя какую-то мутящую радость, взяла лук в руки и ощутила легкость и маневренность оружия.       — Как это работает? — глаза Мериды блеснули, а ребята обступили девушку со всех сторон и с интересом разглядывали загадочное изобретение.       — Я не вдавалась особо, но как Иккинг мне рассказывал, в хвостовики стрел помещены определенной силы магниты, а вместо тетивы на промежутке плеч проходит векторный электромагнитный разряд. Сила ускорения при натяжении векторного разряда равняется силе ускорения настоящей стрелы, но эта бьет все же сильнее. И, конечно, ко всему этому прилагаются особые прорезиненные перчатки. А еще — разрешение на ношение. Все это для тебя, — Мерида прижала подарок к сердцу и поцеловала Рапунцель в щеку.       [прим. автора: ну, вы ощутили степень фантастики <в плохом смысле> этой выдумки, я надеюсь]       — Да, это все здорово, но, — в диалог вмешался Юджин, который теперь боялся отпустить Астрид и на шаг, поэтому держал девушку за талию подле себя; Джек смотрел на эту картину и понимал, что вот этого им с Меридой однажды не хватило, чтобы все спасти, — где же сам Хэд?       Рапунцель больно прикусила губу внутри так, чтобы никто не заметил. Она надеялась избежать этого разговора, хоть и понимала, что это невозможно. Заломив пальцы и отведя взгляд, Корона думала, как удержать воспоминания. Не вышло. Они побежали быстрыми каплями по ее скулам, заставили запрокинуть голову.       — Семь месяцев назад он почувствовал боль в бедре***, — девушка смахнула очередную докучливую каплю рукавом толстовки и все не решалась увидеть жалость в этих некогда близких глазах. — Он был прав, жизнь — не фабрика по исполнению желаний***. Он говорил это очень часто в свои последние дни, пока не утонул в океане черных распахнутых зонтов. Он всегда-всегда-все…гд…а был прав. И что от него осталось? — Рапунцель пожала плечами, и ребята поняли, что она давно уже говорит не с ними. — Лишь Беззубик в нашей пустой квартирке. Лишь родной запах, фотографии на стенах и полках, его чертежи в гостиной на столе, его часы на прикроватной тумбе и зубная щетка в стаканчике. Словно он вышел ненадолго и скоро должен вернуться.       Повисло молчание. Джек и Эльза, миновав толпу друзей, обняли Рапунцель спереди и сзади. Это было самым глухим и непонятным чувством. Что-то было нужно, чтобы взять старт опять. И как бы ребята ни были рады видеть друг друга, новые сутки, работа и обязательства, неминуемо вновь разлучили их.

***

      Приближаясь к новому рассвету в полном одиночестве, Рапунцель бросила сумку с жестяными баллончиками в урну у дома, медленным шагом поднялась по лестнице в квартиру, которая зловеще гудела тишиной, остановилась в проходе и заперла дверь. Пустота вытягивала жилы в хрупком теле, было трудно дышать. Час прошел, а словно целая вечность в ожидании каждоутреннего вопроса от Иккинга: «Хлопья или что покалорийнее?» Ответа все не следовало, как не было и вопроса. Беззубик, не издавая ни звука, ткнулся мордочкой в тыльную сторону ладони Рапунцель. Девушка погладила кота между ушами, но смотреть в его глаза не могла, — они были точно такими же, как у Иккинга. И в свои глаза она тоже смотреть больше не могла. Ей нужно было заштопать себя самой, но иголка только колола ее пальцы.       Семья, которой вновь не было, больше не имела в своем составе что-то…       Изумрудное. Это Иккинг.       В дверь раздался стук. Рапунцель замерла, потому что ощутила эту дрожь спиной. Поднявшись на негнущихся ногах, девушка открыла, не спрашивая. К ее удивлению, на пороге стоял человек в форме доставщика, с охапкой желтых лилий в руках.       — Вы ошиблись адресом? — спросила Рапунцель, и молодой человек протянул девушке букет. — От кого это?       — Кто знает, быть может, от кого-то очень любящего? — развел руками парнишка и, завладев подписью Рапунцель, удалился.       Захлопнув дверь, девушка прошла в спальню и села в кресло у окна. Разглядывая букет своих любимых цветов, Корона приметила записку и вытащила ее из хвата стебельков. Бумага была приятной, гладкой на ощупь и пахла кофе. Разложив открытку, девушка пробежалась взглядом по строчкам. Почерк… его почерк? — и принялась читать, закусив костяшки пальцев.       «Отпусти,       Дай скатиться с плеч.       Ты разве не знаешь —       Самое сложное позади.       Впусти,       Дай ясности озарить тебя.       В конце       Мы просто будет помнить эти ощущения.**       И если рак победит, то просто знай, что я, не воспринимая никаких твоих отрицаний, до беспамятства люблю тебя.»       Луч нового дня, прокравшись меж плотных штор, робко поцеловал девушку в мокрую щеку. Беззубик чихнул в прихожей. Заходился новый день.       Это была история группы молодых людей, которая ни на секунду не стала чьей-то определенной, но так и осталась определенно общей.