«Я узнал, что он работает в театре \(★ω★)/ Через полтора часа у них премьера новой пьесы. Билет найдёшь у меня на столе, а потом посмотри местонахождение театра на карте. Надеюсь, тебе это хоть как-нибудь поможет. И кстати, я отменил твой концерт в Париже. Думаю, тебе нужен отдых σ(≧ε≦σ) ♡»
Лихт пару секунд глупо пялился на пришедшее от менеджера сообщение, а в следующую секунду его телефон полетел в стену. — Черт! — выругался пианист. — Я не пойду туда, — злобно прорычал он, стараясь убедить в этом самого себя. Лихт упрямо уставился в светлое окно, несколько секунд неподвижно сидел, а потом неожиданно вскочил, подбегая к шкафу. — Да пошло всё! — произнес он, набрасывая на плечи пальто.***
Над головой парили мягкие снежные хлопья, накрывая город легким снеговым покрывалом, а на небе светило яркое, но совсем негреющее, солнце. Лихт хмыкнул. Ему был противен снег: он лип к волосам и щекотал лицо, оставляя на коже неприятные мокрые следы. Раздражает. Ему всегда была противна зима. Он ненавидел, когда вокруг него бегала веселая малышня, а влюблённые парочки держались за руки, прижимаясь друг к другу и пытаясь тем самым согреться. Бесит. И Хайд его тоже бесил; с первого брошенного слова стал неприятен от макушки до пяток. Настолько выводил из себя, что зубы сами по себе скрежетали при мысли о нем. Противен тем, что прочно засел в мыслях, устроившись там с чашечкой чая и томиком Шекспира, совершенно не желая уходить. Лихт пытался не думать о нем, но получалось, честно говоря, ужасно, потому что ни о чем другом он больше думать не мог. Парень обреченно выдохнул и стал наблюдать за тем, как струйка пара, вырвавшаяся изо рта, медленно растворялась в морозном воздухе. Ему казалось, что это не пар, а жизнь покинула его тело. Потому что нормальная, привычная жизнь попрощалась с ним в тот момент, когда сердце пропустило удар, а перед глазами взорвались первые яркие цвета; когда разум перестал слушаться, а сердце перестало биться ровно и спокойно. Нормальная жизнь покинула Лихта в тот момент, когда он впервые посмотрел в алые глаза, и ещё раз, когда увидел эту самодовольную ухмылку Хайда. Своего соулмейта… Лихт затряс головой. Пьеса раздражала его, однако это был отличный способ, чтобы развеяться. Так парень оправдывал своё присутствие здесь. Не ради же Хайда он сюда пришёл, в конце концов. По дороге в зал его окликнул знакомый голос: — Эй, Лихт! На секунду сердце Лихта остановилось, однако он не без облегчения выдохнул, увидев, кто шёл к нему. — Махиру, — произнес он вместо приветствия. Широта улыбнулся, остановившись рядом. — Что ты здесь делаешь? — Пришёл посмотреть пьесу, как и ты, — дружелюбно заметил Махиру. Лихт еле сдержался, чтобы не ударить себя по лбу. — Да, точно, сглупил. Я просто не знал, что ты любишь театры. Махиру рассмеялся. — Ну, как сказать… Я здесь только, чтобы поддержать Хайда. Будь у Лихта красная лампочка бедствия, она бы точно загорелась над его головой. — А… Так он здесь играет? — невинно спросил пианист, натянув на губы улыбку. Он постарался выглядеть убедительно, но Махиру всё равно подозрительно сузил глаза. — Да, играет, — протянул Широта, странно улыбаясь. Лихт почувствовал, как что-то внутри него сжалось. Наваждение, будто Махиру что-то известно, быстро прошло, как только тот хлопнул его по плечу и рассмеялся. — Ну ладно, пойдём уже! Пьеса скоро начнётся. Лихт с трудом нашёл своё место и очень удивился, обнаружив, что сидит рядом с Махиру. Того, видимо, это нисколько не поразило, и он спокойно опустился на сидение, ударив локтем Лихта, чтобы тот не стоял, как столб. — Эй, — шепнул Лихт, когда свет в зале погас, а актеры вышли на сцену. — А почему ты один пришёл поддержать Хайда? У этой крысы больше нет друзей? — пианист ухмыльнулся: от такой мысли становилось теплее. Махиру покосился на него и улыбнулся. — Ты явно недолюбливаешь Хайда. Что произошло? — Мы поговорили. Махиру рассмеялся. — На самом деле никто просто не смог прийти. Куро и все остальные на работе. А у меня пары в университете закончились, так что я решил: почему бы и нет? — Махиру улыбнулся, и парни посмотрели на сцену. На ней выступал Хайд. Конечно, там были и другие люди, но Лихт смотрел только на своего соулмейта. Сейчас на лице блондина не было уже привычной ухмылки: лицо было серьёзным, даже хмурым, голос — глубоким и взволнованным, а взгляд — прямым и ясным. Лихт вспомнил, что сидел на драме. Честно говоря, пианист понятия не имел, о чем была пьеса; даже сейчас, сидя в зале и наблюдая за действиями героев собственными глазами, Лихт не понимал, что происходит. Может, отведи он взгляд от Хайда, понял бы хоть что-нибудь. Но Лихту не хотелось этого делать. Смотреть на блондина было куда приятнее, чем на кого-либо другого. — Лихт, ты любишь кофе? — вдруг подал голос Махиру. Пианист глупо уставился на него и пару раз моргнул, будто пытаясь понять смысл вопроса. — Ну, немного… — неуверенно ответил он, предчувствуя некий подвох. — Просто я знаю одну кофейню недалёко от театра, — Махиру улыбнулся уголками губ. Лихт кивнул, не совсем понимая, к чему ведёт шатен. Когда пьеса закончилась, Махиру потащил озадаченного пианиста в ту самую кофейню. Уже с горячим латте в руках Махиру добавил: — Сюда часто заглядывает Хайд во время перерывов. Лихта словно холодной водой окатило. Он во все глаза уставился на Махиру, но тот лишь улыбнулся — той самой странной улыбкой. Для себя же пианист решил, что заглянет в эту кофейню ещё раз. И нет, он не ищет встречи с Хайдом… хотя кого он обманывает?***
«Такайкабе», — гласила вывеска над стеклянной дверью. Как только Лихт вошёл внутрь, в нос ударил запах жареных кофейных зерен и выпечки. Он уже бывал здесь с Махиру, но сейчас пианист словно посмотрел на кофейню по-новому. Интерьер был приятно оформлен: дубовый паркет, деревянные столы, мягкие черные диваны и кресла, стены насыщенного винного цвета. Лихт не смог сдержать улыбку: именно этот цвет напоминал ему глаза Хайда. Пианисту вдруг стало ясно, почему его соулмейт любил это место: от кофейни веяло домашним теплом и уютом, так что совсем не хотелось покидать её. Он осмотрелся, но не заметил ни единого намека на присутствие Хайда. Парень устало выдохнул и провёл ладонью по лбу, убирая капельки пота. Всё зря. Лихт уже собирался уйти, но передумал: раз он пересёк половину Токио, то стоило хотя бы попробовать кофе, который здесь готовят. Подойдя к стойке, Лихт бросил девушке короткое «дынный латте» и отвернулся. Бариста встрепенулась и принялась быстро выполнять заказ. При этом она то и дело поглядывала на Лихта. После нескольких минут напиток был готов. — Ваш дынный латте, пожалуйста, — она вежливо улыбнулась, протягивая пианисту стакан с холодным напитком. — Спасибо, — буркнул тот. — Вы ведь Лихт Джекилленд Тодороки? Парень замер и раздраженно закатил глаза. — Да, всё верно. И я спешу, — бросил он и направился к выходу, не оглядываясь на девушку. Не хватало ещё, чтобы фанаты настроение испортили. Он и так расстроился из-за того, что не встретился с Хайдом… В этот момент дверь неожиданно распахнулась, и Лихт столкнулся с кем-то так, что неизвестный упал на асфальт, а сам пианист облил себя напитком. Лихт мысленно обозвал этого неизвестного неуклюжим идиотом. Затем он принялся рассматривать последствия столкновения: латте расплескался, часть вылилась на пальто и шарф, другая часть — на дубовый паркет в кофейне. Всё, настроение окончательно испорчено. Взгляд Лихта пал на пострадавшего. Им оказался Хайд. Пианисту потребовалось несколько секунд на осознание и ещё одна — чтобы прийти в себя. — Дурак, ты вообще смотришь по сторонам? — недовольно пробурчал пианист. — И тебе привет, Ангел-чан, — усмехнулся Хайд, отряхиваясь. — И куда ты так несешься? Убить ведь можно! — шутливо возмутился блондин. Последняя фраза больно резанула по сердцу, таинственным образом находя отклик в сознании. Лихт бросил тихое «буду рад, если сдохнешь» и собрался уже уходить, как вдруг его схватили за рукав пальто. — Но раз уж из-за меня ты потерял свой напиток и шарф, то позволь мне хотя бы угостить тебя чашечкой кофе, — произнес Хайд. Он говорил медленно, протяжно, смотря прямо в глаза, будто пытался заманить свою жертву в ловушку. Лихт хмыкнул. — Спасибо, но я откажусь, — он вырвал руку из крепкой хватки и убежал.***
Разум Лихта был запрограммирован, чтобы забыть Хайда. Это должно было быть легко: они практически не знали друг друга, толком не имели общих знакомых, да и почти не пересекались. Почти. Они вообще не должны были пресекаться. Но какая-то часть Лихта жаждала встречи с тупым засранцем. Именно она заставляла пианиста каждый раз приходить в ту кофейню, гулять возле театра и спрашивать Махиру о любимых местах Хайда. Лихт сам себе напоминал сталкера. На данный момент он уже раз десять пересекся со своим соулмейтом, в основном — в кофейне, но были и другие места. Например, книжный магазин. Лихт сначала удивился, что кретину, вроде Хайда, известно о таких местах, однако на недоверчивый взгляд пианиста Махиру только рассмеялся и заявил, что это одно из любимейших мест Хайда. И по этой причине Лихт сейчас стоял между стеллажами, бесцельно скользя взглядом по книгам. Черт. Он же даже не любит читать! В этот момент за спиной раздался звон колокольчиков, возвещающий о том, что кто-то распахнул двери. — Привет, Рин! Ну что, чем твоя свалка удивит меня на этот раз? — в магазин вошёл не кто иной, как Хайд. — Да пошёл ты, Лоулесс, — фыркнул продавец с улыбкой на губах. — Новый товар всё равно ещё не привезли, а остальное ты прочитал. Аж бесишь. — Ну-ну, прекрати, — усмехнулся Хайд. — Я же твой главный, а порой и единственный, покупатель… О, Ангел-чан! — блондин наконец заметил Лихта и направился к нему, словно к лучшему другу. — Привет! Что ты тут делаешь? — То же, что и ты, судя по всему: собираюсь купить книгу, — буркнул Лихт, демонстративно отворачиваясь. — Что-то выбрал? — Хайд насмешливо вздёрнул брови. Казалось, он видел пианиста насквозь. Лихт быстро схватил с полки первую попавшуюся книгу. В глазах Хайда появилось ещё больше веселья. — «Пятьдесят оттенков серого», — прочитал он с обложки. На его губах расцвела широкая недобрая улыбка. — Приятного чтения, — только и сказал Хайд, разворачиваясь к нему спиной. Лихт одарил его спину озадаченным взглядом. Обычно Хайд начинал шутить или прикалываться во время их коротких встреч, а сейчас даже ничего обидного не сказал. — Кстати, Ангел-чан, — крикнул Хайд, со скучающим видом разглядывая книги на полке. — Нам уже пора прекращать так сталкиваться, иначе я могу подумать, будто ты влюблён в меня. — Заткнись, тупая крыса! — Лихт со всей силы пнул своего соулмейта и направился к кассе, игнорируя болезненный стон за спиной. Уже в отеле, решив всё-таки прочитать произведение, которое купил, Лихт понял, почему Хайд не сделал ему замечания: сама книга уже была сплошным издевательством. Как только Лихт без сожалений выбросил книгу в мусорный бак, в номер ворвался Кранц. — Я кое-что узнал! — заявил менеджер, подбегая к пианисту и тыча ему в лицо телефоном. — Прочитай! Лихт взял телефон, недовольно покосившись на мужчину, и скользнул по экрану быстрым взглядом. Закончив, он поднял на менеджера непонимающий взгляд. — И? — И? — Кранц чуть не задохнулся от возмущения. — Лихт, ты что, не понял? — Не понимаю, что ты пытаешься мне этим сказать. — Здесь говорится о случае, когда двое людей увидели цвета, но при этом были знакомы уже много лет. Они не были соулмейтами, но искренне любили друг друга. Наплевав на мнения других, они решили пожениться и, когда признались друг другу в чувствах, их миры приобрели разные краски! — Какое это имеет отношение ко мне? — нахмурился пианист. — Может, если Хайд влюбится в тебя, то его мир тоже станет разноцветным? Лихт замер. А потом послал своего менеджера куда подальше, заявив, что ни черта ему эта крыса не нужна. Кранц только отмахнулся, но безумная улыбка, появившаяся на его губах, не предвещала ничего хорошего. Пару дней Лихт провёл в номере отеля, не вставая с кровати, полностью погрузившись в собственные мысли, пока не заметил, что на его телефон пришло новое сообщение от Махиру. Широта приглашал его завтра в какой-то ресторан под названием «Сервамп».«Кое-кто хочет с тобой познакомиться.»
Лихт ответил простым «Ок» и лёг спать, пытаясь не думать о Хайде.***
Со стороны заведение казалось совсем крошечным, но выглядело вполне приятным. Из-за фонаря над дверью создавалось ощущение, будто это маленькое солнце в темноте. Смотрелось это красиво, особенно на фоне зимнего неба. Открыв дверь, Лихт услышал звон колокольчиков, а потом грохот. Он кого-то ударил. Твою. Мать. — Эй, ты в порядке? — Лихт опустился на колени перед официантом, стараясь избежать лужи алкогольных напитков вокруг него. Но потом удивленно заметил, что человеком, которого он сбил, оказался Хайд. Какого?.. — Демон! Ты что, себя клонировал? — взревел Лихт, резко поднимаясь на ноги. — Почему ты везде? — Лихт! Хайд! Пианист повернул голову и увидел, что в их сторону бежал Махиру с какой-то женщиной с длинными фиолетовыми волосами и очень злым лицом. — Что вы тут устроили? — заорала она, грозно нависая над Лихтом. Кажется, ей хотелось сказать ещё много неприятных слов, однако Куро, появившейся из ниоткуда в костюме официанта, вдруг протянул: — А, это же тот парень, что спас Хайда. Женщина замерла. А потом набросилась на Хайда. — Какого черта ты не смотришь по сторонам, а? Неужели так много мозгов нужно, чтобы не ходить около дверей?! И не смотри на меня так! — крикнула она, увидев возмущенно округлившиеся глаза Хайда. — Ты весь в крови! Живо иди в туалет и умойся! А ты, — женщина так резко повернулась к Лихту, что даже стоящий рядом Махиру вздрогнул. — Садись за стол. Еда за наш счёт — заказывай, что душе угодно. Ты почётный клиент для нас. — Я не понял: она злится на меня или что? — спросил Лихт у Махиру, глядя на то, как женщина уволокла куда-то Хайда. — Не говори ерунды. Она тебя уже обожает, — улыбнулся Широта и махнул рукой в сторону одного из столиков. — Это сестра Куро и Хайда, кстати. — Сестра? — Садись за стол. Сейчас всё объясню.***
— Семейный ресторан? — Лихт недоверчиво оглядел помещение. — Ага, — Махиру кивнул. — Достался им от отца. Он умер чуть больше года назад. Сейчас тут всем заправляет Гнев… так её называют. Это, конечно, не её настоящее имя, но можешь обращаться к ней так. Она не злится… хотя, может, и злится. Её не поймёшь, — Махиру нервно рассмеялся. — Почти вся их семья здесь работает… — Разве Хайд не играет в театре? — удивленно спросил Лихт. Махиру указал пальцем на потолок. — Квартира сверху принадлежит им. Туда можно попасть через лестницу на кухне… или через подъезд. Многие сейчас разъехались, но кое-кто до сих пор остался в родном доме. Гнев, Обжорство, Гордыня… — Их родители умели выбирать имена. — …и Хайд, — Махиру улыбнулся. — Поэтому когда он приходит домой… —… его заставляют помогать, — усмехнулся Лихт. — Ладно, понял. А… — договорить парень не успел, так как вдруг почувствовал, как что-то уперлось ему в ногу. Повернув голову, он вдруг заметил маленького мальчика, который стоял прямо около него и тыкал тростью. — Ты ещё что за мелкая хрень? — Как ты меня назвал?! — возмутился мальчик. Одет он был очень странно: костюм, длинный черный плащ и цилиндр. — Я — Хью Дарк Альджерон-третий, чтобы ты знал! — Лихт, это Хью, — прошептал Махиру, наклонившись к другу. — Он самый младший брат Куро, ему десять. И не груби, его прозвище Гордыня и… — Всё равно ты непонятная мелкая хрень, — Лихт пожал плечами, вызывая тем самым новую бурю возмущений у мальчика. — Да как ты можешь со мной так обращаться, жалкий смертный?! Я бессмертный вампир, способный убить тебе одним своим взглядом. Я… — Опять строишь из себя Дракулу, — к их столику подошла Гнев, отпихнув возмущавшегося мальчишку. За её спиной на стул плюхнулся недовольный Хайд, прижимая к щеке пакетик со льдом. — Прекращай, мелюзга. Тебе вообще пора спать, иначе в школу опоздаешь. — Но… — Пошёл, — женщина одарила его угрожающим взглядом, и мальчик направился в сторону кухни, бурча что-то под нос. Гнев вздохнула, а потом вдруг крикнула. — Эй, ленивая задница, немедленно прекрати прятаться под тем столом и запри двери! Лихт, — она перевела взгляд на пианиста и улыбнулась. — Наконец-то мы с тобой встретились. У Лихта мурашки прошлись по коже от такого жуткого лица. — Эй, без меня ничего не делайте! — послышалось со стороны кухни. В следующую секунду двери распахнулись, и в их сторону побежал какой-то парень с подносом в руках. — Это Обжорство, — шепнул Махиру Лихту на ухо. — Скоро поймёшь, почему его все так зовут. И никогда не пей коктейли, которые он предлагает. За следующие три минуты Махиру сказал ему это раз тридцать. Кажется, Лихт запомнил это точно также, как «не суй пальцы в розетку» или «не ешь песок». Однако, когда Обжорство предложил Лихту выпить, тот согласился. — Лихт!.. — в панике зашипел Махиру, но пианист лишь отмахнулся. А потом незаметно поменял собственный стакан и стакан Обжорства. — Ты чего? — невинно спросил Лихт, глядя на то, как брат Куро кашлял и махал руками, словно задыхаясь. Они только что подняли тост за него и опустошили стаканы. — Что-то с напитком? Обжорство во все глаза уставился на него, словно на огромную пиццу с двойным сыром, а Гнев одобрительно усмехнулась. Можно было подумать, что Лихт прошёл какую-то проверку и теперь официально числился членом этого семейства. В итоге вечер знакомства стал вечером, когда вся семья предала Хайда, посчитав своим долгом рассказать Лихту самые позорные и смущающие вещи, которые когда-либо вытворял младший брат. Сам пианист за какой-то час умудрился завоевать любовь и уважение всех работников ресторана. Хайд же только раздраженно фыркал, глядя, как его семья сдружилась с парнем.***
— Я тебя не понимаю, — произнес Лихт, выходя из ресторана. На улице уже совсем стемнело, облака спрятали за собой луну и звезды, так что лишь свет от фонарей освещал задумчивое лицо Хайда. Лихт присел около него на бордюр. — У тебя такая замечательная семья, а ты пытаешься убить себя. Хайд поднял на него удивлённые глаза и рассмеялся. — Ох, они вовсе не такие замечательные, какими ты их считаешь. Жить с ними — сущий ад. — Готов поспорить, что жить с тобой — сущий ад, — фыркнул Лихт. — А они вполне милые. Терпимые, по крайней мере. Не то, что ты. — Я посмотрел бы, каким ты вырос, если бы жил в одном доме с ленивой жопой, непонятной мелкой хренью, чуваком с пакетами вместо головы, теткой, которая постоянно чем-то недовольна, придурком, пожирающим всю еду, и… и стриптизером! — в конце Хайд слегка повысил голос, качая головой. Лихт округлил глаза. — Вас так много? — Восемь, — буркнул Хайд. — Ещё один есть, но ты вряд ли с ним встретишься. Да и не надо: он псих. — От психа слышу. У самого-то с крышей что-то не так. Хайд фыркнул на это заявление. — У каждого безумия есть своя логика, — он вытянул ноги и оперся руками об асфальт за спиной, поднимая голову. На какое-то время между ними повисло молчание. Лихт отвернулся и просто стал наблюдать за людьми, проходившими по улице, наслаждаясь холодный воздухом в конце февраля. — Чего ты добиваешься? — наконец нарушил молчание Хайд. Лихт перевел на него озадаченный взгляд. — Ты о чем? — Вот только не надо дурочка из себя строить, — скривился Хайд и посмотрел на него в упор. — Я сам тоже не идиот, Лихт. Я вижу тебя в своём любимом парке, любимом книжном магазине, любимой кофейне, которая, между прочим, находится на противоположном конце Токио! Ангел-чан, я никогда не поверю, что ты плетёшься туда через весь город из-за их невероятного кофе, — выдохнул Хайд, и Лихт отвёл взгляд в сторону, понимая, что блондин прав. — Только я не пойму, зачем ты всё это делаешь. Извиняться за то, что ты не мой соулмейт, я не буду, поскольку не могу с этим ничего поделать. А друзьями мы тоже никогда не станем, — он усмехнулся. — Тогда чего ты хочешь? Лихт некоторое время молчал, уставившись на асфальт. Он не знал, что сказать. Вне зависимости от того, сколько раз они встречались, эти двое всё ещё оставались незнакомцами друг для друга, однако Лихт чувствовал что-то, что не давало ему покоя, что вновь и вновь подталкивало его к этому парню. Вспомнив слова Кранца, пианист вздохнул. Он должен был честно признаться. Не только Хайду, но и самому себе. — Я хочу понравиться тебе. Хайд ошалело уставился на него. Однако Лихт смотрел ему прямо в глаза, и в них было столько решимости, что блондин убедился в правдивости этих слов. Хайд медленно приблизился к лицу парня, вторгаясь в его личное пространство. Лихт отпрянул, непонимающе глядя на него, однако Хайд только слабо улыбнулся, касаясь ладонью его щеки. — Любовь бежит от тех, кто гонится за нею. А тем, кто прочь бежит, кидается на шею, — тихо прошептал он, глядя в глаза Лихту. — Ну что ж, удачи! С этими словами Хайд поднялся и пошёл обратно в ресторан. — Что? — Лихт ошарашенно уставился на удаляющуюся спину. Прежде чем войти в ресторан, Хайд остановился, чуть повернув голову, и произнес, самодовольно ухмыляясь: — Влюби меня в себя.