"But from the beginning of creation, 'God made them male and female. For this reason a man shall leave his father and mother, and the two shall become one flesh.' So they are no longer two, but one flesh. Therefore what God has joined together, no human being must separate." (Mark 10:6-9)
Двери Собора святого Людовика распахнулись перед Клаусом. Четыреста пар глаз с интересом нацелились на жениха, что неторопливо вел мать под руку к алтарю. В воздухе витал запах лилий, ладана и любопытства. Свадьба должна была начаться полчаса назад, однако виновник торжества невозмутимо шел по церковному проходу, словно опоздание всего семейства было частью искусно продуманного плана. Публика собралась самая разношерстая: ряды со стороны жениха были заполнены членами городского совета с женами, дельцами, коммерсантами и финансистами, словом, нуворишами разнообразного пошиба. Грубоватые, самоуверенные, жадные – они хотели получить все и сразу, полагаясь только на себя и свои силы. На почетном месте во втором ряду, уступая лаву первенства семье, пыхтел сигарой губернатор Луизианы и то и дело доставал часы из нагрудного кармана. По левую сторону расположилась Старая гвардия: семьи основателей города, дочери Американской революции, процветающая и загнивающая знать, верховенство не денег, но гораздо более неуловимой субстанции: положения в обществе. Чопорные, гордые, сдержанные – они не боялись ничего, полагаясь на неиссякаемую поддержку себе подобных. А между ними, разбросанные, словно пешки на шахматной доске, скрытые на виду у всех отступники, маргиналы, гангстеры Маршалла и Майклсона. Коварные, жестокие и отчаянные – они горели ярче всех, зная, что в любой миг их огонь под силу потушить любому. Хор приглушенных человеческих голосов сливался под сводами собора в монотонный рокот. Но время от времени, шествуя к алтарю, можно было вырвать обрывки желчных замечаний, сказанных по секрету своим соседям: " …жила до свадьбы в доме жениха..." "…позор…" " …никто из семейства выскочек…" "…мезальянс, какого давно не видано…" " …о чем только родители думали!" Слова безобидных пустозвонов, недостойных даже самой вялой реакции. Но слышны были и речи, внушающие опасения: " …ожидают слепого повиновения…" " …доверять чужакам…" " …не присягну на верность…" Эстер крепче сжала предплечье сына и предупреждающе улыбнулась. Сейчас не время и не место для поступков сгоряча, а в хладнокровности Клауса после сегодняшней выходки приходилось сомневаться. Сын лукаво изогнул бровь, но никак больше не отреагировал и продолжал размеренно вышагивать по мраморному полу собора, минуя трансепт. Возле алтаря, застыв в торжественности момента, уже ждали шаферы жениха, Элайджа и Финн. Ребекка стояла по другую сторону, исполняя роль подружки невесты. Клаус приблизился к братьям, галантно усадил мать в первом ряду и, не бросив ни одного взгляда на Кола, что должен был разделить почетное звание со своими братьями, а теперь виновато сидел в дальнем углу церковной скамьи, стал рядом с ними перед алтарем. Священник показался из-за спины жениха и одарил того благосклонной улыбкой, затем нахмурился и угрожающе покачал пальцем, увидев зажженную сигару губернатора. Губернатор громко возмутился, но сигару все же потушил под презрительные взгляды старой гвардии. Клаус уделял мало внимания разыгравшейся сценке, как впрочем, и торжественному убранству церкви. Внимательный взгляд прыгал поверх голов всех гостей, но так и не обнаружил Майкла. Словно подливая масла в огонь его сомнений, в дверях собора показался Эдвард Маршалл, дядя Хейли, что, за неимением лучшей кандидатуры, должен был вести Хейли к алтарю. Не желая привлекать внимание публики, мужчина торопливо прошелся боковым нефом и присел на скамью со стороны невесты. Клаус бросил на него вопросительный взгляд, однако в ответ получил лишь равнодушное пожатие плеч. Но он так и не успел ничего предпринять, так как дверь собора распахнулась в очередной раз, четыреста гостей, как один, взметнулись на ноги и… …и весь мир застыл. Хейли, подобно белоснежному ангелу чистоты и невинности шла в его сторону, опираясь на согнутую в локте руку Майкла. И вновь необходимость выбора замаячила перед его сознанием, и Клаусу казалось, будто посланцы Рая и Ада идут по его черную душу. А Хейли, скрытая тончайшей фатой от любопытных взглядов гостей, с благодарностью сжимала предплечье Майкла. Неудобно получилось перед дядей, но кто лучше мог выполнить обязанность ее отца, чем человек, что помог отомстить за его смерть и все это время охранял ее интересы? А ведь подумать, что раньше она не доверяла Майклу. Хейли надеялась, что в будущем сможет исправить огрехи прошлого и отплатить Майклу за его доброту. Этого бы хотел ее отец. Мысли о родителях вызвали сладкую боль, тоску и целый калейдоскоп воспоминаний, однако впервые со дня их смерти Хейли поняла, что сердце кровоточит чуть меньше, дышится чуть легче, а в душе вместе с ноющим страданием поселилась надежда. Хейли обратила взор вперед, на Клауса. Такой смеси эмоций на его лице она еще никогда не видела, и оставалось лишь молиться летающим под куполом собора ангелам, чтобы он, так же как и она желал этого брака. Ведь у нее больше никого не было, что стало болезненно очевидно в этот самый миг, когда она, в набитой по отвязку Майклсонами церкви, была последней из рода Маршаллов. Не считая дяди, которого она увидела впервые за добрый десяток лет. Но вот они замедлили шаг и Майкл, развернув ее к себе, осторожно откинул фату назад и довольно улыбаясь, запечатлел отцовский поцелуй на челе невесты. Несколько подбадривающих слов на прощанье и вот он уже передает руку Хейли жениху. Играя желваками, Клаус смерил отца тяжелым взглядом и обратил все свое внимание на Хейли. Она была все еще бледной после утренних событий и немного растеряна, но красива прямо таки убийственной, головокружительной, беспощадной красотой. Он не мог сдержать улыбки. Жених и невеста обратились лицом к священнику. Началась литургия, после чего священнослужитель начал зачитывать фрагменты из Библии. И хоть лица его Хейли и не видела, но могла поклясться, что на фразе о «необходимости жене подчиняться мужу» Клаус довольно изогнул бровь. Она не сдержалась и невесомо толкнула его в бок локтем, и Клаус не успел подавить смешок, что эхом разнесся по собору. Священник смерил обоих строгими взглядами и продолжил чтение. Затем осторожно отложил Библию в сторону и испытывающе обратился к жениху и невесте: - Является ли ваше желание вступить в законный брак искренним и свободным? Улыбка сошла с губ Хейли, и она нервно сцепила пальцы в ожидании ответа Клауса. Неприятно было думать о том, что они вступают в брак по расчету, когда стоишь перед священником и вот-вот соврешь. - Да! – громкий голос Клауса прорезал тишину собора. Хейли чувствовала его взгляд на себе, но глаза выше бабочки не поднимала. Ведь она давно просчиталась, и для нее это никакой уж не расчет. Ставки идут не на жизнь, а на ее сердце. - Да, - тихо, уязвимо, с безмолвной мольбой «пощади». А потом он поймал ее взгляд, и что-то произошло в ее сознании, ведь весь мир прекратил свой бег и остановился вокруг них. И она тонула в его горящих глазах, но не сгорала дотла, а лишь согревалась в их близости. - Готовы ли вы хранить верность друг другу в болезни и здравии, до конца своей жизни? – слышится очередной вопрос священника. - Да! – один ответ на двоих, глаза в глаза, душа в душу. - Да снизойдет Святой Дух на супругов! – возвел руки к небу священник и начал произносить молитву. Клаус готов был выть от ярости и проклинать судьбу, что сделала его католиком, из-за чего свадебная церемония длилась вот уже сорок минут. - Если кто-то из присутствующих знает причину, по которой этот мужчина и эта женщина не могут вступить в брак, говорите сейчас перед лицом Господа или замолчите перед лицом вечности, - обратился священник к присутствующим и выжидательно замолчал. Ответом служила красноречивая тишина. Тогда священнослужитель довольно кивнул и обратился к Клаусу: - Жених, повторяйте за мной: Я, Никлаус Майклсон,… - Я, Никлаус Майклсон, беру тебя, Хейли Андреа Маршалл, в законные жены. Обещаю быть рядом в горе и радости, в болезни и здравии, в богатстве и бедности, пока смерть не разлучит нас. Хейли сглотнула и постаралась унять дрожь в теле, боясь запнуться от страха. Пришел ее черед произносить обет верности: - Я, Хейли Андреa Маршалл, беру тебя, Никлауса Майклсона, в законные мужья. Обещаю быть рядом в горе и радости, в болезни и здравии, в богатстве и бедности, пока смерть не разлучит нас. Его глаза были чернее ночи, а губы тронула победоносная улыбка. Быстрым решительным движением он надел кольцо ей на палец. Свое кольцо Хейли едва не уронила, прежде чем водрузила на безымянный палец Клауса. - Властью, данной мне Господом, объявляю вас мужем и женой! Можете поцеловать невесту! - радостно провозгласил священник. И не успела Хейли опомниться, как Клаус притянул ее к себе и прижался губами в изголодавшемся поцелуе, лишившим ее способности говорить, мыслить, дышать. На задворках сознания она слышала восторженные крики гостей, но сил хватило лишь на то, чтобы ухватиться пальцами за его плечи и удержаться на ногах. А над ухом раздалось ехидное: - Как, и ни одной пощечины? Теряете хватку, миссис Майклсон! - Берегу силы на будущее, мистер Майклсон! – в тон ему ответила Хейли, ликуя той легкости, что воцарилась в душе. Клаус взял ее под руку и вместе они двинулись к выходу из собора, минуя численных гостей, что с интересом рассматривали новую супружескую чету. Клаус со смешком подметил, что публика и впрямь «замолчала перед лицом вечности», ведь ни одного саркастичного замечания в их сторону сказано больше не было. Люди Хейли до сих пор взирали на всех Майклсонов с опаской, что грозило вылиться в очередную проблему, но решать ее сегодня Клаус был не обязан. Улица встретила их солнечным слепящим днем. Зеваки обступили вход в церковь, образуя столпотворение. Всем хотелось поглазеть на жениха с невестой, которых фотографировали на паперти. Затем к паре начали присоединяться ближайшие родственники и выстраиваться в два ряда, чтобы сделать семейный портрет. В центре стояли жених с невестой. По левую руку от них расположились старшие Майклсоны. Эстер невозмутимо игнорировала Хейли, а Клаус предпочел не смотреть на Майкла. Элайджа с Ребеккой разместились справа, причем последняя не могла унять своей радости, от чего она либо душила Хейли в объятиях, либо визжала на ухо Клауса слова поздравления, чем вызывала раздражение фотографа, с таким трудом выставившего свет. По правому краю стояли Финн с супругой Мэриголд, которая вздыхала и охала, всем своим видом давая понять, как жарко ей стоять под палящим зимним солнцем Нового Орлеана. С левого края стояли притихшие Кол с Давиной, что, хоть и было привычным для последней, являлось нехарактерным для первого. Майкл похлопал младшего сына по плечу и, поймав его взгляд, заговорщицки подмигнул, отчего младший Майклсон расплылся в мальчишеской улыбке и весь даже подбоченился. - Стоит ли позвать Эдварда Маршалла? – спросил Клаус и поискал взглядом дядю своей жены. Хейли проследила за его взором и напряглась. Ее дядя стоял чуть поодаль в тени многовекового дуба и увлеченно говорил с Джеком Кеннером, другом ее детства и по совместительству копом, что в последнее время стал слишком много подозревать. Хейли с сомнением спросила: - Как думаешь, о чем они говорят? - О чем же им еще говорить, как не о моей благоверной, - задумчиво проговорил Клаус, не сводя глаз с предмета обсуждения. Затем уже громче добавил: - Эй, Эдвард! Обе пары глаз повернулись в сторону Клауса. Джек недовольно поморщился, выражение Эдварда осталось непроницаемым. А Клаус, театральным жестом зазывая новообретенного родственника, сказал: - Не хотите фото на память с племянницей? Эдвард Маршалл изогнул кончики губ в полуулыбке и направился к Хейли. Клаус же прямиком устремился к Джексону и, вплотную приблизившись к мужчине, вкрадчиво заговорил: - Вот мы и встретились вновь, мистер Кеннер. Как ваши впечатления от свадьбы? Джексон вздрогнул, как от удара, и угрюмо ответил: - Все было прекрасно. - Конечно, в первую очередь этот эпитет нужно отнести к моей невесте, не так ли? Ох, да что же это я, еще не привыкну! Я хотел сказать, к моей жене, - улыбаясь, слаще меда, заметил Клаус. Его слова задели мужчину за живое, и тому стоило огромных усилий сдержаться и не броситься на соперника, как вдруг Клаус продолжил: - Да, кстати, вы присоединитесь к нам на дальнейшем праздновании свадьбы? Вы оставили нас с Хейли в неведении касательно вашего решения. Признаться, мы были удивлены, вообще увидев вас сегодня здесь! Гневно сверкнув глазами, Джек парировал: - К моему величайшему сожалению, вынужден пропустить торжество. С долгожданным принятием сухого закона работа бьет через край. - Приятно видеть такой энтузиазм полиции. А ведь закон еще даже не вступил в силу. - Никогда не рано вершить благие дела, мистер Майклсон, - прищурившись, парировал Джексон. – Да, кстати, сочувствую по поводу утраты вашего маленького питейного заведения. - Утраты? Впервые слышу, что сухой закон запрещает клубный бизнес, - с мягким вызовом молвил Клаус. - Нет, но без ядовитого зелья едва ли можно будет окупить издержки…Легче отрубить гнилую конечность. - Какая кровожадность, мистер Кеннер. Однако спешу вас успокоить, мое финансовое положение довольно прочно. - Вы всегда такой самоуверенный, мистер Майклсон? - Да, если мне есть чем подкрепить мою уверенность. - Что же, - замялся Джексон, то и дело, бросая косые взгляды на Хейли, которая в это время была занята беседой с дядей. – Вынужден откланяться. Мы еще увидимся, мистер Майклсон! - Непременно, - громко крикнул Клаус ему вслед. - У твоего мужа прямо таки взрывной характер, - сухо заметил Эдвард Маршалл с сигаретой в губах, все свое внимание обратив на поиск спичек во внутренних карманам. Поскольку реплика не нуждалась в ответе, Хейли лишь с интересом всматривалась в лицо дяди, подав ему свои спички. Он благодарно кивнул и прикурил, с облегчением выпуская клубы дыма ей в лицо. - Это может быть опасно в его…профессии, - продолжая свою мысль, добавил Эдвард. - Владельца картинной галереи, - со смешком спросила Хейли. – Или клубовладельца? Эдвард Маршалл покачал головой, всем своим видом демонстрируя скуку дальнейших препирательств. - Дорогая моя племянница, я владею контрольным пакетом акций Американской Железнодорожной компании. Если ты думаешь, что я не встречал на своем веку гангстеров и мафиози, подумай еще раз. - Дорогой мой дядюшка, я вижу тебя впервые за десять лет, в течение которых ты не спешил почтить меня своим вниманием. Если ты думаешь, что я буду выслушивать твои бессмысленные замечания, подумай еще раз. Эдвард Маршалл смерил племянницу бесстрастным взглядом, однако не успел спрятать легкую усмешку, молниеносно появившуюся и исчезнувшую на лице. - Смысл моего замечания состоит в том, что если ты не хочешь стать вдовой в ближайшее время, придумай способ обуздать его взрывную натуру. Организованные преступники должны быть в первую очередь,… прости мою тавтологию, организованными. Сказав это, Эдвард Маршалл отошел в сторону и молча курил в одиночестве, присоединившись к остальным, лишь, когда гости кидали рис в жениха с невестой, провожая их автомобиль. И когда вся семья уехала в особняк Маршаллов, где будет проходить дальнейшее празднование, когда все гости разделились и последовали за виновниками торжества, когда зеваки разошлись по своим делам, и площадь перед собором опустела, из дверей церкви выскользнула тонкая фигурка женщины, закутанная в шелковый платок. Она становилась на паперти, где парой минут раньше фотографировалось семейство и, обхватив себя руками, мечтательно покачалась в воздухе, будто танцуя, а затем сбежала вниз, растворяясь в улицах Нового Орлеана.***
Этим вечером после длительной вечеринки в честь свадьбы, после многочисленных тостов, что под конец вечера звучали сплошным потоком бессмысленных фраз; после бесконечных разговоров с гостями, лица которых слились в одну неразборчивую массу; после танцев, торта и фейерверков, Клаус незаметно увел Хейли подальше от гостей и велел, собрав вещи на пару дней, встретиться с ним возле черного выхода. - Но разве мы не остаемся здесь? – потерянно спросила Хейли, растерявшись от серьезности во взгляде Клауса. - В этом доме мы больше не останемся, - глухо вымолвил он. И уже через час двери номера-люкс в отеле Сент.-Джеймс закрылись за Клаусом и его женой.