Отвергнутый рай

Владыка Трандуил не терпел чужих указаний. Он не выносил их еще будучи наследным принцем с вечными чернилами на пальцах и ноющими от уроков фехтования плечами. И уж тем более теперь, когда грозное имя лихолесского короля во всем Средиземье считалось абсолютным символом непререкаемой монаршей власти. И вот теперь эта дурацкая записка, взволновавшая августейшего эльфа так, что за ужином он был рассеян, отвечал невпопад, чуть не уронил полный соусник и наконец потерял терпение и вернулся в свои покои, отговорившись слабостью и сонливостью. Запалив шестирогий шандал, Трандуил тщательно осмотрел записку. Это, несомненно, был почерк Сарна. Он не мог ошибиться, ведь каждый третий доклад о гарнизонах приграничных крепостей, ежемесячно ложившийся на королевский стол, был написан рукой сотенного. Один только росчерк руны "arda" и небрежные завитки "numen" он узнал бы и в стопе документов. Жив, поганец. Все-таки жив, хотя сам Трандуил выстроил такую ладную и мрачную теорию о гибели всех пропавших эльфов. Как порой утешает душу собственная неправота… Где же, где ты, неугомонный наследник? Как бы ты был счастлив сейчас… И король вертел в руках измятый клочок, бездумно улыбаясь и чувствуя, как против всякого здравого смысла вытаивает в груди какой-то твердый, тягостный осколок, застрявший там с той самой роковой весенней ночи. Однако события последних суток породили слишком много вопросов, чтоб попусту предаваться восторгам. Итак, судьба Арды во многом зависит от жизни Кэрдана, а тот шутя рискует ею. Орикон считает, что в словах Берсара и леди Артанис есть резон, и Средиземью действительно грозит опасность. Невесть откуда взявшийся Сарн предупреждает короля о смертельной угрозе на верфях, и вот – сердечный приступ, которым эльфы не подвержены от природы. Что за морготов клубок? Первым побуждением Трандуила было наплевать на слова вассала и прямиком отправиться обратно на верфи: Орикон явно знал куда больше, чем они обсудили в той деликатной и полной иносказаний беседе. Что Сарн о себе возомнил – указывать своему государю, куда ездить, а куда нет… Но тут же вспомнилось страшное чувство удушья, а затем пронизывающая боль в груди, накатил неожиданный и нестерпимый приступ паники, и негодование короля поутихло. К нему на верфях никто и пальцем не прикасался… Неужели яд? Но не Орикон же попытался отравить его, Эру Милосердный! От этой мысли записка с шорохом упала на стол: а если и Орикон стал жертвой неведомого отравителя? Нужно было послать на верфи гонца еще тогда, когда он сам очнулся от беспамятства, а сейчас уже могло быть поздно. Трандуил вскочил и схватился за серебряный колокольчик. - Секретаря ко мне, - бросил он явившемуся на зов лакею. Несколько минут спустя Элрик, уже запечатывая депешу с едва подсохшими чернилами, кивнул: - Сию минуту, мой король. Ответа ждать? - Да, непременно. И тут же назад, дело очень спешное, - Трандуил смотрел, как секретарь прячет письмо в кожаную суму, а пальцы сами собой нетерпеливо постукивали по спинке кресла. Все же хорошо, что он взял с собой этого мальчугана… Бессменный Виррес, в военное время становившийся оруженосцем короля, остался в замке в помощь коменданту, поскольку никто лучше него не знал состояния дел казны и внутреннего управления. Элрик же, около двухсот лет прослуживший писарем в лихолесских посольских миссиях, был расторопен, педантичен, сообразителен, и Трандуил без долгих раздумий взвалил на него обязанности своего личного секретаря на время визита в Линдон, чем ошеломил молодого канцеляриста едва не до слез. Элрик умчался, а король вернулся к столу. Как же неудачно, что он не на родине. Не в своем замке, откуда он мигом отправил бы отряд гонцов в Гондор. Леголас ведь говорил, что Нимлот снова цветет с самой победы, а где цветы – там всегда возможны и плоды. Как бы Элессар не проглядел гадких яблок Белого Древа… А отсюда он не сможет выслать должных сил, не привлекая внимания Кэрдана. Увы… Увы, Моргот бы все подрал, но он больше не может как прежде, безоглядно доверять своему мудрому другу, все также любимому, но уже не всесильному и не безупречному, как раньше. Надо понять. Как можно скорее понять, как развязать этот узел, не навредив ни Кэрдану, ни этой кровавой любимой земле. Уведомить бы Галадриэль… Теперь, когда так много произошло и столько выяснилось, кто знает, не станет ли разговорчивей ее легендарное Зеркало? Да и сама Перворожденная может немало знать обо всей этой круговерти. Трандуил не признался бы в этом даже на плахе, но он всегда робел перед древней девой и подспудно всегда считал ее самой могущественной из эльфийских монархов. Но он не может сейчас оставить Линдон. Он должен быть рядом с Кэрданом, да и от моря он не двинется и на шаг, пока оно не вернет ему его сумасбродного сына. *** Временный королевский секретарь Элрик мучился стыдом. Он не расставался с этим гадостным чувством с самого отъезда из Лихолесья и так свыкся с ним, что уже почти не помнил, откуда оно взялось. А все было проще простого: юный писарь был младшим сыном в семье, отличался мягкостью натуры и терпеть не мог фехтования. Оба же его брата служили мечниками и считали Элрика несмышленышем и штабным точильщиком перьев, исходя на насмешки при каждой встрече. В посольских вояжах Элрик из-за юного возраста всегда считался мальчиком на побегушках, порой целыми днями только и делал, что заполнял чернильницы и менял свечи в шандалах, привык отзываться на безликое "парень" и даже не имел парадного камзола: тот полагался лишь придворным и военным. Но весной над головою мальчугана неожиданно взошел лучезарный Эарендил, во мгновение ока превратив скромного канцеляриста в правую руку короля. Сиятельный Трандуил фактически пренебрег проверенными ветеранами, выбрав именно его исполнять обязанности личного секретаря. И пусть Элрик прекрасно понимал, что редкостная его удача – лишь следствие необходимости оставить в замке все ядро постоянного королевского двора. Но какая, к Морготу, разница? У него в одночасье появились и два придворных камзола, и прекрасный конь, и секретарская сума, и печать с королевским гербом. И братья разом заткнули свои насмешливые рты, слыша, как малолетнего мамкиного птенца лакеи называют "милорд"… Словом, Элрик был горд до петушиного квохтанья, и ничто не могло поколебать его неистовый восторг – ни тяготы пути в Линдон, ни царящий при дворе владыки Кэрдана переполох, ни бродящие по Серым Гаваням слухи о непрекращающейся войне. И за это секретарю было искренне и от души совестно, будто собственная неожиданная карьера сделала его бессердечным эгоистом… Погруженный в свои противоречивые мысли, Элрик с облегчением выехал из блистательного Митлонда и дал коню шенкеля: хотелось и повидать легендарные верфи, и впечатлить короля расторопностью, в городе же пускать скакуна галопом было равно невежливо и небезопасно. Утоптанный тракт стелился меж сосен, приморские скалы, до боли слепящие своей белизной в дневные часы, сейчас, перед закатом, окрасились в розовато-бежевый оттенок и забавно походили на миндальные меренги. Даже зной словно отступил, вытесненный морским бризом. Элрик встрепенулся – для созерцания было не время. Командир дворцовой охраны предупредил его, что где-то посередине пути тракт раздваивается: одна дорога ведет к верфям, а вторая – в поселок ловцов жемчуга. Не заплутать бы… Впрочем, случай был благосклонен – прямо впереди у тракта маячил пешеход с небольшим мешком на плече, неспешно шагающий по выжженной солнцем мураве у обочины. - Любезный! – окликнул Элрик, и пешеход обернулся, сбрасывая капюшон серого плаща. - Чем могу служить, милорд? – отозвался он, и секретарь увидел совсем молодого, солнечно-белокурого эльфа в грубой холщовой камизе. Обращение "милорд" уже привычно пощекотало лихолесца легкими крылышками тщеславия, но Элрик тут же подавил недостойное упоение. - Я ищу дорогу на верфи, сударь, - пояснил он, - не надоумишь ли? - Да за счастье, милорд, - эльф расцвел такой добродушной улыбкой, что Элрик не сдержался и невольно улыбнулся в ответ, - видишь, утес слева торчит, на сову похож? Прямо супротив развилка, тебе направо, а там уж верховому рукой подать. - Благодарствуй, - кивнул секретарь, а эльф беззаботно развел руками, подхватывая соскальзывающий мешок: - Твоя радость – моя радость, милорд, доброго вечерка! Конь вскачь мчался по тракту, а Элрик все еще улыбался. Надо же… Он и не знал, что эльфы тоже порой разговаривают так по-простецки. "Доброго вечерка"… "Супротив"… Снова накатило легкое, чуть виноватое самолюбование, и будто в ответ по небу проволокся утробный рокот грома, а сосны надсадно закряхтели от ветра. - Вот Моргот, - пробормотал Элрик, поглубже умостил суму под плащом и снова пришпорил коня… *** Орикон терпеть не мог таких вечеров. Уже несколько дней подряд неистовый зной превращал работу на верфях в кромешную каторгу: жаркий ветер высушивал глотки так, что бочки с питьевой водой оскудевали еще до обеда, горячий воздух вволакивался в легкие вязко, как овсяная похлебка, а уж осмолка судов вовсе превратилась в огненный ад – у котлов с кипящей смолой запросто можно было потерять сознание. Утешало корабельного мастера лишь одно – на такой жаре быстро и равномерно просыхали свежие доски. Уже в конце недели Орикон намечал ладить борта двум кораблям, пока торчащим на стапелях, будто объеденные рыбьи скелеты. И будто назло сегодня, прямо перед закатом, изнуренные зноем небеса разразились ливнем. Корабельщики, посдирав грязные камизы, радостно гомонили, подставляя теплым струям дождя обнаженные плечи в непроходящих солнечных ожогах, пепелища костров растеклись отвратительными черными кляксами, мокрые навесы обвисли, а Орикон метался среди этого беспорядка, осыпая артель громовой руганью и требуя прекратить кавардак и попытаться унести на склад хоть часть снастей и парусины. - Да будет тебе бушевать, учитель, - плотник Элиант подошел к мастеру, блаженно жмурясь от текущих по лицу водяных потоков, - так налетело – что и чихнуть никто не успел, ни одной сухой нитки нет, зря только на складе плесень разводить. Сейчас отшумит – а завтра и сушить будем. - Вам, бездельникам, лишь бы завтра, - проворчал Орикон. Он все еще был раздосадован, хотя и понимал, что Элиант прав, - Квентаро вернулся? - Нет, учитель, да он же пехом потопал, а путь неблизкий. Куда он денется, вернется! Орикон хмыкнул – еще утром он отрядил одного из подмастерьев в поселок за свечами. Поганец, разумеется, с радостью улизнул с тяжелой работы на прогулку, да еще коня не взял – что ему за резон быстро обернуться? Балбес… Еще немного посновав по верфям и попеняв подручным на гвалт и непотребный вид, мастер счел свой долг выполненным и с чистой совестью отправился домой, где поджидали полкувшина эля и начатый чертеж. Летний дождь уютно громыхал по крыше, иногда сыто урчал гром. Орикон, забыв обо всем, упоенно вырисовывал на желтоватом листе кормовую линию будущего корабля, размышляя, кого из парней отправить в Пеларгир за парусиной должной плотности, или лучше вовсе съездить самому, заодно и поглядеть, чего в Гондоре нового придумали по корабельной части… …Проснулся мастер от стука в дверь, по обыкновению мгновенно сбрасывая дремоту и выпрямляясь в кресле. Сквозь ставни пробивались лучи утреннего солнца, огарки свечей застыли в шандале, в пальцах все еще было зажато перо, а в дверь колотила чья-то бесцеремонная рука. - Моргот тебя подери! – рявкнул Орикон, отбрасывая перо на стол и вставая из кресла, - чего громобесишь? Уж сами и работу начать не можете, без мамки? Распахнув дверь, он набрал новую порцию воздуха и поперхнулся: на пороге стоял хмурый Риоган, старший пильщик. - Учитель, - проговорил он, - парни с утра на отмель Мариль-Фалас выехали. Проверить, не потрепала ли гроза шлюпки. В общем… Орикон сдвинул брови: - Чего, в море поуносило? Да не беда, приливом назад прибьет. - Нет, мастер. Не доехали они. В общем, у самых верфей труп нашли. Фарлонгах в десяти всего. Прямо на дороге. - Эру Единый, - Орикон схватил корабельщика за плечо, чувствуя, как внутри что-то обрывается кровящими лоскутами, - не томи, злодей! Наш, что ли? - Нет, мастер. Чужой эльф, незнакомый. В лихолесском плаще, одет по-придворному, при себе сума секретарская. Не иначе, гонец. - Час от часу не легче, - пробормотал Орикон, натягивая сброшенные с вечера сапоги, - неужели Трандуилов подданный? Ох, морготова плешь… Пять минут спустя мастер уже вбежал в сарай, где на козлах для раскройки парусов лежало распростертое тело, окруженное молчаливыми, бледными корабельщиками. Орикон замер, вглядываясь в бескровное лицо. Вымокший камзол был цел, ни крови, ни следов борьбы. Кружева с манжет облепляли сведенные судорогой кисти, и эти худые, совсем мальчишеские руки отчего-то укололи Орикона злой, отчаянной болью. - Молодой-то какой, Элберет Лучезарная, - прошептал он, - пацан совсем. Ведь не убит же, а? Конь в грозу сбросил? - Ланкин уже осмотрел, - тихо пояснил Риоган, - никаких увечий. Ни ран, ни переломов. Только пальцы скрючены, не разогнуть. Как молния поразила, ей-Эру… - Пустите, пропустите меня, - послышалось откуда-то сзади, и к телу протолкнулся Квентаро. Застыл, потрясенно оглядывая тело. Вскинул взгляд, бессмысленно обводя остальных, и Орикон отчетливо увидел, как всегда лукавые глаза подмастерья наполняются слезами: - Так это ж тот франт, - забормотал он, - я ж вчера его видел, он дорогу на верфи спросил. Да и поскакал себе вперед. И вот… не доехал… Я же следом шел, как я мог его не найти? Парни говорят, прямо на дороге… Что ж я… Может, еще не поздно было, может, помочь мог… Да как же… Он лопотал эти бессвязные слова, не утирая льющихся по щекам слез, беспомощно глядя то на одного эльфа, то на другого, словно надеясь, что он просто все понял не так, и незнакомый франтоватый лихолесец сейчас очнется. - Ну все, парень, все… - Риоган обнял Квентаро за плечи, отводя назад, - откуда тебе было знать… Да в такой ливень своих пальцев было не разглядеть, куда там тракт оглядывать. Тихо, тихо… Орикон же тронул за локоть Ланкина, исполнявшего на верфях негласные обязанности целителя: - Что с ним случилось? – вполголоса спросил он. Но Ланкин посмотрел на учителя со смесью вины и страха: - Учитель, я же просто даром благословленный, а целительству взаправду не учился. Что я, дурак, знать могу? Небось, по невежеству мерещится. - Ты давай не темни! – шикнул Орикон, - ведь что-то нашел! Ланкин покусал губы. Разворошил обеими руками волосы и прошептал: - Трижды проверял. Сердце остановилось. - То есть, как остановилось? - Так. Но не как у людей бывает. Жизнь закончилась в нем, как вода на мельничном колесе. И механизм просто встал. Я не знаю, как это объяснить. - Но он же эльф! – Орикон никогда не знал прежде, что умеет орать шепотом, - и ему от роду не больше десяти веков! - Не знаю, учитель, не знаю! – Ланкин чуть не плакал, - целителя нужно, настоящего! А только одно я хоть под присягой скажу: он все чувствовал. Он чувствовал, как замедляется, иссякает, исчезает, как тающий снег, и ничего не мог сделать. Ему было очень страшно, учитель. Потому и руки так сведены. Орикон сдавил плечо Ланкина так, что наверняка причинил ему боль. Одумался, разжимая пальцы, и тихо твердо сказал: - Еще предстоит оповестить лихолесского короля. Слышишь, сынок, если будут допрашивать – ни словом не лги. Тебе стыдиться нечего. А только нехорошая это история, и лучше владыкам все о ней знать, что разведать сумеем. Суму осмотрели? - Нет, учитель, - покачал головой Ланкин, - где ж у нас такое право… Вон она, в изножье лежит. Шагнув обратно к скорбному ложу, Орикон взял мокрую суму и хладнокровно развязал ремни: - Этот мальчуган ехал сюда. Стало быть, вез что-то мне, - отрезал он. Недолго порывшись в суме, корабельщик вынул основательно отсыревшее письмо с темно-зеленой печатью. Сломал воск, пробежал глазами расплывшиеся чернильные строчки. Озадаченно сдвинул брови, снова перечитал. А затем оглядел своих: - Накройте тело парусиной, меч в изголовье, все, как по дедовским правилам заведено. Я поеду в Митлонд. Нет! – взмахнул он рукой на нескольких эльфов, уже подавшихся вперед с возражениями, - не препираться, не бузить, не самовольничать. У самого нашего порога произошло неслыханное и необъяснимое несчастье. Сидеть тут, ждать меня, быть на всякий случай готовыми к обороне. От чего – не знаю, но будьте начеку. Уже выходя из сарая, обернулся. Кивнул на все еще плачущего Квентаро: - И приглядите за пацаном. *** Владыка Кэрдан молча смотрел в окно. Следовало обернуться и что-то сказать, но эльф знал, что Трандуил, с посеревшим лицом застывший в кресле, все равно его не услышит. Полчаса назад во дворец лично примчался сам Орикон, привезя весть о смерти юного секретаря. Сам Орикон сидел у холодного камина, хмурясь и перебирая спутанные пряди неизменной косы: он всегда чувствовал себя во дворце неуютно. - Элрику не было восьми сотен, - вдруг спокойно и холодно проговорил Трандуил, и Кэрдан отчетливо услышал за этим спокойствием знакомую ему ноту глубокого страдания, - я взял его с собой, потому что знал, что парню нужен шанс проявить свои таланты. Он был так счастлив… Так старался… Что я теперь скажу его матери… - Что мальчик честно исполнял свой долг и пал, служа своему королю, - твердо отозвался Кэрдан, - я тоже пошлю его семье письмо. Пусть их горе хотя бы немного уврачуется гордостью за него. Трандуил помолчал. А потом также спокойно и холодно добавил. - Итак, уже два нападения. Кэрдан обернулся, и Орикон выпрямился в кресле, глядя на короля, а Трандуил пояснил: - На одном и том же месте близ верфей с двумя лихолесскими эльфами случается одинаковая беда, хотя митлондцы безбоязненно ездят туда-сюда каждый день. Обоих поражает один и тот же удар. Вы что же, судари, будете утверждать, что близ верфей просто растет вредная для лихолесцев порода ромашек? - Друг мой, это лишь совпадение, - начал доселе безмолвный Элронд, сидящий напротив Орикона, - то, что случилось с тобой… - …Абсолютно то же самое, - перебил Трандуил, - я прекрасно помню это чувство, как прямо за сердцем вздувается огненный шар, и жизнь начинает сама утекать прочь, а ты только ловишь воздух губами и знаешь, что тебе конец, и страшно так, что немеют пальцы. - Но ты уцелел, - задумчиво констатировал Кэрдан, - более того, уже через несколько часов ты был в сознании и на ногах. Можно приписать это твоей физической силе и выносливости, но мне это кажется неубедительным. - К Морготу выносливость, - Трандуил вскочил из кресла, - вас удивило, что я сам добрался во дворец, хотя меня нашли на конюшне в беспамятстве? Так вот, господа, в тот же вечер я нашел в собственном рукаве записку. И в ней меня без всяких иносказаний предупреждают держаться подальше от верфей, ибо там меня подстерегает опасность. Кэрдан нахмурился: - Записка с предупреждением? Ты не сказал нам о ней. Она подписана? - Нет, - после секундного колебания ответил король, - но написана грамотной эльфийской рукой. После этого предупреждения я и послал Элрика на верфи, узнать, не случилось ли беды с Ориконом. Кэрдан порывался что-то еще сказать, но из кресла поднялся Элронд: - Господа, не будем отвлекаться. Давайте подведем хоть какой-то итог. Пострадали двое, оба лихолесцы. Разного возраста, разного положения. Происшествия случились подряд и слишком похожи, чтобы быть совпадением. Значит, мы можем действительно предположить какое-то странное природное явление, поражающее лишь лихолесцев, но это, согласитесь, звучит сущей чушью. Если же Трандуил прав, и эти несчастья – чье-то сознательное злонамеренье… Элронд умолк, хмуря высокий лоб и словно ища ускользающий вывод, будто пытаясь схватить мельтешащего у самых глаз, вертлявого мотылька. - Я вижу только один вариант, - продолжил он, - оба были атакованы враждебной и, видимо, магической силой. Но в нападение на Трандуила успела вмешаться некая третья сторона, спугнувшая злоумышленника и не давшая ему довести дело до конца. Таинственный спаситель и доставил нашего друга во дворец, умудрившись остаться незамеченным. Элрик же оказался с врагом один на один и был убит. Трандуил побледнел, на скулах вспыхнули ненавистные ему пятна румянца, всегда выдававшие гнев вопреки легендарному самообладанию лихолесца. - Значит, эта неведомая тварь не трогает рабочих верфи… - …Потому что мы ей не интересны, - кивнул Орикон, - она ищет добычу покрупнее, чем плотники и парусных дел мастера. - Но почему тогда погиб Элрик? - Полагаю, это месть за твое спасение. На парне просто отыгрались, - пояснил эльфинит. - Что за морготова чушь! – зарычал король, ударяя ладонью по столу, - что это за новая сволочь, будто мало нам паскудной твари там, в Великом море! - Я не думаю, что эта сволочь новая, милорд, - Орикон тоже поднялся на ноги, - лучше скажите, господа, что вы намерены сейчас делать? - Ясно, что, - отрезал Кэрдан, - сейчас я распоряжусь об отряде, отправлюсь к морю и прочешу мелким гребнем всё побережье на десять миль окрест. Еще не хватало, чтоб мой друг и гость стал жертвой какой-то швали, а я, Перворожденный эльф и владыка, позволил ей уйти! - Именно, дружище, - кивнул Орикон, - ты всегда так делаешь – лично идешь отрывать головы тем, кто обидел твоих немногочисленных близких. На то у этой твари и расчет. - В смысле? – огрызнулся Кэрдан, а Орикон пояснил: - Я тоже Перворожденный, не забывай, брат. И если за морготову уйму веков я нажил хоть горсть здравого смысла и прозорливости, то все это затеяно не ради его лихолесского величества. Это ловушка на тебя, Горностай.